что ли влияет?
— А из дома Федора Васильевича я только фотографии и забрал.
— Почему?
Я замялся, делая вид, что сомневаясь — говорить или нет. Сидор Кузьмич подобрался, ожидая ответ, но не торопил. Молодец, хорошо работает. Поторопи он пацана, и показал бы, что его очень интересуют эти снимки. Я вздохнул и покаялся:
— Ну… Мы с пацанами пару раз спускались в подземелья… Так вот, я, когда разглядывал фотки, понял, что старик снимал тем места, рядом с которыми есть проходы под землю. Я не все их знаю. Но это точно они! — я победно улыбнулся, показывая, какой молодец.
Собственно, я ничего не терял. Все эти точки давным-давно были известны. Остальные точки входа я запомнил, и обязательно проверю. Осталось придумать, как отсортировать фотографии, чтобы в руки Сидора Кузьмича попали только нужные карточки.
— Я тебя услышал, — Сидор Кузьмич задумчиво пощипал подбородок. — А, кстати, где они? Покажешь?
«Хорошая попытка, засчитано», — улыбнулся я про себя, но в глубине души отчетливо понимал: если даже мичман еще не знает, куда я спрятал архив старика, выяснить это для него раз плюнуть.
Спасибо дураку-соседу, который стырил карту, но выкинул папки, теперь кроме Василисы Тимофеевны никто не знаете, где они лежат. Если, конечно, медсестер не допрашивали после того, как меня увели под белы рученьки на глазах у всего травматологического отделения.
И тут меня осенило: вряд ли Сидора Кузьмича просил показать фотографии, если бы особисты их нашли. Значит, велика вероятность, что с персоналом больницы никто не разговаривал обо мне и моих просьбах. Получается, меня реально выдернули сюда, в кабинет к мичману, чтобы просто… поговорить и договориться? Чудные дела творятся, однако.
— Покажу, отчего ж не показать, — кивнул я головой, продолжая размышлять в сторону сокрытия части документов.
Интересно, когда сосед сливал меня Комитетчикам, (или он ментам звонил, а те уже переадресовали звонок?) он про карту что-нибудь сказал, которую приханырил?
— Сидор Кузьмич, а можно вопрос? — едва не перебив мичмана, вылез я на передний план.
— Задавай.
— Вы своих сотрудников почему за мной прислали? Из-за пожара? Или давно следили? — спросил в лоб.
— Кхм… — начальник хмыкнул, но ответил. — Видишь ли, о том, что ты… кхм… предполагаемый родной внук старика Лесакова, мы знаем давно. Но… наблюдения за тобой не было. Ты охотно сотрудничал со мной, — тут Кузьмич ехидно улыбнулся. — Поэтому все время был под контролем.
— Сотрудничал? Вы о чем? — наигранно удивился я, надеясь узнать подробности отношения Лесакова младшего с начальником отделения ОСВОД.
— Алексей, — мичман поморщился, — не придуривайся. Статья сто пятьдесят четвертую за спекулянтство никто не отменял. Торговля из-под полы спиртными напитками прекрасно под нее попадает.
«Ах, ты ж, сволочь какая! — внутри все заклокотало от злости. — Сам, значит, пацана подвел под монастырь, чтобы теперь шантажировать?! А я-то уши развесил, как дурак, решил, что Кузьмич, несмотря на контору, человеком остался. Гнида он, а не человек!»
— Поэтому, дорогой друг, выбор у тебя небольшой: сотрудничать или под статью пойдешь. А это, сам понимаешь, конец всему. Учеба, работа, перспективы — все коту под хвост.
— А доказательства? — я едва сдерживался, чтобы не выматериться вслух.
Вот поэтому и пел канарейкой товарищ Прутков все это время, заходил то с одной стороны, то с другой. Прощупывал, проверял студента, прикидывался добрым полицейским. Тьфу ты, особистом. И я хорош, почти поверил, решил, что раз старше по факту рождения, значит, смогу объегорить, выкрутиться. Не срослось.
— Доказательства, говоришь? Имеются, Алексей, доказательства. По всем направлениям. И к делу Рыжовых тебя привязать — раз плюнуть.
— Это каким еще образом? — опешил я.
— Ну как же, — улыбнулся Сидор Кузьмич. — Скрыл преступление, препятствовал следствию, способствовал побегу преступника.
— Я?!
— Ты, Лешенька, ты, — еще ласковей улыбнулся Сидор Кузьмич. — Рыжова старшего кто поймал, а потом отпустил? Ты, товарищ дружинник.
— Да не ловил я его! — психанул я. — Я его даже не догнал!
Черт, Леха! За базаром следи, идиот малолетний!
— Вот, — Сидор Кузьмич назидательно поднял вверх указательный палец. — Не поймал, а способствовал побегу.
— Да каким образом-то?
— Почему один вдогонку побежал? Почему товарищей с собой не позвал, никому не сказал, что преступника опознал? Почему на помощь не позвал, когда понял, что преступник уходит?
Да что за развод такой тупой?! Я смотрел на мичмана во все глаза и не мог поверить, что этот бред он выдает за чистую правду и не морщиться. Хотелось рассмеяться в лицо товарищу, но я вдруг отчетливо понял: не то время, не то место, да и я слегка не в том положение, чтобы встать и уйти.
Как-то вдруг навалилось осознание, что я действительно в другом времени, в чужом теле. И если до этого мне казалось, что я принял ситуацию и живу, отталкиваясь от здесь и сейчас, то по факту выясняется ни черта подобного. Я по-прежнему там, в своем прошлом, точнее, будущем, живу надеждой на то, что все это мне снится.
— Так, Сидор Кузьмич… — я поднялся с дивана и встал напротив совершенно незнакомого мне человека. — Вам не кажется, что мы куда-то не туда пошли? Угрозы, шантаж, подстава.
— Что-о-о? — мичман обалдел от моей спокойно наглости.
— Подождите, — я мысленно матернулся на себя: ка же трудно быть молодым пацаном, когда ты давно уже взрослый мужик и привык решать проблемы другими способами. — Я что хочу сказать. Сидор Кузьмич, давайте начнем сначала. Готов обсудить аспекты сотрудничества. В пределах разумного. Вы хотели рассказать мне про моего деда, точнее, доказать, что Фёдор Васильевич действительно является мои родственников. Как и товарищ Лесовой, если я не ошибаюсь? Я готов выслушать Ваши аргументы, и если предоставленные факты меня убедят, покажу Вам архивы моего… хм… предполагаемого дедушки.
— Если? Ты ничего не перепутал, товарищ Лесаков? — Кузьмич как-то быстро вял себя в руки и снова давил взглядом и силой. Но я уже вроде пришел в себя, выключил клоуна и включился в советскую действительность.
— Никак нет, Сидор Кузьмич, — вытянулся я во фрунт. — Покажу, расскажу, поделюсь своими предположениями. Если архивариус Лесаков действительно является моим родственником.
— Заканчивай дурить, — буркну Сидор Кузьмич. — Принимается.
К моему удивлению, мичман шагнул ко мне и протянул руку. После секундного колебания, я пожал мозолистую ладонь, заключая временное перемирие. Не знаю, догадывался ли об этом Кузьмич, но я для себя четко решил: слушаю его версию и делюсь частью информации.
Для Пруткова это невыгодная сделка, вот только он об этом не догадывается: знаю я мало, в основном мои умозаключения строятся на происшествиях и моих домыслах. Что касается архива —
