прошелся по кабинету.
— Второго мальчишку Лесаков пристроил в бездетную семью, уж не знаю, как и что, но мальчишка перестал разговаривать. Когда приемные родители сгинули, его тоже отправили в детский дом. Пацан был маленький, свою настоящую семью или не помнил, или ему велено было не вспоминать. Его поначалу посчитали за немого, ну и присвоили фамилию приемных родителей, имя от балды дали, отчество, соответственно, покойного неродного отца получил.
— Как так? — удивился я. — А документы на ребенка? И что с приемными стало? Почему сразу оба сгинули? Куда?
— Не так быстро. Смутные времена были, власть менялась постоянно, бандиты. Убили их, квартиру обнесли, хозяев в расход, а пацана приемная мать успела спрятать. А вот документы не нашли. Предполагаю, бандиты прихватили с собой все хозяйские бумаги.
— Зачем? — удивился я.
— Продать паспорта, заработать денег.
— Сидор Кузьмич, не сочтите за недоверие, но откуда Вы знаете такие подробности?
Я слушал рассказ мичмана и не понимал, как он раздобыл такие детали? Такое чувство, что сам присутствовал в момент подкидывания детей, и при трагедии, и при регистрации второго пацана в детском доме.
— Работа такая, дотошная, — мичман широко и искренне улыбнулся, да только я с трудом поверил с эту искренность. — При желании все можно разыскать и выяснить, Алексей. Главное, места знать, способы и людей.
— Что ж за люди-то такие, — проворчал я, примерно представляя объем работы, которую пришлось сделать, чтобы раскопать все эти сведения. — Ну и как фамилия второго пацана? — спросил я обреченно, примерно догадываясь, каким будет ответ.
— А сам как думаешь? — хмыкнул Сидор Кузьмич.
— А сам я думаю, что судьба сыграла смешную шутку с именами братьев, точнее с именами их наследников. — вздохнул я. — То есть Вы, Сидор Кузьмич, абсолютно уверены в том, что мой отец родом из этих самых извергнутых, точнее, отвергнутых… тьфу ты, — сплюнул я, запутавшись в словах. — Изгнанных Лесли, которые стали Лесаковыми? И если я Вас правильно понял, то второй мальчишка, который немой, он в детском доме стал Лесовым Иваном?
— Верно.
Я задумался, что-то у меня не складывалось. Архивариус был глубоко старым человеком. Если он исчез в послереволюционные годы, то нестыковочка выходит по сыновьям, точнее, по возрасту сыновей. Отцы наши должны быть старше, чем сейчас.
— Стоп, когда Вы говорите, он исчез? Сразу после революции? И уже с детьми? — уточнил я, пытаясь хотя бы примерно разобраться в датах.
— Первый раз да, — кивнул Сидор Кузьмич.
— А был еще и второй? — я удивился. — Пять минут назад Вы сказали, что Лесаков старший исчез после революции и тогда же подкинул двух детей.
— Нет, Алексей. Я сказал: следы Лесакова теряются во время революции и после нее. Первый раз он исчез сразу после того, как в город привезли… — Сидор Кузьмич внезапно оборвал свой рассказ на полуслове. — Короче, первый раз он исчез в девятьсот семнадцатом. Объявился он примерно перед началом войны уже с двумя пацанами на руках. Второй раз испарился буквально накануне того дня, когда в город вошли немцы.
Я сделал вид, что не заметил, как мичман резко заткнулся, когда заговорил про первую пропажу Федора Васильевича, продолжая мысленно прикидывать возраст обоих Степанов. Интересно, о чем умолчал особист? Что привезли в город в семнадцатом году? И причем здесь архивариус? Черт, и все-таки, откуда товарищ Прутков знает такие подробности из личной жизни старика? Словно следил за ним чуть ли не от рождения?
Так, если предположить что мальчишки были совсем маленькими, получается, что и Лесовой, и Лесаков вполне могли быть моими, хм, отцами. Батя студента ушел из жизни лет пять назад, и было ему около сорока. Мой отец помладше будет. Если подумать версия особиста имеет право на существование. И все-таки откуда столько информации? Может, Федор Василевич дневник вел? Не удивлюсь с его-то профессией, и страстью с документации, вполне мог и записывать для потомков события своей жизни, не надеясь на память.
Черт, Леха, напряги память, покопайся в закромах, вспомни, что такого важного случилось в Энске в годы революции?
— Ну, предположим, что я Вам поверил, — задумчив протянул я. — Даже допускаю, что Федор Васильевич мой родной дед. Но тогда вопрос: почему старик не проявлял никакого желания отыскать своих детей и внуков, объясниться с ними? Что случилось что он вдруг, внезапно, ни с того ни с сего начал разыскивать именно меня?
— С чего ты так решил? — ничуть не удивился Сидор Кузьмич.
— Да хотя бы из нашего разговора, — я задумался на секунду. — Ну да, напрямую речь не шла, но он был очень настойчив, когда пытался назвать меня наследником. Это во-первых. А во-вторых, Анна Сергеевна, соседка, уверяла, что ключи он мог отдать только родной крови. Потому она и отдала мне бумаги, когда я ей ключи предъявил.
«А не Вы ли, дорогой Сидор Кузьмич, наведались к старику? Напугали его д такой степени, что он решил срочно отыскать внука и передать ему… Что? Знания? Тайны? Шифры и коды от дверей в подземелье? Что ты сделал с архивариусом Кузьмич? Угрожал жизнью его детям?»
Мысли перекатывались в голове тяжелыми булыжниками. В кабинете модно было топор вешать, настолько хозяин задымил воздух. Я хотел было попросить открыть окна, но во время сообразил: не откроет. Не зря же они заклеены. Если мичман в городе на положение крота, то будет избегать любой случайности быть узнанным простыми горожанами.
Распахни окно и тебя тот час же кто-нибудь из знакомых да увидит. Городишко-то маленький, а Комитет госбезопасности практически в самом центре находится. По Коммунаров детвора из военного городка через парк по городской аллее ходит в музыкальную школу. Многих водят родители. Случайный взгляд в окно, а там Кузьмич по форме с сигаретой в зубах вот, и все инкогнито раскроется. Форточки тоже не открыть, наглухо замазаны краской. Видимо, кабинетом нечасто пользуются, оттого хозяин и не озаботился проветриванием.
— Думаю, ты прав, Алексей… — Сидор Кузьмич задумался. — К тому моменту документы Федора Василевича искал не только я… Не только мы, — быстро исправился особист.
«О, как интересно! — я едва удержал покер-фейс, чтобы не выдать своего удивления. — А точно ли в Комитете знают про архивариуса, его архив и про меня в том числе? Может, это частное расследование товарища Пруткова? Но, черт возьми, что же ты ищешь, мичман? Что тебе нужно в тех бумагах?»
Я крепко задумался и едва не пропустил следующую реплику комитетчика.
— Но, думаю, дело намного проще. Лесаков Степан Николаевич старший сын, поэтому, умаю, старик и назвал тебя наследником. В дворянских семьях всегда наследует
