таким количеством самолетов просто не представлялось возможным.
Не смотря на очевидный перевес в силах одновременно на земле, в воздухе и на море, легкой прогулкой для англичан Норвежская операция не была. Так, например, 2 октября на переходе между Штелендскими островами и Норвегией ударом из-под воды был потоплен легкий крейсер «Цейлон», сопровождавший конвой из трех транспортных кораблей. Попытка пары эсминцев типа «W» поймать подводную лодку успеха не принесла, тихий охотник успел уйти на глубину и скрыться.
И вообще регулярные нападения на английские конвои, курсирующие по слишком очевидному маршруту между Британскими островами и Норвегией вынудили Адмиралтейство прибегнуть к ответным действиям. Уже с десятых числе октября транспортные суда были перенаправлены по более сложному маршруту со значительным отклонением на север.
26 октября продвинувшиеся за полтора месяца на полторы сотни километров в глубь полуострова англичане сумели сбить противника с очередной оборонительной позиции у селения Борлаг. До этого момента война на этом направлении выглядела так: англичане подходят к очередному укрепленному рубежу, обрабатывают его артиллерией, вываливают несколько сотен тонн бомб, а потом просто заходят оставленные немцами окопы, после чего ждут пополнения в боеприпасах, и двигаются дальше до следующего укрепленного пункта. Сражаться до последнего за кусок промерзшей северной земли на седьмой год войны уже не желали ни те не другие.
Однако падение именно этой позиции уже реально могло привести к окружению до сих пор достаточно крепко держащихся частей на главном направлении. Пришла пора что-то решать: либо отступать, либо перебрасывать на север дополнительные дивизии для стабилизации фронта. В Берлине — а в этот момент советские войска как раз вышли на границу Восточной Пруссии — выбрали первый вариант.
17 ноября началась операция по эвакуации корпуса Рендулича на «большую землю». На самом деле вывоз всего ценного, что было жалко оставлять противнику начался еще в середине октября: на континент оправились немногочисленные норвежские производства, были перегнаны на датский берег все гражданские суда, а также вывезены норвежцы за годы оккупации, участвовавшие в сотрудничестве с вермахтом. Последним от старой-новой власти ожидать чего-либо хорошего не приходилось.
Немцы достаточно педантично вывезли большую часть военного имущества, а что не смогли перевезти — уничтожили. А всего за две недели ноября из Норвегии было эвакуировано 48109 человек личного состава из различных немецких и вспомогательных подразделений, а также 18390 человек гражданских, не пожелавших оставаться на родине.
Осло было оставлено 25 ноября, а последний эсминец отчалил из порта Кристиансанна под самый занавес осени — 31 числа. На этом Норвежская эпопея немцев была окончена.
«Тридцать лет в строю» Пьер Бийот (пер. Самохвалова), М. Воениздат 1981 г.
Несмотря на то, что большие сражения весны-лета 1946 года прошли мимо меня, нельзя сказать, что мы сидели сложа руки и бездельничали. Мой полк, выведенный на пополнение и переформирование после продлившейся, казалось, ровно две вечности мясорубки под Днепропетровском — к февралю в составе подразделения осталось не больше 25 % от положенной по штату техники, а общая боеспособность упала до нуля — активно тренировался, осваивал новую технику.
Изначально нас перебросили под Смоленск, видимо планируя использовать в наступлении в Белоруссии, однако до этого в итоге так и не дошло. Большое наступление на Западной Украине вынудило бошей по собственной воле очистить «Белорусский балкон» дабы не угодить в очередное окружение.
Так или иначе, лето 1946 года стало для меня одним из наиболее приятных за последние… А я даже и не знаю сколько лет. Вероятно, с самого начала войны на долю вашего покорного слуги не выпадало столь спокойного и приносящего как физического, так и морального удовлетворения времени.
Сначала была война во Франции, где буквально каждую летнюю кампанию мы были вынуждены обороняться, метр за метром оставляя территорию своей страны. Потом — год в лагерях Советского Союза, которые, что бы о них не говорили разные «историки», были совсем не похожи на концентрационные лагеря фашистов. Подготовка к новой войне, и новые бесконечные отступления.
Этим же летом мой полк, стоящий в резерве, получил давно желаемую передышку, что в купе с хорошими новостями, поступающими с фронта, создавало непередаваемую атмосферу уверенности в победе. Если уж командование может себе позволить держать в тылу полнокровный тяжелый танковый полк прорыва и при этом успешно наступать по всем фронтам, значит дела у бошей действительно уже хуже некуда.
Тем не менее, нельзя сказать, что эти месяцы прошли в праздности. В полк поступили новые машины, получившие индекс КВ-4М, с более мощным двигателем, лучшей оптикой и рацией, а также дополнительно экранированным лбом и установленными заводским образом противокумулятивными сетками. В те времена именно ручное противотанковое оружие — поскольку у немцев бронированных машин становилось меньше с каждым месяцем — виделось советским офицерам самой главной опасностью. Подобные же экраны — сначала изготовленные кустарно, а потом и появившиеся в заводском исполнении — стали естественной реакцией на новую угрозу.
Командование в кой это веки расщедрилось — и это не упрек русским генералам, французские были еще хуже — на топливо и боеприпасы для учебы, поэтому все лето мы провели в учениях и стрельбах. Натаскивали новичков, подтягивали вернувшихся из госпиталей ветеранов. Последних было много, советская военная медицина того времени, как я понимаю, была одной из лучших и ставила обратно в строй больше половины раненных, поэтому недостатка в подготовленных кадрах мы не испытывали.
В первых числах августа меня вызвали в Москву. Было волнительно, среди наших ходили слухи о том, что де Голль с американцами требовали от советского правительства возможности забрать всех служащих во Французском легионе собственно французов, поскольку набранные колониальные дивизии остро нуждались в опытных сержантах и офицерах, которых Дакарским сидельцам взять было особо не откуда.
Слух этот с одной стороны породил понятное оживление среди скучавших по родному языку бойцов, а с другой — вызвал определенное раздражение. Среди тех, кто сражался с бошами в течение последних лет — пусть даже под чужим для нас красным флагом — авторитет дуумвирата Рейно — де Голль был не слишком высок. Нет, с одной стороны их уважали за несгибаемую решительность воевать с бошами до последнего и не сдаваться, не смотря ни на какие военные неудачи. С другой стороны, очень уж эти неудачи были тяжелы, чтобы их так просто можно было простить.
Поэтому далеко не все мои танкисты горели желанием менять ряды победоносной Красной Армии, которая активно гнала немцев на запад на сомнительную возможность повоевать под командованием американцев. Последних — тогда еще это не
