больничном центре Святой Анны. Там ещё с семнадцатого века душевнобольным помогают.
Попробовать Сормаха током полечить? Нет? А, ещё у меня какие-то варианты имеются?
— Полечить, говоришь, Николай, тебя?
— Да, что угодно делай. Хоть голову отрежь и обратно пришей! — на Сормаха смотреть было больно, а другим каково? Николая Гурьяновича-то я каждый день своими зверьками хоть как-то пытаюсь на ноги поставить.
— Ну, так радикально мы пока делать не будем. Есть способ, но не знаю — поможет ли…
— На всё я, Нинель, согласен. Давай пробовать будем.
— Давай.
Кстати, недалеко от того места, где мы сейчас, больничный центр Святой Анны и находится.
Так, а если всем отрядом нам туда переместиться? В психиатрической больнице-то нас точно островитяне искать не будут.
Я высказал свои мысли военному коменданту Парижа. Он одобрил моё предложение и около полуночи мы уже входили на территорию лечебного заведения через павильон Маньяна.
Разместились мы, что делать — война, в часовне Святой Анны, не в палатах же, там все места были заняты.
Большие и серьезные дела среди ночи не начинают.
— Утром твоей головой и займемся, — уведомил я Сормаха.
— Быстрее бы…
— Мозги — дело темное и далеко непознанное, торопиться не будем, — настоял я на своем.
Глава 37 Лечение электрическим током
— Темное… — согласился Николай Гурьянович. — Темней не бывает.
Видно было, что какой-то ещё и вопрос у него на языке вертится. Вас бы привели в психиатрическую больницу, тоже вопросы бы возникли.
— Ты, Нинель, чем, лечит-то меня думаешь? — сказано это было Сормахом излишне безразлично.
— Током, — не стал я вдаваться в подробности.
— Током… — это было произнесено комендантом Парижа уже уважительно.
К электричеству здесь отношение особое, не привык ещё народ к нему. Кто-то и за чудо считает.
— Если утром лечиться будем, то уже сейчас ни пить, ни есть нельзя, — ограничил я свободу действий Сормаха.
Кстати, чуть об этом я не забыл сказать. В вятском психиатрическом отделении всегда так делали. Нам, смотрителям, поручали следить, чтобы у пациента перед процедурой в течение шести часов в роту и маковой росинки не было.
— Хорошо, хорошо. — кивнул Сормах.
С докторами не спорят, разумные больные им безоговорочно подчиняются.
Аппарат в больничном центре Святой Анны оказался такой же, как в Вятской губернской земской больнице. Вернее, в ней — такой же как тут. В России пока таких электрических машин не делали, покупали в Германии.
Кресло с подголовником, куда следовало поместить пациента, внушало уважение — было массивным и даже на вид дорогим. Чуть ли не из черного дерева.
Николай Гурьянович на это сооружение посмотрел с явной опаской.
— Не угробишь?
— Постараюсь.
— Точно?
— Точно.
Руку на сердце положа — полной уверенности в этом у меня не было. Сам я электрическим током больных никогда не лечил, но когда-то начинать надо. Не с самого сильного разряда я за это дело примусь и не долго его через голову Сормаха пропускать буду. Не поможет, дальше, как и что думать буду.
— Привязать тебя, Николай Гурьянович, надо. — я указал на кресло Сормаху.
— Зачем ещё?
— А, чтобы не убежал, — пошутил я.
— Ну, надо так надо, — согласился мой подопытный.
Иначе Сормаха теперь и не назовёшь.
Кресло имело четыре точки мягкой фиксации пациента. Тканевыми лентами я прикрутил ноги Николая Гурьяновича на уровне голеностопных суставов, а руки — на уровне запястий.
— Теперь уже точно не убежишь. — поёжился Сормах.
— Могу и обратно отвязать. — улыбнулся я коменданту Парижа.
— Ладно тебе, давай уж быстрей…
Я протер кожу на висках Сормаха спиртом, а затем — дистиллированной водой. Аккуратно и разборчиво подписанные пузырьки с нужным на столике, что находился рядом с креслом, стояли. Я ещё и предварительно понюхал жидкости для надежности, мало ли.
— Что продукт переводишь, дал бы лучше глонуть, — чувство юмора моего пациента перед процедурой не покинуло.
— Нельзя. Потом налью — для закрепления эффекта.
— Это — дело, — не отказался Сормах.
Электроды заняли свои места на плоских участках той и другой височных костей. Причем — строго симметрично. В Вятка в психиатрическом отделении именно так и делали.
— Сейчас глаза закрой и спокойно сиди, — скомандовал я Николаю.
Я провел необходимые манипуляции на панели аппарата, силу удара током выставил в положение «четверть». Может, Сормаху и этого будет достаточно?
Раз, два, три, четыре, пять! Хватит!
Судороги Сормаха уже не били, он сидел с закрытыми глазами и молчал.
— Николай, как ты?
Ответа мне не последовало.
— Николай Гурьянович!!!
— Что?
— Как ты?
— Нормально.
— Что, нормально⁈
— Всё нормально. Как заново родился.
Сормах открыл глаза и подмигнул мне.
— Развязывай давай.
— Сейчас развяжу. Ты, только посиди немного, сразу не вставай. Голову закружит и упадешь ещё.
— Как скажешь. Ты, Нинель, доктор, тебе и карты в руки. Кстати, кто-то мне спиртику обещал…
Обещания выполнять надо, поэтому я налил мензурку до краев.
— О, это — по-нашему.
Комендант Парижа снова подмигнул мне. Причем, другим глазом, а не тем, что сразу после лечения.
Это, что, так ток на его головушку подействовал?
— Ну, как дела? — решил я снова проконтролировать состояние моего пациента.
— Хорошо всё. Наливай ещё…
Глава 38 Домой бы нам надо…
Совсем у Сормаха всё прошло?
Временное это улучшение?
Тут, как говорится, время покажет.
В парижской психиатрической больнице мы сидели как у Христа за пазухой. Островитянам и в голову не могло прийти, что здесь мы прячемся.
Николай Гурьянович в себя пришел и демонстрировал сейчас бурную деятельность. Нет, это я не правильно о нём говорю. Не демонстрировал, а вёл. На вокзал, куда наши должны прибыть, к башне инженера Эйфеля, к Люксембургскому дворцу и в прочие важные места группы наблюдателей у него были направлены. Выявлялись места содержания взятых британцами в плен, размещение самих островитян в столице Франции, даже нескольких языков мы захватили с целью получения информации.
Самое главное — второй адской машины у британцев в Париже не было. На острове? Вот это плененные нами не знали.
— Хрен с ней, этой Францией, никуда она от нас не денется. Придет время — вернем, — рассуждал вслух
