class="p1">— Прямо сейчас, — прозвучало мне в ответ без тени сомнения.
Через два часа мы Париж и покинули.
Придется ли снова здесь побывать? Кто знает…
До германской границы мы докатили без проблем. Ближе к ней в городках, что мы проезжали, уже какая-то жизнь теплилась. Трубы над домами дымили, люди на улицах присутствовали.
Нас не останавливали, даже приветственно руками помахивали.
На приграничной, уже германской, станции маятник качнулся в обратную сторону.
Состав наш начал тормозить.
— Что случилось?
Сормах уже в окно вагона выглядывал, а я немного замешкался. В спину Николая Гурьяновича вопрос и задал.
— Пока не знаю…
Я чуть отодвинул его в сторону, сам к окну прилип.
— Это же…
— Вижу, Нинель…
На соседнем пути, ближе к зданию вокзала, стоял состав. Вернее, что от него осталось.
Пока из нашего окна были видны только обгоревшие вагоны. Вот и паровоз показался…
Восстановлению он едва ли подлежал.
— Это же наш поезд. В котором петроградцы уехали! — сердце у меня упало.
— Ехали, да не доехали… — Сормах скрипнул зубами. — Союзнички…
Только ведь всё хорошо было! Создателя адской машины мы ухлопали, как спастись от её воздействия — выяснили, домой со всем этим как на крыльях радостно летели, а тут…
— Останавливаемся? — я вопросительно повернул голову к Сормаху.
— Уже остановились.
Наш состав уже почти встал, буквально по сантиметрикам вперёд продвигался. Видно, ведущие паровоз питерцы тоже узнали, что рядом на путях находится.
Сормах матюгнулся, сорвал трубку с телефонного аппарата, по которому мы с нашим паровозом переговаривались.
— Какого тормозим?
Ему что-то ответили. Я, понятное дело, этого не услышал.
— В каком вагоне ящики были? — Сормах, не убирая трубки от уха, смотрел на меня.
— Во втором от паровоза.
Что, забыл он?
— Быть готовыми к отправлению! — рыкнул Николай Гурьянович в трубку.
Он, что, посмотреть решил, целы ли ящики⁈ Нас же сейчас тоже…
Глава 40 Огнем и гранатами
Я вслед за Сормахом спрыгнул вниз из вагона.
Под подошву правого сапога какой-то вредный камешек попался, так что чуть ещё и ногу не подвернул. Торопился, портянки не намотал, поэтому голеностоп сапог не плотно облегал.
Мля! Больно!
Прихрамывая я побежал за комендантом покинутого нами Парижа.
Что там на перроне вокзала делается из-за сгоревшего состава не было видно. Ну, как нам не видно, так и оттуда тоже имеется преграда для нашего рассматривания. Какое-то время поэтому у нас с Николаем Гурьяновичем и имеется.
Из огнеметов состав петроградцев сожгли? Впрочем, их тут пламеметами называют…
Гадостное это дело — огнемёт. Когда я на войне с японцами был, там уже их саперы распыляли керосин ручными насосами, а потом горящие тряпки бросали. Гори, гори ясно…
Германцы уже тряпки не кидали. Большими и маленькими огнеметами в головешки наших солдат превращали. С маленьким два солдата управлялись. Один за спиной тащил баллон с огнемётной смесью, а второй, который с «копьем», метал через него горящую смесь чуть не на тридцать метров.
Это — в начале войны. Потом у немцев и портативные огнеметы появились. С таким уже один солдат справлялся.
В плен мы огнемётчиков не брали. Не должны такие суки жить…
Вагон, где петроградцы ящики везли, которые мы от башни инженера Эйфеля забрали, почти напротив нашего на рельсах стоял. Мне и Сормаху всего ничего пробежать-то и надо было.
Целых стекол в окнах вагона почти и не было. Почему? Может — пулями их побило, может — когда вагон горел они лопнули. Мне сейчас гадать об этом было некогда.
— Подсади!
Сормах у первого же разбитого окна остановился и мне на него показывает.
Что, он через него собирается внутрь вагона влезть?
Оказалось, пока — только заглянуть. Узнать, что там с ящиками.
Я руками в стенку вагона уперся, присел, а эта громадина мне на плечи залезла.
Мать моя женщина! Чувствую, что внутри у меня что-то даже как бы треснуло!
— Вставай! Видишь, низко мне!
Вставай… Легко сказать. Пудов шесть, наверное, в Сормахе. Уж не меньше…
Встал, а что делать?
Тут вдруг тяжесть на моих плечах полегчала. Нет, Сормах внутрь вагона не влез, а только на низ оконного проема навалился.
Спрашивать я его ничего не стал. Вниз спустится — сам расскажет.
— Гранаты есть? — стоящий на моих плечах задал мне вопрос.
Он, что — издевается? Какие гранаты? Я сейчас в сапогах на босу ногу, хорошо — шаровары успел натянуть!
— Нет, — хрипнул я в ответ.
Сам стою и терплю. Пусть там Сормах всё хорошо рассмотрит.
Тут вдруг без всякого предупреждения Николай Гурьянович с моих плеч вниз сиганул. Когда он уже приземлился, где-то со стороны зданий вокзала пулемет заработал и по горелому железу у меня над головой очередь хлестанула.
Э-э-э! Так и убить ведь можно!
— За мной! — количеством слов команды Сормаха сегодня не радовали.
— Стой тут!
Сам он по лесенке в вагон начал подниматься, а меня внизу оставил. Честно сказать, не понял я его задумку.
— На! — мне были протянуты две ручные гранаты.
У самого Сормаха такие же из-под ремня выглядывали.
— Туда беги и в окна брось! — Николай Гурьянович указал мне на дальний от нас конец сожженного вагона петроградцев.
Я сделал как было приказано. Сормах в это время занимался другой половиной вагона.
Сердчишко у меня при этом трепетало — пулемет-то со стороны вокзала почти не умолкал. Хорошо, вагон у петроградцев блиндированный и пулеметные пули его не прошибали.
— Поехали, поехали!!! — Сормах орал, а при этом ещё и мне рукой махал, сочетал вербальное и невербальное.
Я ждать себя не заставил — скорее нам надо с этой станции убираться.
Вагон дернулся и мы покатили, всё быстрее и быстрее. Вслед нам стреляли, но какого-то значимого эффекта это не имело.
— Что с ящиками? — чуть отдышавшись задал я вопрос Николаю Гурьяновичу.
— Сгорело внутри вагона всё, лежат на полу какие-то железины черные, проводки путаные, стекло битое… — отозвался Сормах. Вид у него был крайне задумчивый.
— Значит — нет больше машинки?
— Нет. — Николай Гурьянович не отрывал взгляд от окна, что-то там будто всё разглядывал.
— Зачем тогда мы гранаты кидали? — решил я прояснить для себя приказ Сормаха.
— Так оно надежнее будет, — покачал головой Сормах и наконец перевел глаза с
