Прежде чем Стэнтон успел ее одернуть, вмешался бармен:
– Извините, сэр, но, к сожалению, за стойкой дам не обслуживаем. Прошу госпожу сесть за столик.
– «Кровавую Мэри», силь-ву-пле, гарсон. – Маккласки шатко направилась к столику.
– Чистый томатный сок слегка разбавьте водой, – внес коррективы Стэнтон и поспешил следом: – Профессор, у вас сотрясение мозга.
– А то я не знаю. Такое ощущение, как будто муниципалитет прокладывает канализацию в моей голове. – Маккласки полезла в сумку, ту самую привезенную из будущего громадину, которая теперь (совсем не случайно, подумал Стэнтон) была абсолютно в духе эпохи, достала блистерную упаковку ибупрофена и выдавила четыре таблетки.
– Уберите, профессор, – прошипел Стэнтон.
– Да ладно тебе, никто не заметит.
– Мы не знаем, что могут заметить люди. Теперь молчите и слушайте. – Стэнтон смолк, потому что подошел официант с заказом Маккласки. Если профессорша и почуяла отсутствие водки, она сочла за благо не поднимать волну.
– Ну, вздрогнули, – сказала Маккласки.
– Повремените с тостами. Какого черта вы здесь делаете?
– Я же сказала, я не собираюсь ошиваться в постели, когда…
– Я не про бар. Я имею в виду 1914 год.
– Ах, это… некрасиво получилось. Прости.
– Некрасиво? Ваш поступок, – Стэнтон пытался не кричать, – это предательство всех принципов, о которых вы талдычили с того дня, как втянули меня в вашу затею. Пять месяцев вы разглагольствовали о возрождении мира и втором шансе для человечества, о спасении миллионов солдат на полях Фландрии и узников русского ГУЛАГа, но, оказывается, все это ради того, чтобы вы посмотрели «Пигмалиона».
– Нет, Хью! Правда. Честное слово. Для меня эта миссия… но в ту секунду я не устояла…
– Вранье! Вы заранее все спланировали: заготовили документы, взяли напрокат дурацкое карнавальное платье…
– Нет! Мысль появилась неделю-другую назад. И чем ближе был решающий день… Если в будке поместятся двое, почему бы и нет?
– Почему? Почему бы и нет?! Господь всемогущий, все могло рухнуть, еще не начавшись. Вы же могли меня вытолкнуть и занять мое место, пока дрались с обкуренной турчанкой.
– Ой, я про нее и забыла, – усмехнулась Маккласки. – Но ведь я же тебя не вытолкнула, мы оба здесь, так что вреда никакого, правда?
– Пока никакого. Просто чудо, что мне удалось вытащить из подвала истекающую кровью бесчувственную женщину почти что в мини-юбке, через весь город доставить ее в отель, избежав ареста за сексуальное надругательство. Я всерьез подумывал прикончить вас и бросить в подвале. Я должен был это сделать. Я в ответе за судьбу всей британской армии. Надо было поступить с вами как с отработанным материалом.
У Маккласки вытянулось лицо.
– Отработанный материал? Ну это как-то чересчур сурово, Хью… Я понимаю, я не имела права, но… 1914-й. Не устояла.
Впервые за все годы Стэнтон видел ее искреннее раскаяние.
– Ладно, – вздохнул он. – Если честно, мы оба напортачили. Наша главная задача – не наследить в истории, пока не наступит время ее изменить, но в этом мы не особо преуспели.
Настроение Маккласки мгновенно исправилось:
– Да ну? В каком смысле оба напортачили? Что ты натворил, мой мальчик? Озверел, увидев голопузых базарных танцовщиц?
– Так вышло, что я предотвратил ужасную автоаварию. Спас мать и детей.
– А. – Маккласки отвела взгляд, прекрасно понимая, что этот случай перекликается с его прошлой жизнью. – Но ты не мог поступить иначе. Конечно, не мог.
– Не мог. Но если теперь это семейство надумает прокатиться в Сараево, с кем-нибудь столкнется и начнет цепочку подобных столкновений до того человека, который изменит распорядок дня эрцгерцога…
– Уж слишком маловероятно, Хью.
– Все события маловероятны, пока не случаются. Так учит теория хаоса.
Стэнтон предпочел не делиться другими подробностями своего утра. Из-за стычки в кафе, которая чуть все не погубила, на душе было паршиво.
– Значит так, – решил он, – сейчас вы вернетесь в номер и ляжете в постель. У вас серьезная травма, вам нужен максимальный покой. Завтра мы уезжаем, и я не хочу, чтобы на вокзале вас хватил удар.
У Маккласки опять вытянулось лицо:
– Уезжаем? Я думала, денек-другой побудем в Стамбуле. Константинополь, умирающая Османская династия. Вообрази, Хью! Магия тайны. Нельзя просто взять и уехать.
– Возьмем и уедем.
Занозой сидела мысль, что те молодчики – военные, а у британских офицеров тогда было до черта свободного времени. И они вполне могли выбрать этот бар местом проведения своего досуга.
– У нас четыре недели до означенного события в Сараево, – продолжил Стэнтон. – Вот мой план: завтра покидаем Константинополь и едем в Англию, где мы будем не так заметны. Кроме того, четыре дня в поезде – хороший способ не наследить. В Британии на две недели заляжем, потом вернемся на континент.
Маккласки скривилась. Оказалось, в платье есть карман, из которого она достала пачку папиросной бумаги и щепотку табаку.
– Господи! – прошипел Стэнтон. – Не вздумайте свернуть самокрутку!
– А что такого? Закон не запрещает. А я эксцентричная англичанка.
– Мы договорились не привлекать к себе внимания. Мы выполняем миссию.
– Вообще-то есть маленький нюанс, Хью. – Маккласки неохотно спрятала бумагу и табак в карман. – Миссию выполняешь ты. Я ничего не выполняю. И старая развалина и пьяница вроде твоей покорной слуги на самом деле будет тебе обузой. Брось меня здесь, а? Я не пропаду. У меня в подштанниках зашит миллион фальшивых денег. Вот сейчас таблетки подействуют, и я пойду веселиться.
– Нет, этого не будет, – твердо сказал Стэнтон. – По крайней мере, в ближайшие два месяца. Пока я не сделаю то, для чего вы меня сюда прислали. Всякий наш шаг, всякий вздох чуть-чуть изменяет известное нам будущее, на которое мы опираемся в своих действиях. Запланированные изменения произойдут только в Сараево и Берлине. Конечно, если шляться по Константинополю и любоваться видами, это вряд ли приведет к серьезным изменениям, но вы непредсказуемы, даже когда здоровы. Я не знаю, что вы можете сказать или сделать, тем более сейчас, когда вы контужены и днем заказываете водку. Извините, вы едете со мной.
– Но…
– Я повторяю: пока мы не предотвратим войну, самую разрушительную в истории, вы будете в точности исполнять мои приказы. Иначе – слушайте очень внимательно, профессор! – я вас пристрелю и сброшу в Босфор.
На другой день первым классом «Восточного экспресса» они отбыли из Константинополя в Париж. Профессор чуть не лопалась от восторга и изумленно ахала над всем, что видела, начиная с газет, купленных в киоске на вокзале Сиркеджи, и заканчивая роскошным убранством отдельного купе. Стэнтон решил, что лучше им ехать порознь. Он все еще сильно нервничал, ибо само присутствие Маккласки свидетельствовало об ее бессовестности и ненадежности. Если вдруг она выкинет фортель и привлечет к себе внимание, не нужно, чтобы в протоколе их имена соседствовали.
