На ветру, под моросящим дождиком, бандиты живо присмирели — скулили и мокли.
— Етта… Ей-богу, впору заново выстроивать Джезказганлаг для «степного отребья»! Ни своим жизни не дают, никому!
— Согласен, — вытолкнул я, с трудом разлепляя глаза…
… «Як-40» разбежался и взлетел — легко, будто вспорхнул. Под крылом зеленела степь, по-азиатски бескрайняя. Сонно поморгав на травяной простор, я сказал:
— Рит, позвони маме. Пусть берет Юльку и едет на «Юбилейный». Нам туда час лету… И шуруйте-ка вы в Москву!
— А ты? — спокойно спросила Рита, не размыкая глаз.
— А я останусь. Надо же проект закончить.
— И я остаюсь, — безмятежно улыбнулась девушка. — С тобой.
— Неспокойно же, Рит… Сама же видела… — забарахтался я.
— «Же ж»! — передразнила меня Рита, и серьезно добавила: — Тагдыр… Это по-казахски — судьба.
Вторник, 14 апреля. День
США, Нью-Мексико, Аламогордо
«Атомная пустыня!» — подумал Даунинг, оглядывая белые пески.
Собственно говоря, никакой это не песок — задувавший ветер перевевал дюны из кристаллов гипса. Коварная чолла щетинилась колючками на гребне, а в междурядье шуршала юкка.
Однако туристам безразлична жизнь полигона, они «фотаются» рядом со стартовой площадкой «Фау-2», толпятся около места испытаний «Тринити», первой атомной бомбы. А уж сколько этой дряни рвануло под землей… Пустыня вздрагивала много-много раз, и грунт проседал, выпуская облачка радона…
Директор ЦРУ поежился, рукой цепляясь за раму джипа. Водитель с лычками главного сержанта дисциплинированно вымолвил, не поворачивая головы:
— Подъезжаем, сэр.
Кургузый «Виллис» скатился на высохшее дно соляного озера, и помчал по гладкому «катку». Впереди пластал натруженные крылья С-5 «Гэлэкси», гигантский грузовой самолет, выкрашенный в унылый серо-синий цвет. Издали было видно, что носовая часть транспортника откинута кверху, а людишки-муравьишки тщатся запихнуть в грузовой отсек громадину инвертора времени.
Встречать высокого гостя выбежал сам Лит Боуэрс. Небритый, в изгвазданных джинсах и линялой, потной футболке, он никак не тянул на руководителя проекта.
— Сроки, Лит, сроки! — попенял ему Даунинг вместо приветствия. — Всё понимаю, но нельзя же вечно переносить дату испытаний!
— Да, сэр, — виновато развел руками Боуэрс. — Всё упирается в массу! Будь у нас «Сатурн-5», мы бы вывели нашу «игрушку» на орбиту! Вон, смотрите, — обернулся он к «Гэлэкси». — у нас получилось сто сорок тонн «усушить» до девяноста, но «шаттл» поднимет не больше двадцати пяти!
— И что? — нахмурился Даунинг. — Никак?
— Можно гарантировать, — осторожно заговорил Лит, — что «игрушка» выдаст два-три полновесных импульса с низкой орбиты. Если честно, — замялся он, — то два. Наверное…
— Понятно, — буркнул Джек. — Энергия?
— Да, сэр, — физик виновато развел руками. — Вернее будет сказать, острый дефицит энергии.
— Понятно… По данным разведки, русские хотят использовать портативный ядерный реактор… — глядя на огорченного Боуэрса, директор ЦРУ смягчился. — О’кей, Лит. Но в атмосфере-то ваша «игрушка» работает?
— О, да! — заново вдохновился конструктор. — Правда, пришлось повозиться — парни из «Локхида» оборудовали люк в днище грузового отсека…
— Босс! — тонко прокричал толстяк в бейсболке и огромных темных очках. — Запихали!
Жирное тело неприятно колыхалось на бегу, не умещаясь в широченные джинсы и безразмерную футболку, и Даунинг прикрыл ладонью скривившиеся губы.
— Сэр?.. — ждуще глянул Боуэрс.
— Показывайте вашу «игрушку», Лит…
* * *
«Гэлэкси» взлетел, и стал набирать высоту. Двигатели упруго рокотали, подтягивая самолет к синей стратосфере.
— Энергии хватает на десять импульсов, — громко заговорил Лит, шлепая «игрушку» по панели. — Целая очередь! Но тут места много, можно еще пару накопителей втиснуть, и выйдет сверхтяжелый истребитель!
— Тридцать две тысячи футов, — сообщил интерком жестяным голосом. — Выходим на цель.
Даунинг заинтересованно приник к мониторам.
— До мишени около ста миль, — сообщил Боуэрс, заметно нервничая. — Тахионный пучок практически не реагирует с плотными слоями, но активно теряет заряд… Сейчас… Вот!
Мишень — каркасный дом — заметно подрагивала на экране. Бледный пузырь энергосферы окутал здание, и оно не сгорело даже, а будто рассеялось в ярко-фиолетовых вспышках.
— Готово! Танк!
Невесть, где добытый «Т-34» полыхнул желто-белым накалом. Стальная броня вскипела, мгновенно испаряясь. Светившаяся малиновым цветом башня погрузилась, кренясь, в расплавленное нутро, а пушка изогнулась, как вареная макаронина.
— Сто двадцать миль! — похвастался Лит. — На пределе!
— Неплохо… — затянул Джек, довольно кивая. — Очень даже неплохо…
— Да, сэр… — молвил Боуэрс, и разом поскучнел. — Будь Джеральд жив… Он знал множество нюансов, до которых я так и не смог… м-м… допереть. И всё бы у нас вышло замечательно… Просто замечательно…
«Переживает, — криво усмехнулся директор ЦРУ. — Чует Иудин грех…»
— По данным разведки, — прищурился он, — мистер Фейнберг жив и здоров.
Лит страшно побледнел, до синевы.
— Правда, сэр? — пролепетал он.
— Правда, — сухо признал Даунинг.
В следующую секунду он испытал неловкость — лицо Боуэрса осветилось счастливой детской улыбкой.
Четверг, 16 апреля. День
Оманский залив, борт судна обеспечения «Богатырь»
— Батискаф устроен очень просто, как дирижабль, — бодро рассказывал глубоководник с наголо обритой головой, которого все звали Эдиком. — Только в поплавке у него не гелий, а бензин, и гондола из толстой стали. Бензин легче воды, и не сжимается. Погружается батискаф под весом железной дроби в бункере, а всплывает, освободившись от балласта. Так уходил на глубину «Триест» или «Архимед», но это вчерашний день! — он гордо шлепнул по выпуклому боку «Поиска-6». — Сейчас для этого используется синтактная пена — маленькие полые сферы из прочного стекла в полимерном наполнителе. Мы это дело так и зовем — сферопластиком…
Гирин отошел шагов на пять, чтобы охватить взглядом обтекаемый батискаф с обводами обычной субмарины — ну, возможно, не в меру упитанной, белой в синюю полоску. В длину «Поиск-6» вытягивался почти на тридцать метров, а трехэтажная гондола напоминала цистерну.
Бритоголовый Эдик обвел взглядом толпу любопытных матросов, и подбоченился.
— Мы уже испытали эту лоханочку, — он ласково похлопал по борту глубоководного аппарата, словно коня по шее потрепал, — спускались на дно Камчатского разлома, а это шесть километров!
Мичман глянул в трюм, где недавно почивал батискаф. Судно-носитель недаром звалось «Богатырь» — и трюм глубок, и кран могуч. Правда, на фоне «Минска» оно как будто скукоживается…
— Так вы что, «Энтерпрайз» подымете? — прогудел вопрос из толпы.
— Да на фиг он нам сдался! — простодушно ответил Эдуард, и ухмыльнулся. — А вот пару самолетиков выудить — это вполне! Слушайте, товарищи, у меня, у самого вопрос… К-хм… Кадровый! Пилот батискафа у нас есть — это я, а вот инженер запаздывает. Прилетит не раньше завтрашнего дня, вот только американцы ждать не будут! Короче, добровольцы есть?
— Я! — поднял руку Гирин, и все обернулись к нему.
— Ага! — оживился пилот. — А какая БЧ?
— Радиотехническая, — отрапортовал Иван.
— То, что надо! Ну, все… Готовимся к подвигу… э-э… К погружению!
* * *
Каперанг Гокинаев, командир «Минска», не возражал — он даже «благословил» мичмана на глубокий поиск. Замполит Якушев и вовсе иззавидовался, но Гирин обещал всё-всё рассказать в мелких подробностях.
Честно говоря, решимость его несколько увяла, стоило ему сравнить разморенный плеск зеленых волн и холодную черноту бездны. Разумеется, ум бодрился — какая, дескать, бездна? Километра три, от силы…
— К погружению! — непривычно резко скомандовал Эдуард.
Океанолог, а по совместительству оператор «механической руки», пожилой Иван Сергеевич браво ответил:
— Готов!
— Готов, — эхом отозвался Гирин.
— Скорость погружения — один метр в секунду.
За толстыми иллюминаторами качался зеленистый свет. Очень постепенно он пригасал, а берилловая влага густела, добирая голубизны, мягко переходившей в синеву.
Десять минут спустя глубиномер показал сто метров, а когда стрелка прошла отметку «300», батискаф окутала тьма с легким лиловым оттенком.
— Тезка, — обронил Иван Сергеевич, — включи носовые фары.
Мичман включил — и обалдел. В лучах света шел снег! Только он не падал, а поднимался с глубины — «снежинки» реяли плавной метелью, всплывая.
— Это не то, что ты подумал, — хихикнул оператор, обретая сходство не то с Калининым, не то с Троцким, и поднял палец. — Планктон!
— А-а… — затянул Гирин, соображая. — А я думал, муть такая… Со дна.
Час спустя в конусе света отливала лишь кристально чистая вода — необъятная пустота вокруг пугала. Мичман поежился, и Эдик бросил через плечо:
— Вань, надень, что потеплее. Плюс десять!
Моряк послушно натянул «кусачий» бабушкин свитер. Старая боялась, что внучок простудится на Северном флоте.
— Вижу
