— Низенькие, холодолюбивые крепыши ни за что не стали бы селиться в таком сыром и теплом месте, — ответил я, — следовательно, у реки живет кто-то, кто своими вкусами очень сильно похож на нас, но при этом постоянно голодный и очень невоспитанный. Надо взглянуть на своих будущих соседей и составить о них первое впечатление, которое, как известно самое верное, — я повернулся к профессору, — Сергей Викентьевич, наша прогулка перестает быть томной… Вы двигаетесь молча, дышите ровно, в случае неприятностей не суетитесь и не путаетесь у моих парней под ногами. Вам все понятно?
— Вы хотите… — начал профессор.
— Я ничего не хочу, — ответил я, — Поймите, человек, это самый опасный хищник на планете. Рядом со своим домом я предпочел бы иметь логово пещерных гиен, чем стоянку первобытных людей. Я выбрал это время, только из-за отсутствия подобного соседства. Неандертальцы — не в счет, — я махнул рукой, показывая, что разговор окончен, — Командуйте, майор!
По счастью на тропе никто не попался нам навстречу. Очевидно, люди уходили со своей стоянки утром, а возвращались уже вечером. По мере приближения к реке, тропа все больше и больше отклонялась в сторону морского берега. По самым грубым моим прикидкам мы уже находились ниже уровня Черного моря в наше время, и продолжали «погружаться» все ниже и ниже. Стало понятно неведение археологов о судьбах некогда проживавших здесь людей. Все следы оказались на дне Черного моря, когда оно возвращалось в свои привычные для нас берега. Два раза нам пришлось огибать вырытые посреди тропы ловчие ямы, дно которых было утыкано кольями. Не попались мы в них только потому, что бойцы майора имели соответствующий африканский опыт, и предварительно проверяли подозрительные места тыльными сторонами фиберглассовых копий.
Сначала до нас донесся запах дыма, и послышались человеческие голоса. Потом идущий впереди боец поднял вверх руку, призывая к вниманию. Обширная овальная поляна с дальней стороны ограниченная изгибом реки, примерно семьдесят на тридцать метров…
Прямо в центре поляны росло большое дерево, кажется дуб, нижние ветви которого превращены в некоторое подобие навесов, крытых травой и камышом. Именно там разбросаны охапки травы, которые должны служить постелями, и курился укрытый от постоянных дождей костер. Первый запах, что буквально лезет в нос — это вонь от расположенной неподалеку мусорной кучи. Пара жирных крыс лениво ковыряется в куче объедков и того, что в эти времена можно было бы назвать бытовым мусором. Значит, времена у этих людей сейчас жирные. В голодные годы не было бы ни объедков, ни, наверное, самих крыс, которых бы уже поймали и съели.
— Мамма мия, настоящая Африка! — прошептал стоящий рядом со мной боец. И действительно, густой кофейный оттенок кожи двух подростков и трех женщин с обвисшими, как уши спаниеля, грудями, давал все основания для такого вывода. Хотя лицами все пятеро отнюдь не напоминали современных африканцев. У них были тяжелые заостренные и выдвинутые вперед подбородками, и такой же острый и приплюснутый нос. Чем-то они были похожи на шаржированный профиль нашего дражайшего русского поэта с африканскими корнями. Волосы у всех были длинные, чуть вьющиеся, очевидно ни разу не стриженные.
Под навесами копошились мелкие копии этой ранее неизвестной разновидности людей. Копья, которые держали в руках подростки, в народном хозяйстве наверняка служили гарпунами. Костяной наконечник, изготовленный из трубчатой кости, был довольно длинным и зазубренным. Если судить по количеству подстилок, то под деревом ночевали примерно двадцать пять или тридцать взрослых и подростков.
Майор молча толкнул меня локтем в бок, и указал на дальнюю сторону мусорной кучи. Там, не замеченный мной с первого взгляда, лежал человеческий череп. Рядом еще один. Кто это — члены племени, посмертно утилизированные таким образом, или случайные прохожие, попавшиеся местным обитателям на острый зубок? Люди, не брезгующие человечиной — нет худшего соседства для нашего проекта. Вопрос только в том — изгонять или перевоспитывать. Прямо сейчас мы их можем напугать так, что они покинут это место, и больше никогда сюда не вернутся. Только вот — стоит ли. Кажется, это племя, раз о нем не знают даже археологи, так и вымерло не оставив следов… Я взял у майора бинокль и, подстроив резкость, стал внимательно рассматривать то, что происходило под деревом. Увиденное мне явно не нравилось.
— Андрей Денисович, — шепнул я майору, возвращая бинокль, — видишь — там чуть в стороне от дерева.
— Это там, где собаки привязаны? — так же тихо спросил он меня, вглядываясь в указанное мной место.
— Нет, это не собаки, майор, — ответил я шепотом, — смотри внимательнее, до приручения собак еще много тысяч лет.
— Постная свининка?! — переспросил он, опустив бинокль.
— Некоторые называют ее «длинной», — уточнил я.
— Понятно, — кивнул майор, — что будем делать? Ведь это же дети.
— Конечно дети, — подтвердил я, — потому что их родители, которые могли оказать сопротивление, уже в куче мусора. А этих двоих оставили живыми до того черного дня, когда снова нечего будет жрать. Своего рода живые консервы. Так что, товарищ майор, действуйте по обстановке. Сразу как закончите, отход вместе с трофеями на исходные позиции. В ходе операции, прошу вас, никого не убивайте. Зато перепугать всех надо как следует, чтоб бежали они отсюда, куда глаза глядят.
Майор «Иванов» козырнул, — Сделаем, товарищ полковник! — и начал вполголоса отдавать команды своим головорезам. Наверное, его парни могли просто выйти из леса и накостылять по шеям двум соплякам и трем бабам, физические кондиции которых не впечатляли. Но, наверное, так нельзя было нагнать на наших «клиентов» мистического ужаса, и сделать для них это место табуированным до скончания веков.
Майор поступил по-другому. Двое бойцов засвистели режущим уши разбойничьим посвистом, так что казалось на взлет идет реактивный истребитель. А двое других метнули в сторону аборигенов по светошумовой гранате «Факел».
Не зря я с самого начала талдычил майору — «не убий». Весь необходимый нелетальный инвентарь у его людей был при себе. Я крикнул профессору, — Закрой глаза! — и прижался лицом к рукаву куртки. Полыхнуло и громыхнуло знатно. Казалось, уши заложило ватой. Убрав руку от лица, я увидел, как стая птиц, поднявшаяся с деревьев при первом свисте, теперь взметнулась, казалось, до самых туч. Контуженые аборигены поломанными куклами валялись где попало, а бойцы цепью шли через поляну к дубу. Вот один из них наклонился к лежащей на земле фигуре. Блеск отточенного металла, и длинные спутанные патлы, отчекрыженные по самые уши, остались у него в руке. Таким образом оболванили почти наголо всех пятерых. Пусть их вождь, или кто у них там за главного, думает — что бы все это значило. Бойцы обошли стойбище, не торопясь, но и не мешкая, прихватив по пути несколько копий-гарпунов с костяными наконечниками, и одну хорошо выделанную дубину.
