– А ты как думаешь? – сказал он. – Если бы с тобой такое же случилось на свадьбе, ты бы тоже был не в себе. Я же говорил, что сумею сделать это.
Лаврентий лукаво подмигнул. Похоже, он гордился своими способностями, умение не подвело колдуна…
– Где хранится оружие? – спросил Степан у девушки, но та лишь покачала головой.
– Все оружие хранится в каюте у капитана, – ответила она. – У моего отца тоже так было. Капитан не может доверить оружие никому из своей команды. Это значит – лишиться судна.
Ничего не оставалось делать, как рискнуть.
– На палубу, – скомандовал Степан, когда спустя короткое время последний из пленников был освобожден от цепи. – Двигаемся тихо, чтоб не спугнуть.
Он отлично осознавал опасность. Строго говоря, опасности только начинались. Пусть моряки пьяны, как черти. Пусть капитан Хаген пьян сильнее всех. Но моряков в любом случае больше, чем пленников: двадцать семь против пятнадцати. И хотя оружие заперто в сундуке у капитана, каждый моряк имеет личное оружие – нож, кортик или топор. Если они вовремя проснутся, сладить с ними голыми руками будет трудновато.
Он распахнул дверь в узкий коридор и оглянулся на остальных. Теперь все пленники были уже на ногах и выжидающе смотрели на него. Людей мало освободить от цепей – нужно вдохнуть в них волю к свободе и дать надежду на успех.
Кроме того, за время, проведенное в кубрике среди пленников, Степан успел убедиться в том, что далеко не все люди ценят свободу так же, как он. Если человек с детства кланялся и рабски гнул спину перед всяким начальством и так же делали его родители, то он попросту не нуждается в свободе. Рабство для него гораздо привычнее, и миска баланды от хозяина куда важнее собственного достоинства…
– Что будем делать? – неожиданно раздался голос Агафона. – Куда идти?
– Найдем моряков и перебьем всех до единого, – твердо сказал Степан. – Начнем с капитана, а затем дойдет черед до остальных. Всем понятно?
– Сражаться-то как? – спросил Демид. – Голыми руками, что ли?
– Вот именно, – отрезал Степан. – Захочешь вернуться домой из рабства – задушишь голыми руками. А если не справишься – значит, не очень хотел.
– Капитан – мой, – вдруг громко сказал Василий. Он двинул плечом и протиснулся вперед, отодвинув в сторону рыбаков, загородивших проход. – Слышите? – повторил он. – Капитана я убью сам. Не знаешь, как убивать голыми руками? – грозно повернулся он к Демиду. – А я знаю.
В эту минуту Василий выглядел страшно: всклокоченный, с горящими глазами, он был действительно готов на все. Все последнее время, после насилия, учиненного над ним Хагеном, сотник просидел молча, ни с кем из узников не вступая в разговоры. Он даже не отвечал, когда к нему обращались.
Благодаря заступничеству Степана Ипат с Агафоном не смели больше лезть к нему, но Василий и не обращал на них внимания. Казалось, он был погружен в себя и мучительно переживал то, что с ним произошло. Теперь же он воспрянул духом и вновь предстал настоящим воином, каким был всегда.
Он посмотрел в глаза Степану, и тот понял: да, в эту минуту сотник Василий – единственный человек, на неукротимую ярость которого точно можно рассчитывать до конца.
– Идем? – спросил он.
– Идем, – ответил Василий.
В коридоре никого не было. Гуськом, по одному, пленники поднялись по узкой лестнице на палубу. Было раннее утро, но уже светало. Блеклые звезды еще сияли на ночном небе, но вот-вот должна была начаться заря.
Степан глотнул полной грудью свежего морского воздуха, и у него закружилась голова. Как давно уже он не дышал воздухом моря!
Ветер немного стих, и паруса слегка обвисли на реях. Корабль двигался вперед, колеблемый мелкой волной. Соленые брызги иногда долетали до палубы.
Окинув палубу взглядом, Степан мгновенно оценил обстановку. Сейчас ему впервые довелось осмотреть корабль более или менее внимательно, без подталкивания в спину.
Ну да, все правильно, как он и заметил в самом начале: четыре пушки по левому борту и четыре пушки – по правому. Еще одна, укрепленная на какой-то странной подставке, – ближе к корме, возле бизань-мачты. Сама корма поднята из-за построенной на ней каюты капитана.
Палуба загромождена ящиками, сложенными штабелем прямо посередине – между фок-мачтой и грот-мачтой – и прикрепленными к рангоуту такелажем. На поморских кочах так никогда не делали – палуба оставалась свободной, но тут уже Степану осталось только пожать плечами…
С носа слышались голоса матросов.
Что ж, пора начинать!
Четверо моряков сидели на самом носу корабля, привалившись к фальшборту. Несмотря на прохладный ветерок, они не замерзли: в руках у каждого было по большой кружке, прикладываясь к которым они тянули янтарную жидкость – бочонок с виски оказался вместительным.
Из-за штабеля ящиков палуба корабля не просматривалась с носа до кормы, так что вылезших из трюма пленников моряки заметили не сразу. Степан обогнул грот-мачту и осторожно, стараясь не запнуться о растянутые веревки такелажа, приблизился к носу корабля. В затылок ему прерывисто дышал Василий Прончищев, а чуть дальше палубные доски поскрипывали под шагами грузного хозяина Хявисте…
Когда их взгляды внезапно встретились, раздумывать было нельзя: Степан бросился вперед на первого моряка, уже поднимавшегося на ноги ему навстречу.
Они сцепились, и больше уж Степан не видел ничего вокруг себя. Моряк оказался гораздо выше его ростом – долговязый и жилистый. Он был пьян, но не настолько, чтобы его можно было легко одолеть пленнику, успевшему ослабеть от недокорма и долгого сидения в душном и темном кубрике.
Сначала Степан нанес ему удар кулаком в лицо – излюбленный и самый надежный прием в рукопашном бою. Если попасть в нос, это может сильно ошеломить противника.
Но не тут-то было: моряк увернулся, отклонив голову в сторону, и сам ударил Степана. Кулак пришелся в висок, отчего помор едва устоял на ногах. А чтоб стоять тверже, он схватил шведа за грудки и принялся сдавливать его.
В голове сильно шумело от полученного удара, но теперь кулаков врага можно было не бояться – они стояли на палубе, тесно прижавшись друг к другу, и пространства для размаха не было. Правда, моряк тыкал Степана кулаками в бока, но на это можно было не обращать внимания.
Другое дело, что действовать нужно было быстро: все четверо моряков дико закричали, едва завидев на палубе освободившихся пленников. Их крики разнеслись по всему кораблю, а это значило, что их слышали все остальные.
Пятнадцать безоружных людей, решивших сразиться с двадцатью семью вооруженными людьми, могли рассчитывать только на внезапность. А сколько может длиться внезапность? До первого крика тревоги.
