— Доставишь это князю Сухомлинову в Лейб-гвардии Конный. Отдашь лично в руки. Запомнил — лично в руки?
Денщик кивнул. Запихнул бумагу в карман и покинул зал.
Граф Бестужев-Рюмин назначил встречу на 21 августа. В тот день, когда должна была состояться свадьба князя Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны.
Санкт-Петербург.
Август 1745 года.
День 21 августа прошел для барона в напряжении. Накануне вечером к нему на квартиру приехал князь Сухомлинов. Кавалерист постучался в дверь и только после разрешения войти открыл ее. Тут же с порога сообщил, что граф Бестужев-Рюмин будет ждать фон Хаффмана завтра. На церемонии венчания князя Петра Федоровича и принцессы Екатерины Алексеевны.
— Неплохо бы, барон, одеться во что-нибудь неожиданное, — добавил князь, глядя, в какую задумчивость вогнали Черного гусара известия. Вполне возможно, пруссак уже давно свыкся с мыслью, что позорное бегство из армии Фридриха не поможет ему сыскать славы в России. Барон забыл, что страна еще не отошла от правления курляндца. — Надеюсь, у вас что-нибудь подходящее найдется? — уточнил он.
— А что? — пролепетал Игнат Севастьянович, приходя в себя. Все же новость стала для него неожиданной. Он уже стал опасаться, что тайная переписка французского графа с королем не такая уж и важная. А вон как все по-другому повернулось. Неожиданно подумалось, уж не к Екатерине ли Алексеевне в советники они направлены? Ведь увлеклась же, как помнил Игнат Севастьянович, в будущем русская императрица французскими мыслителями. В частности Вольтером.
— Да вот говорю, барон, есть ли у вас некий наряд, что мог бы поразить великого князя?
Игнат Севастьянович задумался. В словах князя было разумное зерно. Все же, как известно, встречают по одежке, а уж провожают по уму. Из одежды только черный гусарский мундир, колпак с черепом, ну и, пожалуй, ничего. Костюмчик, подаренный французскими дипломатами, от обычной одежды ничем не отличался.
— Гусарский мундир, — проговорил он.
— А ну, покажите.
Барон фон Хаффман подошел к шкафу (трактирщик пошел на его уговоры и притащил в квартиру) и открыл дверцу. Извлек на свет божий слегка испачканный мундир и показал князю.
— Вполне, — кивнул князь Сухомлинов, затем приказал барону одеться.
Игнат Севастьянович выполнил его приказ. Кавалерист теперь оглядел его и констатировал:
— То, что надо. Вот только в порядок бы привести.
Весь оставшийся вечер фон Хаффман провозился с мундиром. Выпросил у Глаши утюг. Девушка хотела сама погладить, но он ей не доверил. Не дай бог сожжет, а у него другого нет. Вот удастся на службу поступить, тогда обзаведется другим, а пока придется довольствоваться этим. Еще затребовал ножницы, из-за чего тут же услышал упрек:
— Такой мундир и испортить.
Пришлось объяснять, что кое-что придется отпороть.
Глаша все принесла. Оставила его одного за работой. Когда она уходила, фон Хаффман проводил ее взглядом и вдруг понял, что девушка в него влюбилась. Усмехнулся. Погладил свои усы и провел рукой по щекам.
— Вот черт, давно не брился.
За делами застала его ночь, а утром, если бы не пушечные выстрелы из крепости да с кораблей, так вообще не проснулся бы. Точно бы опоздал. Как только глаза протер, вспомнил, к чему они были.
— Ё-моё, — прошептал он, вскакивая с постели, — это же сигнал для сбора войск.
В памяти тут же всплыли воспоминания, полученные еще в гимназии. Свадьба князя Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны началась в пять часов утра в пятницу. После канонады войска будут построены шпалерами от Зимнего дворца (еще старого) до Казанского собора. Именно в нем (совсем непривычном для глаза человека двадцатого века) и будет происходить венчание. Выстрелов, как отметил Игнат Севастьянович, было пять.
— Ё-моё, — повторил барон, подходя к окну, — уже шестой час. Церемония вот-вот начнется, а я еще не готов.
Надеяться, что за ним приедет в карете князь Сухомлинов, не стоило. Тот, скорее всего, уже спешил с остальными кавалеристами на построение.
Вообще-то церемония, выработанная по версальскому образцу, началась уже три дня назад, когда по городу начали совершаться разъезды герольдов, сопровождаемые отрядами гвардейцев и драгун. Под звук литавр (барабанщики в эти дни отрывались от души) они извещали о готовящемся обряде.
Ровно к шести часам утра Игнат Севастьянович добрался до Зимнего дворца. Тут уже было порядочно народу. Среди различных карет суетились люди. Бегали слуги. Дворяне изображали из себя важных персон, ходили вальяжно. Друг с другом вели беседы, изредка ругая кучеров, что дремали на облучке, и слуг, то и дело норовивших попасть под ноги кому-нибудь из знати. Дамы хвастались своими нарядами, и лишь только барон фон Хаффман чувствовал себя белой (это несмотря на черный цвет мундира) вороной. Он уже начал впадать в отчаяние, понимая, что заблудится в этой катавасии, как вдруг его окликнули. Игнат Севастьянович оглянулся и увидел карету. В окошко высунулся князь Сухомлинов и поманил его рукой. Барон словно на крыльях подлетел к нему.
— Я погляжу, вы готовы, барон, — проговорил князь, выбираясь из кареты. Учтивый слуга, коего Игнат Севастьянович видел накануне в окно, открыл дверцу и помог хозяину выбраться. — Не удивляйтесь, что я здесь, а не на плацу, — проговорил Феоктист. — Карточный долг, — недвусмысленно пояснил он. Фон Хаффман улыбнулся.
Не иначе, князь Сухомлинов в свое время обыграл кого-то из вышестоящих офицеров в карты, и теперь те были согласны закрыть глаза на отсутствие его в полку. Игнат Севастьянович оглядел Феоктиста. Тот сейчас был в обычном (слегка пышном) кафтане и треуголке. На ногах белоснежные чулки, черные, начищенные до блеска (слуги явно постарались) с золотыми пряжками туфли. Обе руки в перчатках. В правой у него — трость.
— Можете не спешить, барон, — проговорил он, глядя, как вельможи поспешили во дворец. — Я уверен, что молодая еще одевается. Сейчас ей доставят свадебное платье. Она выберет драгоценности, а парикмахер приведет ее милую головку в порядок. Я в какой-то степени завидую братьям Орловым.
Игнат Севастьянович удивленно взглянул на князя. Тот заметил его взгляд и пояснил:
— Они вблизи видели принцессу. Сопровождали ее от самой границы. — Неожиданно замолчал. Устремил свой взор на подъехавшую пышную карету. — А вот и граф Бестужев-Рюмин, — пояснил он.
Барон хотел было направиться к его светлости, но князь удержал.
— Не сейчас, барон. Позже. Граф даст нам с вами знак, когда к нему можно будет подойти. А теперь пойдемте во дворец. Не нужно отрываться от общества.
Великий канцлер был облачен во все пурпурное, единственным пятном другого цвета на его одежде была голубая Андреевская лента. Игнат Севастьянович не мог не проследить, как тот важно прошествовал в сторону Зимнего дворца.
После церемонии, проведенной в Зимнем дворце, барон и князь еще три часа проторчали в карете князя Сухомлинова. Предстояло ждать, когда торжественная процессия двинется в сторону Казанского собора, а это было назначено на одиннадцать часов. Пока сидели, разговорились. Князь высказал свое удивление:
— Честно признаюсь, я не пойму, почему Бестужев решился вам помочь. Он не любит Пруссию.
— И Францию, — напомнил Игнат Севастьянович.
— …и Францию, — согласился с ним офицер.
— Значит, письмо, что вы передали Великому канцлеру, было достаточно важным. Таким, что заставило его изменить свое отношение если уж не к самой Пруссии, так уж к отдельному немцу. Может быть, граф вспомнил, что он своими успехами при государыне Елизавете обязан двум немцам: герцогу Бирону и графу Остерману?
— Вполне возможно, — согласился князь.
— Я знаю, — молвил барон, — что Великий канцлер недолюбливает и князя Петра Федоровича.
Князь Сухомлинов удивленно взглянул на пруссака.
— Если вы, барон, намекаете, что его появление здесь и сейчас неуместно, — проговорил он, — то вы глубоко ошибаетесь. Великому князю по статусу положено присутствовать на таких мероприятиях, приятны они или нет.
— Я имею в виду, князь, как он сможет помочь мне, если во всей России к немцам (в данном случае Игнат Севастьянович имел в виду всех иностранцев) относятся с подозрением. Только один человек возьмет меня к себе на службу — князь Петр Федорович. А он, как мне кажется, с подозрением отнесется к немцу, порекомендованному ему человеком, коему Петр не доверяет.
— Неужели вы, барон, думаете, что его сиятельство будет действовать напрямую?
— Нет, конечно.
— Мне кажется, за вас похлопочет другая особа…
— Елизавета?
— Вполне возможно.
Между тем часы Петропавловской крепости пробили одиннадцать часов. Из Зимнего дворца на улицу стала выходить знать. Выбрались из кареты и князь с бароном. Присоединились к процессии. Шли медленно, на почтительном расстоянии. Игнат Севастьянович невольно уловил на себе взгляд князя Петра Федоровича. Будущего монарха явно привлек костюм гусарского офицера. Причем наследник нисколько не сомневался, что кавалерист сей в свое время проходил службу при короле прусском Фридрихе II.
