плечо небольшое — справимся! — уверенно закончил Едрихин.
— Ну что, раз с этим вопросом закончили, давайте перейдем к другому. Не съездить ли нам непосредственно на место, а товарищ майор? Заодно посмотрим, как Луняченко там развернулся!
— Сам хотел предложить, товарищ подполковник.
— Давай оставляй за себя первого СОБа и на моей «тачанке» сгоняем.
— Может лучше на БТРе?
— Так там только одна рация!
— А мы "Чайку" возьмем, там и раций и места много и трясет меньше!
— Ладно уговорил, распорядись!
Солнце клонилось к западу. Огромное, багрово-красное, оно уходило туда, находился враг. Я сорвал пушистую ветку и утонул лицом в свежей листве. Полной грудью вдыхал сладкий ее аромат, влажный запах предвечерней росы... Кусты у дороги уже почернели, но вершины деревьев еще были освещены заходящим солнцем.
Сидя внутри крайне тесной «Чайки», она же Р-145, думал о том, что успеем мы все что наметили сделать или нет? Фактор времени сейчас решал все. Если, дай бог успеют части дивизии генерала Смехотворова к ночи закрепиться, можно будет считать — больше чем полдела сделано. Именно в этот момент ко мне обратился Едрихин, через ТПУ бронетранспортера он сказал: — Командир! Сейчас вспомнил крайне интересную мысль, прочитанную как-то мной в одном учебнике по тактике: "В годы войны для успешного отражения атак противника соотношение количества своих противотанковых средств и числа танков противника принималось равным один к двум, то есть, в среднем один танк, или орудие обороняющегося могли уничтожить два наступающих танка противника".
Скосив глаза на Знаменского, я облегченно выдохнул — его шлемофон не был подключен к переговорному устройству.
— Александр Сергеевич, приказываю тебе, следи за языком, а то сгорим как шведы под Полтавой!
— Командир, ты о чем?
— О том: "В годы войны..."
— Обижаешь, я специально его пропустил в дальний угол, чтобы ему шнура не хватило...
— Все равно приказываю следить за языком!
— Есть!
«Чайка» шустро пересекла дорогу и легко выскочила на склон пригорока. По тому с какой легкостью шла эта птичка, можно уверенно судить что ее любят и лелеят. Даже движки не ревут как обычно, а низко урчат, практически не давя на мозги. Мы все вышли из машины, взобрались по крутому склону на вершину, сверили высоту с отметкой на карте. С гребня этой совсем не большой высотки хорошо просматривалось небольшое село внизу, за которым теряясь в кустарнике и камышах, текла небольшая речушка. Положив карту в полевую сумку, заметил своему начштаба: — Эту высотку надо будет иметь в виду. С нее отлично просматривается все вокруг. Если тут развернуть НП, то не только дорога окажется под прицелом.
— А резерв свой разместим в рощице, близ села — и скрытно, и удобно бить по противнику. — Понял мою мысль с полуслова Едрихин.
— Откуда, Александр свет Сергеевич, немец начнет наступление, как думаешь? И вы товарищ Знаменский не стойте в стороне, высказывайте свои мысли не стесняйтесь! Есть древняя военная традиция выслушать командиру всех от самых младших до своих заместителей, и только после этого принять решение.
После этого моего заявления Знаменский ответил, не задумываясь: — Противник может нанести удар с двух направлений: вдоль этой дороги и с юго-восточной окраины Зимно по грунтовым дорогам. Считаю что для него предпочтительнее, конечно, направление удара — по этой дороге, здесь покрытие твердое.
Честно говоря, я оба направления считал в одинаковой мере опасными, и не столь важно, на каком из них появятся танки, их предстояло встретить огнем.
А пока от разведчиков не поступало никаких сведений, которые могли повлиять на наши уже принятые решения, нам предстояло укреплять всю линию фронта. Бездействовать нельзя: риск немалый. Неизвестно ведь, когда немцы начнут наступление — через час или через три, а может быть, и с утра.
Хотя, навряд ли. До захода солнца оставалось приблизительно около часа, а ночью немцы, во всяком случае вначале войны точно не вели боевых действий. И в этот момент с востока мы услышали звук самолетов, диссонансом прозвучавший этому теплому летнему вечеру. Этот звук уже сел на одну ровную ноту и постепенно становился становился все сильнее и давил, давил… От него,внизу на околице села две лошади взбесились, бросились в упряжке бежать, какая куда вздумала, всё порвали, поломали и себя покалечили.
— Александр Сергеич, а это ведь Лакеев послал своих орлов штурмовать немецких авиаразведчиков!
Еще пока Едрихин шуршал картой прикидывая, туда ли летят наши самолеты, еще не стих характерный звук авиамоторов, как за Бугом у подножия цепи холмов поднялись огненные смерчи разрывов авиационных бомб.
Лейтенант Динкевич
Из прошлого фрагмента
Я уже хотел слазить со столба, как неожиданно зазвонил мой телефон. Взяв трубку я хотел уже представиться, но услышал, как луцкая телефонистка, уже другая, в это время как раз устанавливала связь: — Владимир-Волынский? ... Танечка, ты? Не спи, миленькая, дай мне линию для военного начальства, соедини, золотце, с "Березой"... Что?! На повреждении?.. А Устилуг?.. Ясненько.
Тут из БТРа высунулся радист и закричал: — Товарищ лейтенант! Слазьте скорей, "Гвоздика" вызывает!
Спустившись вниз, и взяв у радиста шлемофон, сказал ему: — Запомни боец! Слазят с ..., а со столба всегда либо спускаются, либо падают!
После вставленного пистона, я
