вашей стороны мне тоже интересно.
— Когда Сенши «захватили» у тебя молоко на губах ещё не высохло, а судишь так, будто лично видел.
— …
— Не надо думать, что до прихода нынешнего главы клан был героями. Меняются времена — меняется власть.
— Раньше мнение народа было однозначным…
— Тц… Меня не заботит «раньше», — прошипел едва слышно.
— …А теперь одни думают, что вы необходимое зло, другие уверены — Сенши утонул в сектантстве, а третьи…
— Не пудри мне мозги. Думаешь, я об этом не в курсе?
— Мне близки идеи Камакири, — вздохнул Окуни, — Но, кажется, никто не понимает, чего он хочет достичь в итоге.
Если парниша надеялся, что я сгоряча открою ему внутреннюю кухню проповедников — ошибался. Какой синоби выложит тайны в обыкновенном споре?… Ещё и какому-то сельскому чудаку! Не смеши, Окуни.
— … — он ворчливо отвернулся.
— Ха-ха! — я хлопнул его по плечу, — Стоило попытаться?
— Стоило, стоило.
— Всем свербит ткнуть нас лицом в очевидное. Не ты первый, не ты последний. Ещё вопросы?
— Нет.
— Вот и славно!
От его понурого вида у меня похорошело настроение.
Выигрывать споры — одно удовольствие!
Наверняка есть история, после которой Окуни разочаровался в силах проповедников… Ещё одно не моего ума дело!
— Старый клан Сенши не допустил бы их смертей, — пробурчал парниша, уйдя на пару шагов вперёд.
— М?
— Ничего, — отмахнувшись, парень сменил тему: — Пришли, кажется.
Перед нами открылась нехитрого вида поляна. На ней — «Священное» дерево! А с виду, как обычное… большое, конечно, листики чудные, но к «Священному» далековато. Дерево с таким названием должно, например, светиться, или шелестом ветвей музыкальные мотивы наигрывать…
— Что-то не так? — посмотрев на меня, спросил Окуни.
— Чем дерево «Священное»?
— Это — Юме. Посмотрите на плоды.
— А-а-а… Ага! Мгм-м-м, — неловкая пауза, — Кхем! Пока нас не заметили можно подорвать гнездо.
— Подорвать?
— Вот этим, — я вынул тройку сюрикенов, с привязанными к ним пороховыми зарядами, — Поджигаешь фитиль — «БАБАХ»!
— Тише…
— Хотя, не совсем. Они скорее не «БАБАХ», а «ПШ-ПШ-ПШ» — для воспламенения, одним словом.
— Попробуем.
— Ты уже имел дело с этими бабочками?
— Ни разу.
Вдруг — в ушах ритмично загрохотали барабаны.
БУМ! БУМ! БУМ!
Звук становился настойчивее.
Что за?…
БУМ! БУМ! БУМ!
— Ты тоже это слышишь?! — выпалил я, схватившись за голову.
— Что-что?! — отдалённый голос Окуни.
БУМ! БУМ! БУМ!
Слышит, значит.
Очередная иллюзия демона?
БУМ! БУМ! БУМ!
— Это они! — юноша бросился вперёд, — Они!.. Они! ОНИ!
Порыв ветра — на поляне появились призраки актёров Кабуки: в придурковатых костюмах, с ярким макияжем и с гротескными прическами.
БУМ! БУМ! БУМ!
Грохот прекратился, когда фигуры замерли перед деревом. Наконец-то! Их танец не спеша начался, да так, что каждый взмах веера и каждая произнесённая реплика протыкали уши иглой. Сука!
— Вер. ни. тесь… ко… м. не! — едва различимо вопил Окуни, обнимая призраков.
Фигуры невозмутимо продолжали представление.
— Полудурок! — я побежал к нему, оттягивая от иллюзии.
Из гнезда вылетел рой бабочек, от которого тотчас повеяло холодом — насекомые, порхая, оставляли по себе крупицы льда. Демон метелился, окружая нас, но я, кажется, перестал быть его целью. Время для атаки! Вынув сюрикены с огнивом, попытался поджечь фитиль… Ксо! Как нарочно, искра не выходит, трут не загорается…
— Я ждал вас! — крикнул умалишённый.
Пошла искра!
Три снаряда полетели в гнездо, дерево мигом подхватило огонь. Проблема — Окуни облепили насекомые. Он дёргался, противясь чарам демона, но бабочки вцепились намертво.
— А-А-АР-Р-РГХ!
— Пойдём отсюда! — я попытался отогнать Канашими.
Призрак, играющий величавого самурая, неестественно замер и выпучил на меня глаза. Плохо дело. Кожа фигуры сливалась со снегом, только бордовый раскрас выделял его кровавыми стрелами, проходящими по щекам, лбу и подбородку; чуть выше — причёска, формы неестественных завитков.
Самурай двинулся, сокращая расстояние.
Против одного противника — длинный меч.
Сверкнуло лезвие.
— Быстрее бы закончить, — шепнул я, приняв свободную стойку. Актёр выше на пару голов, в руках держит стальной веер. Скакнул — между нами шаг. Мой первый выпад он отвёл в сторону, второй — заблокировал, третий — контратаковал. Слышен свист. Уворачиваюсь. Взмах справа — ухожу влево. Удар слева — ушёл направо. Бью прямо — веером зажимает лезвие. Силён. Руки дрожат. Если продолжу — останусь без меча. Отступ.
Тяжко.
Восстановил дыхание, готов продолжать.
Простая уловка — колющий удар в носок. Он этого даже не заметил. Странно…
Самурай, размахивая веером, кинулся вперёд. Уворачиваюсь. Он открыт! Отсёк руку — конечность зависает в воздухе и приклеивается обратно. Сука… Привидение. Перекидываясь атаками, я, рано или поздно, устану и допущу огрех, а значит — лишусь жизни.
Единственная «реальная» часть призрака — оружие.
Пытаюсь ухватить его за кисть — проваливаюсь вперёд, теряю равновесие, падаю. Веер разит сверху. Перекатился. Лезвие идёт вдоль. Заблокировал.
Поднялся.
Хлопок — передо мной раскрылся зонт.
Ум похоронили, демоны?
Пытаюсь отвести взгляд, но ткань закрывает обзор. Скачу по сторонам — фигура сзади преследует. Мешающий призрак. Ишь чего выдумали… не хвата…
Сука!
Лезвие оставило порез на руке — отвлёкся. Защитная стойка. Хочет задеть ещё раз — парировал. Тебе, зараза, меня не пронять. Самурай ураганом проносился вокруг зонта, успевай только отводить.
Зажал зонтик подмышкой.
Движение корпусом — отбросил призрака, стоящего сзади. Их оружие — их слабость. Оно связывает мир живых и мир мёртвых. Самурай исчез. Оглядываюсь — стоит. Момент — жжение в спине.
Обошёл, сука!
Перекатился.
— Фух-фух-фу-у-ух…
Разглядел фигуру с зонтом — танцовщица, чудаковатостью не уступающая самураю: яркий костюм, бледная кожа, хитрый оскал. Играющий на сямисене актёр пересел поближе к месту сражения. Тоже помогать им будет?
Слышу свист справа. Готовлю меч. Рана засочилась слева. Свист сзади — оборачиваюсь. Боль в спине. Играющий подменивает звуки? Тск…
Перед глазами зонт.
Ни глазам ни ушам верить нельзя.
Истекаю кровью, у меня пара минут пока либо не потеряю сознание, либо не остановлю её. Натянутой тетивой самурай бросился сбоку — ушёл. Бьёт снизу — блок. Сечёт поперёк — увожу. Всё наоборот — всё уловка.
Мимолётные искры стали не дают мне упасть.
Глаза затягиваются туманом.
Фу-у-ух…
— Да… Я хочу… хочу этого…
Взглянул на Окуни — плачет.
Блять…
Призраки, ухмыльнувшись, застыли.
Из-за горящего гнезда начал рассыпаться рой. Зараза своё дело сделала. Парень упал без сознания, покрытый ледяными крошками; актёров унесло дуновением ветра.
Тишина.
Оборванной тканью затянул раны.
Подняв Окуни, побрёл к выходу из леса.
* * *
— Что случилось?… — проронил Акайо.
— Всё нормально, — ответил я, усевшись перед котелком с едой, — Чувствую себя растоптанным стадом лошадей…
За раздвинутыми во внутренний двор сёдзи легонько припадал снег, если в
