— Почему только за последние?
— Раньше ее застраивали по так называемому генеральному плану и остаточному финансированию, уродливыми сборными домами-коробками, и только в последние годы начали реставрировать старые здания и строить новые не по типовым, а по индивидуальным проектам…
Говорил я намерено витиевато, но молодого человека это не смутило, и он неожиданно порадовал меня своим жизненным наблюдением:
— Тогда, если бы вы посмотрели ваш город в XXII веке, он бы вам еще больше понравился.
— А вы бывали в XXII веке? — словно невзначай спросил я.
— Я много где бывал, — неопределенно ответил молодой человек. — У меня широкая сфера деятельности.
Вот это-то меня больше всего в нем и интересовало. До сих пор я только вскользь сталкивался с могущественными существами, обладающими нечеловеческими возможностями.
Судя по тому, что сказал и как вел себя новый знакомый, это был первый, так сказать, ответственный представитель тех сил, которые поддерживали меня в самые трудные, критические минуты. Судя по всему, этот таинственный тип знал обо мне очень много, дай бог, если не все. И он точно представлял, чем меня можно заинтересовать, предлагая сотрудничество. Это было предложение помочь отыскать мою жену, с которой мы никак не могли встретить друг друга в одном времени.
— Вы мне сказали, что я смогу найти свою жену? — стараясь говорить ровным, нейтральным голосом, поинтересовался я.
— Это мы обсудим немного позже, — ответил спутник, — сейчас не успеем, мы уже подъезжаем.
Вероятно, почувствовав приближение конюшни, рысак прибавил в беге, и вскоре мы остановились у небольшого особняка, ничем не выделяющегося среди прочих подобных ему домов на захолустной улице. Такое заурядное жилище меня удивило.
О статусе своего спутника я мог судить только по внешнему антуражу: чистокровной лошади, дорогим саням и ливрейному кучеру. Потому думал, что дом у него должен быть иным, чем скучное строение, больше соответствующее средней руки мещанину, чем владельцу такого дорогого выезда.
Молодой человек не разрешил услужливому кучеру помочь нам выгрузиться, сам откинул тяжелую меховую полость и легко соскочил наземь. Я последовал его примеру. Как только мы покинули экипаж, кучер тронул вожжи, и выезд умчался.
Я огляделся. Короткая, слегка изогнутая улочка была пустынна. Ни в одном из соседских домов не светились окна. Мой спутник сам отпер ключом наружную дверь, и мы вошли в холодные сени.
— Проходите, — пригласил он меня, пропуская во внутреннюю часть дома. Там было темно как в шахте.
— Простите, но я ничего не вижу, — пожаловался я. — У вас здесь есть свет?
— Я сейчас вам посвечу, — любезно сказал хозяин и чиркнул спичкой.
Она оказалась дешевой, серной; медленно, шипя, загорелась, и в холодных сенях символически запахло серой. Слабый, колеблющийся огонек осветил голые дощатые стены, дверной проем. Спичка погасла. Я, не раздумывая, вошел внутрь особнячка. Чичероне от меня не отставал и даже поддержал под руку, когда я в потемках споткнулся обо что-то твердое и громоздкое.
— Стойте на месте, я сейчас зажгу свечу, — сказал он и отпустил мою руку.
В помещение было не топлено. Во всяком случае, после холода улицы я не почувствовал домашнего тепла. Пахло кислой капустой и старыми вещами. Я неподвижно стоял на месте, ожидая обещанного света. Мелькнула мысль о засаде, но внутреннего беспокойства, обычно предупреждающего об опасности, не было, и она затихла. Я думал о несоответствии стоимости элитного орловского рысака и явного запаха бедности, который здесь господствовал.
В глубине комнаты, шипя, загорелась очередная серная спичка, и сразу же затрепетал огонек дешевой свечи.
То, что в доме не было электричества, меня не удивило, до Ленинского плана ГОЭЛРО, обещанного коммунизма и полной электрификации всей страны было еще далеко, но вонючая сальная свеча вместо стеариновой или обычной в эту эпоху керосиновой лампы была явным анахронизмом. Я смотрел, как разгорается ее слабый чадящий огонек, постепенно освещается комната, и молча ждал объяснений. Они не последовали. Вместо них молодой человек пригласил:
— Проходите, садитесь.
Я подошел к тяжелому, грубо сколоченному из толстых досок столу и присел на лавку такой же топорной работы. Хозяин вставил свой тусклый, потрескивающий светоч в деревянный подсвечник и поместил его на середину стола. Теперь огонек находился между нами, и мы равно могли видеть друг друга.
— Вас удивляет эта обстановка? — поинтересовался он, оценив, что мой взгляд блуждает по сторонам.
— Да, — ответил я, — здесь у вас словно какое-то средневековье.
— Совершенно справедливо, — подтвердил он. — Мы намеренно, специально для вас попытались создать достоверное жилище XVII века.
Кто это «мы», он не пояснил.
— Вы знаете, как в те времена выглядели жилища обычных горожан? Мне кажется, что точно этого не знает никто, — продемонстрировал я свою достаточно посредственную этнографическую эрудицию. — Я встречал только рассказы о богатых домах.
— Пожалуй, — согласился хозяин, — бытописатели обычно описывали дворцовые покои, а не жилища простолюдинов, но кое-какие сведения все-таки сохранились, как и отдельные образцы мебели того времени.
— Я читал, что для того, чтобы сохранять тепло, входные двери в русских домах делались очень низкими, и комнаты маленькими, а здесь вполне нормальные двери и комната довольно велика, — ехидно заметил я.
— На вас не угодишь, — засмеялся молодой человек, — в таком случае, считайте, что эта светелка всего лишь неудачная стилизация под старину.
— Мне собственно, все равно, какие здесь комнаты, это я так, для порядка, — примирительно сказал я. — Меня больше интересуют, простите за тавтологию, причины вашего интереса ко мне…
— Да, конечно, мне понятно ваше любопытство. Как вы правильно догадались, наша встреча не случайна и, как бы это сказать, произошла неспроста. Только знаете что, давайте отложим серьезные разговоры, пока вы не устроитесь.
Собеседник внезапно замолчал и с отсутствующим видом уставился в стену. Слабый свет мешал рассмотреть выражение его лица. Я ничего не говорил, ожидая продолжения разговора. Разглядеть помещение, куда меня занесла судьба, впотьмах было нереально, и я, вероятно, с таким же, как у хозяина, отсутствующим видом, сидел и ждал развития событий. Молчание длилось минут пять, но ничего не происходило. Он все так же сидел с отсутствующим видом и молчал.
Мне это надоело, и я, решив напомнить о себе, кашлянул и спросил:
