Жить под землей не сладко, сыплется вечно то сверху, то снизу. Да и горизонты им ни к чему. Миллионы лет копошились в абсолютной темноте.
Но выжили, чертовы синантропы. От глазок остались щелки, зрение скатилось в близорукость, да и лица сплюснулись, так как в темноте постоянно въезжали друг в друга. Потеряли человеческую красоту. Стали гномами.
Но зато пережили и динозавров, и Никсона.
Не ищите, ученые, гномов на Марсе.
Гномы – это вьетконговцы. И больше никто.
Замучили норами и ночным образом жизни.
Так я размышляла, пока меня с грозным криком «Цай-цай» – толкали автоматами чуть выше задницы.
Драться с сучками было совершенно бесполезно.
Но если не сразу угрохали, была надежда на обмен.
Твари обожают меняться. За одного нашего мы возвращаем двадцать вьетконговцев.
Полковник всегда шутил: «Меняем по весу – в наших дерьма больше, гыгыгы».
Если по весу, то шанс у меня хороший. Я крупная. Китаянки мне до подмышек. Этакий гулливер женского пола.
Всегда гордилась, что у меня ирландская кровь.
Рыжие волосы не повод обижаться на природу – природная вымирающая красота. В джунглях длинные ноги и огненная грива – уникум.
Пришли.
Втолкнули в хижину.
До сих пор дикари плетут стены из тростника.
Хотя, если приглядеться, мастерски плетут: есть чему поучиться, и с экологией в порядке.
Странно, что вони в этой хижине совсем не чувствовалось, не то что в норах, где каждый туннель облицован кристаллами мочи.
С циновок пялились на меня молодые девчонки, на низком столике, собранном из оружейных ящиков, жужжал радиоприёмник.
Удивляло, что мужиков в этой деревне вообще ни одного.
Не понятно, по норам, что ли расползлись воевать?
Как зашли, на меня сразу оглянулась и зашипела такая, ну, крыса норная, не седая еще, но, видимо, жутко страдала от ПМС.
– Цяй-цяй? – спросила она.
– Откуда родом? – подскочила переводчица.
– Вирджиния…
– Вир! Джир! – воскликнула она и начала допрос:
– Кто – куда – зачем – сколько ваших – сколько наших, сука, прикончила – видела Никсона? – при этом стучала попкой карандаша по столу. – Буржуазия – зло, американский сволочь.
И так далее.
– Мы тебя будем убивать, – пообещала напоследок, – за то, что ты капиталист.
Меня увели, втолкнули в какую-то землянку.
Там было все зассано.
Подошвой ощутила гадость, тронула пальцем – кровь.
Жутко саднили мозоли на пальцах, я скинула берцы, вытянула ноги и заснула, не думая о предстоящей казни.
Утром узнала, куда меня привели.
Это был бордель для вьетконговских офицеров, тех, кого наградить ничем не могли кроме секса.
Деньги коммунистам, как фанатикам нищеты, не нужны.
Что на них в джунглях купишь?
Придумали подвиги стимулировать порнухой.
Вот почему здесь кроме вьетнамок было так много китаянок.
Но мне побывать в шкуре затраханной проститутки не довелось.
С утра пораньше, меня кто-то растолкал носком ботинка.
Я открыла глаза и вскочила от ужаса.
Передо мной стоял гном в мундире, но без штанов.
Фитюлька у него была невообразимо игрушечной.
Хотя шары, как шары – вздуты, и даже сверх меры.
Когда я поднялась в полный рост, этот гном задрал голову, чтобы в достаточной мере оценить мое великолепие, после чего смущенно попятился и направил уныло обвисший орган в сторону двух китаянок, которые дверях подобострастно ежили спинки.
Вот их-то этот раскормленный поросенок и завалил.
Боже, что он проделывал с ними!
Камасутра отдыхает.
Шмакодявки так излизали его и спереди, и сзади, так измастурбировали лобками плечи и рожу, что он кончил не меньше десяти раз за сеанс.
Каждый раз, извергая, он лиловел, словно удавленник, в котором остановилась кровь, при этом из горла прорывалось оглушительное рычание, способное даже тигрицу превратить в послушную овцу.
И как же китаянки ползали перед ним, унижались и лобызали пятки!
Когда шлюхи напоследок умастили кремом его прыщик, он снова заметил меня, вперил щелки в мой угол и с пренебрежением зарычал:
– Фунь-фунь!
В течение дня еще несколько вьетконговцев пытались распалиться на мои внушительные формы, пялились на чрезмерную, по их понятиям, грудь и задницу, но никто так и не польстился на великанские прелести.
Я для них была инопланетянкой.
Короче, неподходящая порода, веснушки на морде, зеленые глаза.
Зато миндалевидные прищуренные глазки маленьких шлюх нравились даже нашим.
Оказалось, что кое – кто из отряда частенько наведывался в эту глухомань.
Однажды сюда занесло Сержанта Берри.
Мы встретились в моей вонючей хижине.
Ну и вид у него был, когда меня узнал!
Из других шалашей тоже доносилось добродушные голоса наших парней.
Все мужики – сволочи и предпочитают полудетские хрупкие тельца, которые эволюция подземного народа отсортировала на усладу педофилам. Грудь – нулевка. Ножки, пальчики – все младенческое, словно только что из колыбели. Да еще и голоски эти, пискучие, «янь-хань-мань», как из детского сада. Гены с прерванной программой взросления.
Но самцы больше пострадали. Пипки 3—4 сантиметра – норма.
Умора.
Да, не забыть сказать: выкупили меня ребята из этого борделя.
Заплатили, как за двадцать шлюх.
Значит, моя порода тоже чего-то стоит.
Вспоминается и другой случай.
Меня контузило, после артобстрела, и полковник отправил меня в госпиталь.
Но санитарный фургон нарвался на мину.
Очнулась я от жужжанья.
По мне ползали какие-то пятнистые зеленые тропические жуки.
Оглянулась – кругом все не наше, грязь да вонь.
Разбитые капельницы завалили угол, тростниковые лежанки почернели от плесени. Какие-то плоские рожи то наклонялись к моему лицу, то взмывали под потолок.
Все как во сне. До сих пор эта картина передо мной, как кошмар.
Влежняк, наверно 45 под мышкой, ссанье изнурило утку.
С пальмы тоже тек пот, как с меня, струями. Со спины едкие горькие капли вползали между ягодиц в промежность.
Аммиак месячных густо испарялся из матраса, приводя в чувство.
Короче пришла в себя после мира грез.
Санитар сам был густо припудрен стрептоцидом. Его укусила пиявка прямо туда, иссосав его киви до пустой оболочки.
Он стонал, зажимая пах подушкой, и не стеснялся в выражениях, повторяя сквозь стоны:
– Тинх-ранх.
«Тинх-ранх» – значит половой член.
Они резали их всем янки без исключения.
Без наркоза наматывали их вместо лебедки. Тинг-ранхи вытягивались, как струнки, пока со звоном не разрывались, исторгнув на палачей фонтан крови.
Гномы смеялись при этом, пока несчастные жертвы катались по земле.
Или это было не во сне?
Наш вертолет уже разыскал проклятый госпиталь и кружился все ниже и ниже…
«Лишь бы вытянуть время», – думала я, пока по мне прыгали два гнома и, запихивая крошечные пипки в уши, пытаясь синхронно кончить.
Я замирала в оргазме, стараясь не упустить ощущение экзотического массажа.
Мне потом сказали, что это была пытка.
Они совали в уши палочки из бамбука, и требовали что-то рассказать.
Все равно не больно: четыре позвонка были расплющены всмятку, и вместо боли я ощущала оргазм.
Врач сказал, что синопсис в порядке, жить буду, если не умру.
До сих пор снится этот массаж изнутри.
Через три дня меня выменяли наши ребята на трех тайванских шлюх и четырех пленных вьетконговцев.
Как выжить в подвале маньяка
Погляди на мои руки, посмотри на мои ноги.
По их виду не скажешь, что все мужчины – ангелы и заняты лишь тем, что от секса до секса нежно зацеловывают конечности любовниц.
Мое тело побывало в серьезной переделке.
Но я выкарабкалась.
И хочу преподать урок выживания, если однажды угодишь в берлогу к самому гнусному насильнику, садисту и маньяку.
Главное не вырубиться.
И когда сотрясающая воздух пила тронет верхний слой кожи над лодыжкой, постарайся закричать, как можно громче и пронзительнее.
У садистов от крика эрекция ускоряется в разы.
Кончит – и потеряет интерес.
Поэтому вопи и стони, – это главное правило выживания в подвале маньяка.
Вырвал ноготь – кричи от диафрагмы, отрезал палец – вибрируй, сотрясай воплем воздух. Стереофония страданий – стратегия извращенца.
Дай извергу то, что он хочет – и силы его иссякнут.
Садист закидывает гены в будущее не в момент издыхания соперника, а в момент своего триумфа. Жертва должна подавать признаки жизни, а значит: плакать и биться в истерике, иначе нажимать на спуск нет смысла.
Второе правило: оптимизм.
Когда отпилит до лодыжки – радуйся, что не до паха.
Это еще не конец, главное, найди сил растянуть губы в улыбке и попроси прижечь рану сварочной горелкой.
