послушники и комтуры Ордена, хотя, конечно, последних единицы.
— Римило?
Я повернулся влево, откуда меня окликнули.
Берек.
Он довольно кивнул:
— Точно ты. Я угадал тебя по походке. Слушай, ты как? А то Зора толком не может объяснить, что там у тебя вышло. Мямлит: сражался, ранили, лечат. Ты чего тряпкой завесился?
Я пожал плечами:
— Морду раскроило, учитель Рамас сказал — займётся потом.
Берек скривился:
— Стихийный яд? Ну да, ему сейчас не до таких мелочей.
На этот раз я обошёлся без слов, лишь просто пожал плечами. Зря. Потому что через миг мне пришлось перехватить руку Берека. И возмутиться:
— Ты чего?
Он дёрнул рукой, пытаясь освободить её:
— Риола бы сказала: ты чего, как девка? Дай гляну, что я, шрамов не видел?
Я отбросил его руку:
— Через неделю глянешь.
Берек обижался недолго. Очень уж он любил поболтать. Правда, и у него слова застряли в горле, когда мы наконец дошли до места общего сбора.
Здесь от зелёной травы осталось мало, в ней везде зияли десятки чёрных провалов.
Но главное, что перед каждым лежало тело. Лица почти всех открыты, но нашлись и те, у кого они оказались прикрыты тканью. Мне, дважды прошедшему в Ущельях Стихий мимо истерзанных тел, не нужно было объяснять, почему так сделано.
Прикусив губу, я скользил взглядом вдоль линий тел. Послушники, служители, попечители. Старшие ученики, стражники, учителя. Вот глава Павильона Лотоса — Ормий. Рядом с ним учитель Урик, глава уже моего Павильона Меча, не сумевший победить в своей последней битве. Вот служитель, которого я отправил узнавать обстановку в Академии. Вот мой соученик из Павильона Котла. Ужасно то, что я помню все три техники, что он приносил мне на обмен, но не помню его имени.
А затем и это стало неважно. Потому что я добрался до самой большой своей боли и вины.
Файвара.
Кто бы ни приводил её в порядок после смерти, сделал он это так искусно, что сейчас казалось, будто она спит. Ни следа ран, боли или смерти.
Как так вышло, что я не сумел спасти её? Как так вышло, что я, пусть и неопытный, грубый, но сильный лекарь, не сумел заметить того, что убило её?
Отвлекая меня от мыслей, от упрёков самому себе, раздался голос главы Шандри.
Он стоял в двадцати шагах от нас, у самого подножия Меча, у самого края стальной стены, которой и выглядел для нас Меч, уходящий в небо.
— Собратья по Ордену. Впервые за долгие годы, что нахожусь на посту главы Академии, у меня нет слов. Да и к чему они? Вы сами видите, как много погибло собратьев. Самое ужасное в том, что мы до сих пор не можем даже точно сказать, на ком лежит вина за их гибель. Ясно одно — тот, кто это совершил, готовился не один день и даже не один год. Страшный удар. Но мы обязаны устоять. Ради тех, кто лежит сейчас перед нами, навсегда оборвав свой путь к Небу.
Я молча слушал Шандри, удивляясь тому, как он может находить такие спокойные слова после того, что случилось. Но он смог. Не зря же он был главой Академии.
По взмаху руки Шандри вперёд шагнули стражники. Накинули на тела белоснежные покрывала, подняли их на руки, опустили в ямы, а затем отступили. Ещё один взмах руки Шандри и груды земли зашевелились, зашуршали, засыпая тела.
Я сглотнул, опустил глаза, желая закрыть и уши. Этот шорох сводил с ума.
Только сейчас понял, что каждый из погибших лежал на каменной плите, где уже было выбито его имя и даты. И если год рождения у каждого был свой, то год смерти один на всех.
372 год от Падения Мщения
Послушники засуетились, подхватывая плиты, укладывая их на засыпанные провалы, выбирая из травы оставшиеся комья земли. Спустя две сотни вдохов ничего не говорило о том, что перед нами свежие могилы.
Ничего, кроме замерших живых.
Шандри негромко закончил:
— Наша память — вечность для ушедших. Пока мы помним их имена — их смерть не напрасна. Ордену — слава!
— Ордену — слава!
Расходились мы молча.
Спустя шесть тысяч вдохов на площадку, устроенную на склоне горы, вдали от чужих глаз, там, куда ученикам Академии не было хода, наконец ступил Ксилим.
Смерил меня, давно снявшего бамбуковую шляпу, тяжёлым взглядом, фыркнул, обернулся на миг, глянув на Шандри, и отрезал:
— Он сказал мне извиниться перед тобой. Но у меня тоже есть гордость, Страж.
Я удивлённо вскинул брови. Об извинениях был разговор, а вот о том, чтобы сказать Ксилиму, кто я есть такой — не было. Я не думал, что он знает и о том, что Шандри Страж. А выходит, что глава Академии и мой старший собрат доверяет Ксилиму гораздо больше, чем я ожидал.
Понятно, почему он был настойчив, когда уговаривал меня обойтись простыми извинениями.
