Осталось пройти совсем немного. Еще тридцать шагов – и вот она, лестница, ведущая на эшафот. Лестница в небо. Надеюсь, это надолго не затянется. Не то чтобы очень торопился, но сегодня слишком жаркий день для таких мероприятий.
Жарко. Сегодня дьявольски жарко…
19
Даже не знаю, можно ли это считать везением. Да, пожалуй, можно. Это вам скажет любой приговоренный к смерти, который узнает о неожиданном помиловании. Конечно, вы можете привести в пример смертников, которые в интервью журналистам плачутся на свои пожизненные сроки, утверждая, что расстрел для них был бы лучшим исходом. Бред. Голимый бред! Поверьте, они цепляются за жизнь всеми способами. Это не их недостаток. Это нормальный рефлекс – жить! Жить во что бы то ни стало, надеясь на лучшее, на избавление от страданий и боли. Если ты еще человек, а не кусок гнилого мяса, который пожирают черви.
Меня помиловали. В тот самый момент, когда Джил Лангар уже дергался в конвульсиях, освобождая кишечник от лишней тяжести, на помост вышел один из судейских чиновников. Он неторопливо и вальяжно подал знак палачу. Меня освободили от петли и вытолкали на край помоста. Чувств не было. Никаких. Еще не понимал, что смерть прошла стороной, едва не коснувшись краем холодного савана. Я слушал речь этого сухопарого мужчины, но смысл доходил не сразу, будто мне переводил какой-то тугодум и заика.
Повешение заменили пожизненной каторгой, которую мне придется отбывать в одной из испанских колоний. Судя по кривой ухмылке Альвареса Гарса, это не самое приятное место на земле. Каторжный лагерь Анхело-де-Сорр…
Немного позднее я оценил жест «милосердия». Губернатор и коррехидор весьма удачно разыграли партию: они не лишили зрителей удовольствия лицезреть казнь, но вместе с тем и блеснули перед горожанами своей добротой. Мудрые правители. Кнут и пряник… Одна часть горожан ликует, что увидели, как по ногам повешенного стекает дерьмо, а другая проливает слезы радости, что их правители милостивы к заблудшим. Идиллия…
Дорога обратно в тюрьму показалась неожиданно длинной. Меня втолкнули в другую камеру и благополучно забыли о моем существовании на несколько недель. Разве что два раза навестил здешний лекарь, который с изяществом коновала забинтовал сломанные ребра и вычистил раны от гноя.
Немного оклемавшись, я мог начать думать. Это было большим достижением! Поначалу мысли путались и мне было трудно сосредоточиться, но со временем стало чуть легче. Грыз черствый хлеб и думал. Как это ни странно, смерть Федерико Линареса занимала меня все больше и больше. Я вспоминал разные мелочи из наших бесед, отрывки его статьи, которую удалось прочитать, и начинал подозревать, что антрополога убили не просто так. Кто-то очень не хотел, чтобы ученый продолжал раскопки, а уж тем более копался в подземельях сторожевой башни.
В своих размышлениях Федерико упоминал даже мифических гигантов, о которых писал Платон в своих «Диалогах». Иногда его так заносило, что я начинал нервничать – слишком он был близок к реальному положению дел. Еще немного – и Линарес выдал бы версию о множестве миров. Он был умен, этот Федерико Гарсия Линарес. Жаль, что мы с ним не добрались до Америки. Атланты… Легко быть Атлантом, если не нужно держать на плечах нашу грешную Землю.
Меньше всего я ожидал увидеть этого человека. Кого угодно, даже придурка Себастьяно, но только не этого мужчину. Он вошел в камеру, в которой я дожидался отправки за океан, и остановился у двери. Прищурился, потом поджал губы и покачал головой. Мартин Вильяр. Таможенник. Я валялся в углу на охапке гнилой соломы, стараясь не двигаться, чтобы не вызывать новых приступов боли.
– Однако тебя славно отделали, приятель… – после небольшой паузы произнес он.
– Они знают в этом толк.
– Кто убил Линареса?
– Я не убивал.
– Джил Лангар тоже не мог убить. Он, да упокоит Господь его душу, был слишком мягок для этого.
– Не знаю.
– Странно, но я тебе верю.
– Зачем ты пришел?
– Проститься. Сомневаюсь, что мы еще когда-нибудь увидимся.
– Как это мило… – Я не закончил фразы и зашелся тяжелым, удушающим кашлем.
– Ты знаешь, куда тебя отправят?
– Куда-то в Южную Америку. В Анхело-де-Сорр.
– Клянусь Господом, если бы я мог выбирать между этим местом и смертью на эшафоте, то остановил бы свой выбор на последнем. Гиблое место. Каждая тварь, которая чуть больше домашней кошки, считает своим долгом пустить тебе кровь. На побережье не лучше. Там даже кладбища нет.
– Разве там не умирают?
– Умирают, Серхио! – хмуро кивнул Вильяр. – Умирают, и еще как. Просто прибрежные воды кишат акулами, а зачем копать могилы, когда тело можно бросить в океан и через несколько минут от человека ничего не останется?
– Спасибо, Мартин, утешил! Скажи, как далеко это место от Сантьяго-де-Лиона?
– Хм… – Он вздернул бровь и нахмурился. – Тебе зачем?
– Интересно.
– Сантьяго-де-Лион находится к юго-востоку от мест твоего заключения. Около тысячи миль, если не ошибаюсь, но берегом туда не добраться. Неужели ты думаешь, что удастся бежать?
– Попытаюсь.
Мартин немного помолчал, потом что-то пробурчал себе под нос. Хмыкнул и продолжил:
– Не хочу тебя разочаровывать, Серхио, но тебе вряд ли удастся это сделать.
– Я все же попробую. Лучше жалеть о том, что сделано…
– Серхио, а ты упрямый малый. Жаль, что нам не довелось встретиться раньше.
– Ты пришел ради того, чтобы осыпать меня комплиментами?
– Нет. Хочу знать, по чьей милости я лишился малыша Джила.
– Извини, но этого не скажу. Не знаю.
– Жаль. Очень жаль… Скажи, а тебе не кажется, что в этом замешан наш коррехидор?
– Мартин, ты ведешь опасные речи. Я только что чудом отделался от петли, а ты хочешь меня запихнуть обратно?
– Нас не подслушивают, не бойся.
– Мне уже нечего бояться. Лучше скажи, что там с нашим лагерем?
– Почему это тебя интересует? – Вильяр был искренне удивлен.
– Любопытно.
– Работу свернули, землекопов разогнали, а ученые недоумки вернулись в Базалет. Пьют и волочатся за уличными девками. На большее они не способны. Себастьяно сорит деньгами и льет слезы, что лишился такого хлебного места. Паскуда.
– Тут ты прав.
– Я принес тебе немного хлеба, вина и мяса. Будет неплохо, если ты подкрепишься перед дорогой. – Он положил рядом со мной небольшой узелок.
