– Тут ты прав.
– Я принес тебе немного хлеба, вина и мяса. Будет неплохо, если ты подкрепишься перед дорогой. – Он положил рядом со мной небольшой узелок.
– Спасибо.
– Здесь еще несколько бинтов и мазь. Пригодится.
Не прошло и недели, как вереницу будущих каторжан, звенящих кандалами, провели по Базалет-де-Энарьо. Из толпы бросали куски хлеба. Иногда прилетали и камни. В порту нас загнали на дальний причал, откуда отправили в трюм ветхого парусника. Как сельдь в бочку. Я был чертовски удивлен, что это корыто не утонуло прямо у причала. Судя по внешнему виду, оно могло быть ровесником старика Ноя. Очень, знаете ли, похоже.
Особенно буйных арестантов закрывали в небольшие закутки, огороженные решетками, а остальных держали в трех отсеках. Не знаю за какие заслуги, но меня тоже затолкали в одну из таких камер и приковали к стене. Импровизированная камера шириной в метр и длиной не больше полутора. Вытянуться во всю длину так и не удалось, но был рад и этой клетушке. Если бы меня здесь не закрыли, я бы не выжил.
Убийцы, разбойники, мятежники и вечные должники. Несколько пленных арабов и даже парочка негров. Я смотрел, как их подгоняют плетьми, и ухмылялся. Не пройдет и ста пятидесяти лет, как эти ребята поменяются местами со своими мучителями, а европейцы взвоют от нашествия беженцев, забывая, что сами и создали этот кошмар. Сомневаюсь, что в этой параллельной реальности будет иначе.
Нравы в этой среде царили весьма жестокие, а изображать крутого парня не хотелось. По двум причинам. Первая – в компании были мужики и покруче. Вторая – если бы решил это сделать, то обязательно нашелся бы какой-нибудь дуболом, который додумается проверить уровень моей крутизны. Может, я и отмахался бы, но здоровья лишился окончательно. Его и так осталось немного.
Путешествие помню плохо. Как понимаете, оно было далеко от красочных океанских круизов, в которых вы, быть может, бывали. Никакого «свежего бриза и безбрежной синевы вод». Протухшая вода, сухари и вонь. Даже моряки этой плавучей тюрьмы, приносящие нам корзины сухарей, брезгливо морщились и старались не задерживаться. Воздух был таким спертым, что, казалось, его можно кромсать ножом.
Драки были делом обычным. Как нас ни проверяли, каторжане умудрялись проносить ножи и заточки. Ничто в мире не меняется. Кто-то пытался брать власть в свои руки, но не проходило и нескольких дней, как его дохлую тушку цепляли крюком за ребра и выволакивали наверх, на палубу, чтобы не плодить заразы. Крысы? Грызуны слишком умны и старались не появляться, чтобы не стать добычей арестантов. Да, их ели. Некоторые не брезговали такой прибавкой к пайку.
Несколько человек сошли с ума. Выли, как волки, пока соседи не разозлились и не забили их насмерть. Кандалами. Утром тела вынесли, и мы смогли выспаться. Следующей ночью вспыхнула массовая драка. Охранники не церемонились. Открыли люк и жахнули залпом по шевелящимся в темноте людям, не разбирая, кто из них прав, а кто виноват. Картечь демократична – она убивает всех подряд, несмотря на заслуги перед обществом.
Сохранность «груза» никого не заботила. Команде было откровенно плевать, сколько человек сдохнет во время рейса. Иногда мне казалось, что это такая медленная казнь. Разве что охранники не били заключенных. Те и сами прекрасно справлялись, грызясь как пауки в банке.
Путешествие затянулось. Пару раз трепало штормами, да так, что желудки можно было вешать на плечи. Наконец это закончилось, и мы прибыли в Анхело-де-Сорр… Распахнулись люки, и каторжан небольшими партиями начали выводить наверх. Сидящих в камерах вывели последними. Когда оказался на палубе, я даже зажмурился – уж слишком солнце было ярким. Рядом с планширом стоял боцман. Он положил руки на пояс и процедил, словно плюнул:
– Ну что? Добро пожаловать в Анхело-де-Сорр! Чтоб вы здесь и сдохли, твари!
20
Где-то в углу хрипел старик. Лет двадцати пяти. Почти беззубый и добела поседевший парень, некогда бывший студентом-медиком. Не знаю, за какие такие прегрешения он здесь оказался, но жить ему осталось недолго. Хорошо, если дотянет до рассвета. Два дня назад его избили караульные. Изрядно, надо сказать, порезвились. Разве что на грудной клетке не прыгали. За что? Убежал. Судя по рассказам старожилов, он бежит уже в восьмой раз, и каждый раз парня ловят, избивают и возвращают в этот пропахший болотной тиной барак. Достойное уважения упрямство, но, черт побери, быстрее бы он сдох! Эти хрипы и стоны раздражают не меньше насекомых, не дающих покоя ни днем ни ночью! Еще немного, и сам задушу этого студиоза!
Я здесь уже два месяца. Неплохой результат, учитывая здешний климат и соседей по бараку. Анхело-де-Сорр… Место, как выяснилось, печально известное среди определенной публики. Как правило, сюда привозили тех, кто заслужил больше двадцати лет каторги или пожизненное заключение. Несмотря на эти обстоятельства, город был известен как один из самых удобных портов в Южной Америке. Удобное местоположение, большая и глубокая бухта. Хотелось бы сказать, что и люди здесь приветливые, но, как понимаете, это не совсем отвечает истине.
Городу едва исполнилось полторы сотни лет, но его история была бурной. В летописях найдутся и описания сражений с англичанами, и набеги пиратов, несколько раз грабивших и сжигавших Анхело-де-Сорр дотла, и стычки с дикими племенами. Каторжный лагерь существовал сорок два года. Поначалу сюда ссылали провинившихся солдат, а потом стали присылать головорезов, которые попали в руки королевскому правосудию, но избежали свидания с виселицей.
Около семи тысяч жителей, не считая гарнизона, окрестных ферм и рыбацких поселков. Почти тысяча каторжан, из которых полторы сотни находится на вольном поселении, пользуясь относительной свободой. В пределах побережья.
Торговые представительства, лавки колониальных товаров и прочие заведения вроде верфи, лесопилок, монастыря и костела. Жара, стопроцентная влажность и провинциальная скука, заполняемая интригами и сплетнями. Архитектура не отличалась от множества других городов, которые были основаны испанцами: черепичные крыши и выбеленные стены домов. Не считая бедняцких лачуг, крытых пальмовыми листьями.
Когда сюда доставили, нас провели через весь город. Каторга находилась в северной части, в пятистах метрах от городской заставы. В лагере сменили одежду и сняли кандалы. Ненадолго. Аккурат чтобы надеть новые – железный браслет с большим кольцом, который был намертво заклепан на запястье правой руки. Некоторым такое украшение еще и на лодыжку пристраивали… К моему удивлению, я тоже удостоился такой чести. Прибывших распределили по баракам. Меня отправили в первый, но перед этим черной краской прямо на рубашке намалевали круглое пятно. Хорошая мишень. Точно на спине, между лопатками. Как выяснилось, сквозь кольцо на браслете продевали длинную цепь, связывая узников при отправке на работу. Заключенным из первого барака такую цепь еще и на ноги подвешивали. Во избежание незапланированных променадов.
