– Отец, я только жалею, что он не появился здесь лет пятнадцать назад, чтобы я смог полностью овладеть этим искусством. Увы, оказывается, я уже слишком стар для этого.
Комнин повернулся ко мне
– Константин, я доволен твоими действиями. И я все-таки думаю, что твоими учителями были ромеи. Так стравить этих латинян, это дорогого стоит.
Кстати развей мое недоумение. Каким образом ты успел отравить всю верхушку генуэзской колонии?
– Увы, Василевс, это не моя заслуга. Мы только подожгли склады. А отрава, скорее всего, дело рук венецианцев. Но все равно, мне кажется, что получилось неплохо.
– Конечно, теперь я долго не увижу их наглых лиц у меня во дворце. Эх, если бы каким- то образом помириться с русами, северные воины неплохо сражаются и стоят недорого. Но этот Лже Диоген изрядно нас поссорил. А князь Владимир меня не раз выручал своими полками. К сожалению, сейчас он так и не отказался от своей идеи отобрать у меня придунайскую низменность. Так, что вскоре тебе Константин, видимо, придется подумать о решении проблемы князя, если он, конечно, не передумает воевать со мной. Мне бы хотелось решить проблемы с ним мирным путем.
Я сидел пьяный в дым, в своем доме в Константинополе. На столе стояло два полных кувшина с вином и два уже валялись пустыми.
Предметы перед моими глазами сходились и расходились в стороны. Когда Феодора заглянула в дверь и что-то сказала, я запустил туда кружкой. Глиняная кружка с треском разлетелась и я, взяв кувшин в руки, начал пить прямо из него.
Неожиданно кто-то мягко, но уверенно взял кувшин из моих рук. Я поднял голову, передо мной стоял Ираклий.
– А Ираклий, друг мой садись, выпьем, за нашего Василевса. Он хороший мужик, вот только я попал. Да ведь ты тоже попал. Ты, истинный картвели служишь Василевсу ромеев, а твоя родина борется с сельджуками.
Неожиданно мою щеку ожег удар. Я поднял слезящиеся глаза на собеседника.
– Вот и правильно, Ираклий, молодец, ударь меня еще раз, можешь вообще убить.
Ираклий поставил кувшин на стол и сел напротив.
– Константин, что с тобой, после визита во дворец ты сам не свой.
– Ираклий, а вот скажи, если тебя сейчас вызовет Василевс и скажет, чтобы ты убил вашего царя Давида Строителя, который мочит сельджуков по полной программе, что бы ты ему сказал?
– Я не знаю, что такое мочить по полной программе, это наверно какой-то ваш военный термин, а от приказа Василевса я бы отказался, я старый воин, долго живу и найду в себе силы закончить эту жизнь сам.
– А вот я промолчал, хотя может если бы Василевс прямо приказал мне убить Владимира Мономаха, я бы тоже отказался, но я даже не нашел в себе сил поговорить с ним об этом. Я – трус, и поэтому пью.
– Константин, Владимир Мономах-это князь русов? Но он же живет в Киеве, а ты рядом с варягами. Кто он тебе?
– Ты не понимаешь Ираклий, он для меня, примерно тоже, что для тебя царь Давид. Я не буду устранять его. Мне не претило прекратить его войну против империи, убив ее предателя, пусть я виновен в убийстве еще нескольких русских воевод, они шли на войну и должны быть готовы к смерти. Но только не князь, я русский и не собираюсь убивать наших героев. Я должен уехать, я должен сохранить ему жизнь. В конце концов, для чего-то я появился на этом свете! Ираклий, отдай кувшин, я еще хочу выпить! Ты наверняка теперь меня не уважаешь, я трус, а их никто не уважает.
– Константин, да уважаю, уважаю, ты уже почти спишь, пойдем, я провожу тебя до спальни.
Пока меня вели, окружающее куда-то постепенно уплывало, я рухнул в койку, и сознание ушло.
Утро пришло незаметно, голова гудела, как будто по ней колотили палками, во рту было гадостно. За окном уже слышался шум, и было совсем светло. Видимо пока я спал, меня переодели, на мне была простые холщовые порты и такая же рубаха навыпуск. Я посмотрелся в маленькое бронзовое зеркальце. На меня глядела помятая физиономия с всклокоченными волосами, и опухшим лицом. На столе стоял кувшин с огуречным рассолом. Когда я его захотел в первый раз никто даже не мог понять, что это такое, но теперь все с удовольствием хрумкали соленые огурцы, а я иногда пил рассол.
В дверь постучали.
– Ну что там?- крикнул я сердито.
– Это я,- в комнату робко, видимо помня вчерашнюю кружку, зашла Феодора.
Костас, там к тебе пришел какой-то смешной купец с Русского двора. Очень хочет тебя видеть.
Я был в недоумении, интересно, какого хрена надо от меня купцу. Взял кувшин под мышку и как был, отправился на первый этаж.
Когда зашел в комнату со стула вскочил невысокий полный мужичок, заросший бородой по уши, с хитрыми маленькими глазками.
Он что-то хотел сказать, но, глядя на меня, застыл с открытым ртом.
Я буркнул ему:
– Ну, чо, язык проглотил, что ли, – и, вытащив кувшин, начал пить рассол крупными глотками.
Отпив пол кувшина, я с удовольствием вздохнул и поставил его на стол.
Купец все стоял, не сводя с меня глаз.
Я ничего не мог понять в его поведении.
Неожиданно он упал на колени и завопил:
– Признал, ей богу признал, сын, истинный сын, вот как рассолом опохмелялся, так ведь прямо, как батюшка после пира.
Потом он оглянулся и, увидев, что в комнате никого нет, начал шепотом говорить:
– купец Репа я, Глебушка. Прослышал твой батюшка пресветлый князь Владимир Мономах, что сын его вроде жив оказался, и в Константинополе у Базилевса служит, призвал он меня и сказал, езжай, мол, Репа в Царьград с товаром, и не забудь разыскать Константина этериота, а искать его говорит очень легко, роста он будет великого.
Когда же найдешь его, убедись, что муж сей, на меня похож, только тогда сообщишь ему все, что я тебе сейчас скажу. Так, я когда тебя увидел, прямо обомлел, ну, вылитый батюшка. Я тебя Глебушка видывал в десять лет, так ты тогда уже выше меня ростом был, вот только никогда не думал, что ты таким великаном вымахаешь.
Я громко крикнул, чтобы принесли вина. Налил себе полную кружку и такую же купцу. Я не собирался снова напиваться, но, то, что мне сообщил купец, без вина принять было нельзя. Выпив вина, я спросил купца, каким образом про меня вообще узнали.
– А сейчас я все тебе Глеб и поведаю.
Известил князя о тебе воевода Ратибор, который тебя мечному бою учил, они еще тогда с Павлом посадником тебя приметили, да все сомневались. Но все же Ратибор князю написал, вот так все и завертелось.
– Ну что же,- сказал я, понятная история, а почему же меня Константин тогда зовут.
– Так, а тут тоже ничего нету сложного. Волхв после беспамятства твоего, имя тебе назвал и все дела.
Я стоял и усиленно думал, после кружки вина я немного пришел себя и начал соображать.
Итак, что я имею, меня принимают за пропавшего сына князя Мономаха, Глеба, наверно я на него здорово похож, раз так все реагируют.
