какъ бы съ сожалѣніемъ, проговорилъ Сандро.
— Кто? — не сообразилъ я сразу.
— Михако и Дарико… Когда пришли сосѣди, Михако уже сидѣлъ на полу и держался руками за голову. Нико только оглушилъ его прикладомъ. А Дарико лежала и стонала. Пуля попала ей въ плечо. Нико цѣлился въ сердце Михако, а она заслонила его… Ей попала пуля въ плечо, потому что она ростомъ была ниже мужа, — какъ бы оправдывая стрѣлка, пояснялъ Сандро. *
— Нико никогда не давалъ промаха! — авторитетно закончилъ онъ въ оправданіе своего героя.
Михако и Дарико поправились. Михако уже на третій день ухаживалъ за больной женой, а Дарико встала на ноги только чрезъ три мѣсяца. Была весна, когда они первый разъ вышли за двери сакли.
Она взглянула на горы и тяжело вздохнула. Во все время болѣзни она почти не говорила съ мужемъ, даже Васо больше не занималъ ее. Нахмуренныя брови не поднимались, улыбка не появлялась на лицѣ.
У нея открылась старая сердечная рана. Михако это замѣтилъ и тоже ходилъ хмурый, суровый.
Счастье отлетѣло отъ семьи. Его унесъ съ собой Нико. Куда?
Никто этого не зналъ.
Нико опять пропалъ. Но на этотъ разъ не на долго.
Первая вѣсть о немъ получилась изъ Сванетіи.
Тамъ въ это время извѣстенъ былъ своей жестокостью одинъ изъ потомковъ древнихъ князей Дадешкиліани, поселившихся въ Нижней Сванетіи еще въ XV вѣкѣ.
Это былъ въ сущности мелкій помѣщикъ, но слава о немъ шла далеко за предѣлы Сванетіи. Онъ распространялъ вокругъ себя слезы и горе, его боялись всѣ,— и собственные крѣпостные, и сосѣди помѣщики. Первыхъ онъ держалъ въ ежовыхъ рукавицахъ, а на вторыхъ дѣлалъ набѣги.
Его звали Черный Батоно (черный господинъ) за его пристрастіе къ черному цвѣту. И одежда, и конь, и вооруженіе у него были черные, нигдѣ ни одного пятнышка свѣтлаго.
«Чернаго Батоно» боялись взрослые, имъ пугали дѣтей:
— Вотъ ты не слушаешься маму… Черный Батоно придетъ и унесетъ ее къ себѣ.
Это была не пустая угроза. Черный Батино частенько «уносилъ» къ себѣ молодыхъ матерей, если они ему нравились. А дѣвушки просто прятались отъ него. Онъ какъ коршунъ налеталъ на нихъ и уносилъ къ себѣ на скалу, гдѣ у него было построено его разбойничье логовище.
Оттуда онѣ возвращались истерзанныя, съ опущенными глазами, убитыя неизлѣчимымъ горемъ. А нѣкоторыя и совсѣмъ не возвращались, пропадали навсегда.
Куда они дѣвались и что съ ними тамъ было, никто не зналъ. Слуги Чернаго Батоно не выдавали тайны, а дѣвушки и женщины, которымъ удавалось возвратиться отъ него домой, на всѣ разспросы отвѣчали только слезами и стонами.
И вольная Сванетія, это древнее разбойничье племя, сгибалась подъ тяжестью ига Чернаго Батоно. Среди двухъ тысячъ взрослыхъ мужчинъ не находилось твердой руки, чтобы отомстить злодѣю.
Это не значило, что древніе разбойники снова выродились въ трусовъ. Нѣтъ, много было храбрецовъ въ Сванетіи, но Черному Батоно мстить было нельзя.
— Его не беретъ ни пуля, ни кинжалъ! — Это всѣмъ было извѣстно и всѣ единогласно это утверждали.
— Пуля пронизываетъ его насквозь, кинжалъ проходитъ чрезъ него, а онъ остается невредимъ, попрежнему скачетъ на своемъ черномъ конѣ и сѣетъ вездѣ смерть и слезы.
— Какой же смыслъ рубить воздухъ? Зачѣмъ стрѣлять въ пустое пространство? Только разсердишь Чернаго Батоно и накличешь на себя бѣду неисходную.
И гордые сваны покорно сгибались предъ Чернымъ Батоно.
— Чародѣй онъ… Съ нимъ ничего не подѣлаешь…
Но у нихъ было одно утѣшеніе. Они ждали избавителя, который былъ обѣщанъ еще въ день рожденія Чернаго Батоно.
Страшное это было рожденіе. Младенецъ появился на свѣтъ и тотчасъ выругалъ свою мать нехорошими словами. А когда бабка повитуха приложила его къ груди матери, то онъ укусилъ ее до крови… Оказалось, что у него полный ротъ зубовъ, а по обѣимъ сторонамъ два клыка, какъ у кабана.
Перепугались на смерть родители младенца и не знали что съ нимъ дѣлать.
Въ это время дверь отворилась и въ комнату вошла старуха, закутанная въ черную чадру, какъ въ плащъ. Она остановилась надъ ребенкомъ и проговорила едва слышнымъ голосомъ:
— Это за вашъ грѣхъ послалъ вамъ Богъ такого ребенка.
Родители младенца опустили головы. Должно быть они знали о какомъ грѣхѣ говорила старуха.
— Молитесь за свой грѣхъ день и ночь, просите у Бога прощенія. И когда Богъ проститъ васъ, тогда Онъ вамъ пошлетъ смерть. Въ это же время родится человѣкъ, сильный и справедливый. Онъ пять лѣтъ не будетъ входить въ саклю, не будетъ ночевать подъ кровлей и потомъ придетъ и убьетъ этого… вашего… А до тѣхъ поръ онъ будетъ творить зло людямъ и ежедневно терзать ваше родительское сердце.
Съ этими словами старуха пропала. Она, какъ дымъ, разсѣялась въ воздухѣ.
Отецъ и мать Чернаго Батоно сейчасъ же покинули свой домъ, ушли въ горы, тамъ вырубили себѣ пещеру въ скалѣ и стали молиться.
Ребенка они оставили дома и сказали слугамъ, чтобы къ нему никто не подходилъ. Они надѣялись, что онъ умретъ съ голоду, и люди не будутъ страдать отъ него.
Но онъ грызъ землю своими клыками и росъ не по днямъ, а по часамъ. Въ семь лѣтъ онъ уже казался юношей и скакалъ на черномъ конѣ по горамъ. Ежедневно онъ пріѣзжалъ къ пещерѣ родителей, бросалъ къ ихъ ногамъ голову убитаго имъ человѣка или животнаго и осыпалъ ихъ ругательствами.
— Господи, прости насъ. Пошли намъ смерть! — молились грѣшники.
И господь простилъ ихъ. Въ одно время Черный Батоно прискакалъ къ пещерѣ съ головой замученной имъ дѣвочки и нашелъ родителей мертвыми.
— Подохли! — заскрежеталъ онъ зубами и поскакалъ прочь.
Съ тѣхъ поръ прошло болѣе двадцати лѣтъ, а Сванетія все еще стонала подъ рукой Чернаго Батоно. Съ каждымъ днемъ онъ становился все злѣе. Жители стали разбѣгаться отъ него въ горы, прятались въ
пещерахъ по долинѣ рѣчки Ингуры и только ночью выходили, чтобы запастись пищей и питьемъ.
А Черный Батоно рыскалъ по горамъ и разыскивалъ бѣглецовъ. Но никто не встрѣчался на его пути. Скрежещетъ Черный Батоно зубами, бьетъ своего коня плеткой, сверкаетъ огненными глазами. Злая душа проситъ крови, ему нужны стоны, муки людей.
— Попрятались, трусы! Но я васъ отыщу!
Какъ вдругъ — что это? На гребнѣ горы показался путникъ, въ черкескѣ, съ кинжаломъ на поясѣ и съ ружьемъ за плечами.
Черный Батоно пришпорилъ своего коня и поскакалъ прямо на путника.
— Приготовься отправиться къ сатанѣ! — крикнулъ онъ.
Но путникъ спокойно шелъ впередъ.
— Если ты въ продолженіе пяти лѣтъ хоть одинъ разъ ночевалъ подъ крышей, то сейчасъ будешь у
