— Нам котелок бы еще не худо, — усмехнулся Егор. — В плетеной баклаге вряд ли что сваришь.
— Ничего, зато у нас вон что! — Аманда с гордостью вытащила из-за пояса небольшой нож с зазубренным темным лезвием и роговой ручкой.
— Вот это ты молодец! — оценил князь, подкидывая на руке ножик. — Тоже выпросила?
— Нет, просто взяла, — девчонка шмыгнула носом.
— Ай-яй-яй! Красть, между прочим, грешно.
— Да знаю я! — Аманда принялась оправдываться, ей вовсе не хотелось выглядеть нечистой на руку в глазах столь благородного кабальеро: — Я бы спросила — парни мне б его и так дали, просто некогда было спрашивать, вот я и взяла, пока вы купались. Нехорошо поступила, скажете?
— Скажу, что ты умница, — рассмеялся князь.
— Нет, правда?
— Правда-правда. Ну что, разведем костер да пойдем рыбку ловить? Удилища я сейчас вырежу.
* * *
На второй день пути горы уже приблизились настолько, что от величественных, покрытых туманом скал просто захватывало дух. Вожников откровенно любовался раскрывавшимся с каждым шагом пейзажем, а ближе к вечеру все чаще делал привалы, искал подходящую для ночлега пещеру или хотя бы дерево с плотной и развесистой кроной — прошлой ночью беглецы попали под дождь, изрядно вымокли и продрогли. Правда, потом, утром, подсушились на жарком солнышке, но Аманда иногда покашливала, что сильно беспокоило Егора — никаких антибиотиков в этом мире, конечно же, не имелось, воспаление легких или какой-нибудь там пошлый бронхит — болезни серьезные и почти всегда смертельные. Хорошо хоть ребра у девушки, судя по всему, зажили. Видать, все же не сломаны, просто ушиб.
— Вон там, в отрогах, должны быть пещеры, — нагнав князя, Аманда показала рукой на желтеющие впереди кряжи, поросшие ивами и редкими пиниями.
— Откуда ты знаешь? — удивился Егор.
Девушка закашлялась:
— Тропинки везде, видите? В разные стороны. А куда тут можно ходить, когда до Манрежи полдня пути, никак не меньше, уж, во всяком случае, до темноты никак не успеть. Вот путники и искали удобное для ночлега место — и мы поищем.
— Поищем, — улыбнулся молодой человек, невольно любуясь своей юной спутницей, которую не портило даже ужасное рубище.
Хорошая девушка Аманда. Красивая, умная, юмор понимает, к тому же и выносливая — вон сколько уже отмотали, а ей хоть бы хны! Идет себе, на усталость не жалуется. Вот только кашляет, да…
— Не нравится мне что-то твой кашель!
— Мне самой не нравится.
Зашедшись в очередном приступе надрывного кашля, девчонка остановилась, тяжело дыша и вытирая невольно выступившие на глазах слезы.
— Отвару бы попить. Знаю одну горную травку, она как раз здесь и растет.
— Так поищи! А я местечко присмотрю для ночлега. Эх, нам бы еще котелок… — Вожников посмотрел на близкие горы. — И какой-нибудь родник.
— Да, родник или ручей… что-нибудь будет.
Аманда произнесла это так убежденно, словно не раз и не два уже бродила по этим местам, словно все здесь хорошо знала. А может, и правда знала? Здесь и жила… врет, что из Калельи. Хотя… а с чего ей врать-то?
— Так я пойду поищу.
— Смотри не заблудись, — на полном серьезе предупредил князь. — Если что — кричи.
— Не заблужусь.
Девчонка дернула плечом, вроде бы и с обидой, но в карих блестящих глазах ее явственно читалась радость, и Егор понимал, чему Аманда радуется: любой женщине приятно, когда о ней беспокоятся.
Черт! Вот снова кашель! Ах ты ж чудо… Котелок! Хорошо бы раздобыть котелок, иначе в чем готовить отвар из найденных юной знахаркой трав? Интересно, что это за травки? Что помогает от кашля? Шалфей? Чабрец, иван-чай? Так и ромашка же! А чего ее искать-то — вон ее тут сколько, по всем склонам. Словно маленькие солнышки.
Проводив девушку взглядом, молодой человек, не мудрствуя лукаво, просто обследовал первые попавшиеся тропинки, прошелся, обнаружив и основательный, с раскидистой кроной, бук, и небольшую пещеру, и даже сделанный из ветвей навес, под которым чернело кострище. Аманда оказалась права — и в самом деле этими тропинками пользовались, и довольно часто.
Вокруг кострища лежали плоские, притащенные для удобства камни, на которых можно было сидеть, рядом, в неглубокой яме, валялись обглоданные добела кости, обрывки подпруги, тряпки и прочий мусор, среди которого Егор обнаружил ржавый обломок ножа и — вот счастье-то! — погнутый медный котелок с прохудившимся донцем. Хоть что-то!
Покрутив котелок в руках, молодой человек выправил подходящим камнем края и принялся вновь шарить в помойке, прикидывая, чем бы заткнуть дырки. Ничего подходящего ни в яме, ни в ближайших кустах отчего-то не наблюдалось: ни полиэтиленовых пакетов, ни пластиковых бутылок-пэтов, ни паяльника с припоем. И все же с находкой расставаться не хотелось, хотя…
Вожников улыбнулся и хмыкнул: вот уж точно, как в той поговорке про курву с котелком! Вроде и не нужен, и пользы-то от него никакой нет — дырявый! — а все ж выкинуть жалко.
— Бог в помощь. Да хранят вас Господь и Пресвятая Дева!
Резко обернувшись, молодой человек увидел перед собой одетых в длинные темно-коричневые рясы монахов, числом с полдюжины. Старший из паломников — невысокого роста седобородый старец с добродушным лицом — и поздоровался с князем. Остальные монахи — трое уже в возрасте и еще двое довольно юных парней-подростков — молча, с улыбками, покивали.
— И к вам будь благословен Господь! — отозвался Егор на латыни и на ломаном каталонском спросил: — В Монтсеррат?
— Нет. Уже оттуда, — широко улыбнулся старик. — Поклонились Святой Деве, теперь обратно идем, в Таррагону.
— Ах вот вы откуда…
Ишь ты, из Таррагоны! Можно сказать — почти земляки.
Один из подростков внезапно закашлялся… точно так же, как недавно Аманда, которой, кстати, уж давно пора бы явиться. А вот что-то…
— Ого, сколько вас! — послышался за спиной князя звонкий голосок девушки. — Рада вас повстречать, святые отцы.
— И мы тебе рады, дщерь, — светлые, чуть навыкате, глаза старого монаха прямо-таки лучились добротой. — Небось к Деве идете?
— К ней. Мы рыбаки — попросим у Смуглянки удачи. Благословите, святой отец.
— Брат Гонсало, — поспешно представился старик и обвел рукой своих спутников: — Мы из обители Святого Яго, что в Таррагоне, вот эти трое — брат Жакоб, брат Фома и брат Федериго. И двое вьюношей-послушников — Игнасио и Ансельм.
Все пятеро скромно поклонились, а юные послушники — так почти до земли. Один из них — худющий, с копной спутанных соломенного цвета волос — снова сорвался в кашель.
