Но реалии этой войны сыграли злую шутку с самоуверенными немецкими пилотами. О, война — это величайший шутник на свете! Только шутки у нее своеобразные, глумливые и всегда негуманные.
Привыкнув к отсутствию зенитного прикрытия у «иванов», немецкие бомбардировщики зашли на цели на высоте в тысячу метров, вполне защищающей от огня пулеметов, но позволяющей прицельно отбомбиться по линии обороны. У этих же «коварных азиатских варваров» оказались целых две пусть малокалиберные, но зенитные автоматические пушки. Конечно, эффективность огня на такую высоту двадцатимиллиметрового орудия, обслуживаемого непрофессиональным расчетом, невелика. Зато боеприпасов у этого расчета сколько угодно, шансов увезти пушку с собой почти нет, да и знания о предельной длине очереди и тепловом режиме стрельбы приблизительные. Поэтому стреляют они с максимальным темпом, едва успевая менять опустевшие магазины, практически до перегрева ствола, пока появившееся над ним марево нагретого воздуха не остужает горячие головы. И вокруг самолетов, выше, ниже, мелькают трассеры небольших, но от этого не менее опасных, снарядов, а кроме того, осмелевшая пехота тоже поднимает головы и открывает по самолетам огонь из всего, что стреляет.
Немцы, показывая неплохую выучку, продолжают держать строй, переходя в набор высоты, но просто по закону больших чисел один из снарядов попадает точно в бензобак ведущего третьей тройки, вызывая пожар. Не успевает упасть загоревшийся самолет, вокруг которого уже раскрываются белые купола парашютов, как осколки еще одного снаряда попадают в воздухозаборник двигателя замыкающего бомбардировщика. Дымя мотором, тот начинает снижаться, и пущенная ему вслед очередь дополнительно пронзает фюзеляж. Бомбардировщик, истекая дымом, уползает вслед за уходящими на аэродром коллегами, но постоянно отстает, снижается и в конце концов скрывается за ближайшей рощей.
Еще ныли в воздухе моторы немецких бомбардировщиков, еще Сергей Иванов не успел вернуться в штаб от своего «Рыжего», когда прибежавший посыльный сообщил Андрею, что капитан Таругин контужен и на позициях западного берега не осталось ни одного командира.
Ругнувшись, Андрей приказал Скрипченко передать Иванову, что Сергей остается за него, и, прихватив трофейный «шмайсер», вышел вслед за бойцом. За ним, уже привычно, по-фронтовому, стелясь у самой земли, черным привидением пробежал Ленг.
Появившись несколькими минутами позже, Сергей смог выразить свое отношение ко всему происшедшему только всем известными фразами на великом и могучем командно-матерном языке. Но он не успел ничего предпринять, на позиции отряда обрушились снаряды очередного огневого налета немецкой артиллерии.
Под прикрытием артиллерийского огня немцы понемногу накапливались перед окопами. Сержант Рогальчук, наблюдая в бинокль за немцами, непрерывно корректировал наводку последней оставшейся сорокапятки. Вот наконец-то скопившиеся за кустарником немцы создали вполне подходящую цель. Да, непростительное упущение для фронтовиков, вполне объяснимое уверенностью, что у русских не осталось никакого тяжелого оружия. Вот вам и аргумент против — небольшой, но весьма эффективный осколочный снаряд, заставивший уцелевших метнуться в стороны, словно попавших под тапку тараканов. Тут же один из приподнявшихся, в офицерской фуражке, мешком ткнулся в кусты. Добавится точек на трубке снайпера! Вот это меткость, притом что он стрелял с другого берега. Молодец, однако. Но наконец налет закончился, и началась привычная противотанкистская работа.
— Ориентир шесть, правее восемь, ближе два, бронебойным, наводить на полкорпуса вперед! Огонь!
Треск пулеметов, щелканье винтовочных выстрелов, в том числе сливающиеся почти в очередь щелчки самозарядок, тарахтенье пистолетов-пулеметов, грохот выстрелов танковых пушек и взрывов противотанковых, минометных мин и снарядов своих и немецких орудий сливались в уже привычную для слуха Андрея мелодию боя. Да, обстановка складывается тяжело, отойти под таким огнем по мосту практически нереально, но и удержать тет-де-пон до вечера тоже вряд ли удастся. Ну, что ж, остается только подороже продать свои жизни, мелькает в голове Андрея, пока, сопровождаемый Ленгом, он бежал по полуразрушенной траншее к умолкшему пулемету. Так, все убиты, патроны еще есть. Да и пулемет неплохой — дегтяревский станкач. Конечно, по сравнению с «максимом» посложнее и менее надежный, зато воды не надо, ствол сменный, да еще с ребрами для охлаждения. Так что держитесь, юберменши, вспомним молодость, когда на полигоне лейтенант Мельниченко получил благодарность от министра обороны за отличное выполнение комплекса упражнений по стрельбе из ПКС. Вот так, подтянем винт для лучшего рассеивания в глубину. «Ага, обрадовались и рванули вперед, эсэсманы… Вот вам хрен по всей морде».
— Ленг, лежать!
Мельниченко, охваченный боевым азартом, бил короткими, скупыми и точными очередями. Тем не менее немцы приближались все ближе и ближе, постепенно полуокружая практически единственную стрелявшую пулеметную точку. Но тут с фланга их обстреляли подоспевшие на помощь командиру Рогальчук и еще один боец. Немцы отошли, и Андрей, воспользовавшись передышкой, перебрался к своим спасителям, затем вместе с ними, огибая занятые немцами участки, перебежками от воронки до воронки добрался до берега реки. Уже смеркалось, но было еще неплохо видно, что немцы сосредотачиваются для последней атаки на уцелевшие островки обороны: у моста и в том месте, куда добрался Андрей.
Опять обрушивается на уцелевшие пятачки обороны ливень снарядов, опять накопившиеся под его прикрытием немцы по команде дружно бросаются в атаку. Но тут все звуки боя покрывает страшный грохот взрыва, мостовая ферма словно подпрыгивает и прямо в воздухе медленно и методично разваливается на куски. Это кто-то из оставшихся в живых бойцов в окопе у моста, понимая, что отбить немцев уже невозможно, крутанул ручку подрывной машинки. Андрей незаметно для окружающих смахивает набежавшую от волнения слезу и оглядывает свой участок обороны. Да, не сахар. Всего четверо бойцов, сержант и он с собакой. Два ручных пулемета, десяток немецких «колотушек». Впрочем, вполне достаточно, чтобы продержаться еще немного, разменяв свою жизнь на несколько немецких. Ленга только жалко, но он ни за что не оставит хозяина.
Эти мысли еще мелькают в голове Андрея, когда немцы устремляются в атаку. Огонь, взрывы своих и чужих гранат, чье-то тяжелое дыхание на лице, упругое сопротивление входящему в тело внезапно оказавшемуся в руке охотничьему ножу, чей-то дикий крик, мат и рычанье Ленга, несколько выстрелов… И все глохнет в грохоте очередных разрывов. Отсечной огонь, подсказывает профессиональная память. А взгляд упирается на лежащего в окопе со странно перекошенным лицом немца, чью руку держит в своей пасти Ленг, упираясь лапами в грудь лежащего.
