— Научный отдел, срочно. С Вернером соедините. Да, я. Густав, послушай…
Стоящий напротив «опера» человек натянуто улыбнулся:
— Ну, что ж, если вы, м-м-м, не передумали, давайте начнем.
Рогов, сидящий все на том же стуле, лишь пожал плечами. Никаких особых изменений в кабинете за последние полчаса не произошло, разве что его голову теперь едва заметно сжимал обруч с несколькими мнемодатчиками — на висках, лбу и затылке. Еще несколько датчиков прикреплялись к запястьям и груди. Виталий понятия не имел, какие именно параметры они собираются фиксировать, да его это как-то и не особо интересовало.
— Итак, вы считаете, что сумеете войти в, м-м-м, непосредственный контакт со своей отправленной в прошлое психокопией? Что ж, у меня все готово, можете, м-м-м, начинать. Я в курсе, как вас некогда учили сдерживать боль, но сейчас постарайтесь сделать все с точностью до наоборот. Расслабьтесь и, — научник на миг замялся, все-таки отведя в сторону искренне-заинтересованный взгляд, — не сдерживайтесь. Это лишь упростит нашу, м-м-м, процедуру.
Операнг, которого за последние несколько минут уже успело жутко достать бесконечное мычание, снова пожал плечами и прикрыл глаза. Не то чтобы это помогало ему сосредоточиться, скорее, просто давало возможность не видеть этого одновременно и скептического, и глубоко заинтересованного лица.
Самым идиотским было то, что Виталий до сих пор и понятия не имел, сумеет ли он и на самом деле вызвать свою копию, добившись сколько-нибудь определенного контакта или ответа. Глубоко вздохнув, Рогов замер, глядя в принадлежащий далекому прошлому мир глазами двойника. Томительно протянулась минута, вторая… сотрудник научного отдела переглянулся было с контр-адмиралом, и в этот момент операнг вздрогнул и отчетливо застонал от боли. Левая рука его инстинктивно дернулась. Научник скосил глаза на развернутый над столом портативный голоэкран, сморгнул внезапно расширившимися глазами и многозначительно поджал губы.
Наблюдавший за ним контр-адмирал тоже взглянул на экран и непонимающе пожал плечами. Операнг же, медленно стравив воздух сквозь плотно сжатые зубы, раскрыл глаза, взглянув на сотрудника научного отдела:
— Получилось? Вы что-то заметили?
Ученый, отчего-то покраснев, быстро закивал головой:
— Да-да, конечно. Все верно, все, м-м-м, именно так, как вы и говорили! Весьма выраженный всплеск активности, полностью соответствующий ожидаемому болевому воздействию. Да, собственно, вот, — он неожиданно схватил своими узкими неприятно-прохладными пальцами предплечье Виталия, переворачивая его тыльной стороной вверх. На коже, сантиметрах в десяти от запястья, наливалось ярко-малиновым цветом пятно свежего ожога: — Это так называемый стигмат, весьма известный в психиатрии симптом. Означает некое вымышленное, психогенное повреждение, своего рода фантом. Человек настолько верит в происходящее…
— Короче, — резко оборвал его Аверченко. — Вы зафиксировали болевой импульс? Он прав или нет?
— Однозначно, да, — обиженно буркнул ученый, собирая свою аппаратуру. — Судить, прав ли он, я не могу, поскольку меня, м-м-м, мягко говоря, не посвящали во все детали, но больно ему было, причем очень больно. Термическое повреждение кожи реципиента вызвало стопроцентно адекватную реакцию со стороны как периферической, так и центральной нервной системы донора. То есть мозга, проще говоря. Мое мнение — он прав. Как бы безумно это, м-м-м, ни звучало.
— Хорошо, идите, Ионеску. Вашему шефу я сам сообщу, а вы, пожалуйста, держите пока язык за зубами, хорошо? Ступайте, мне еще нужно кое о чем переговорить с нашим… испытуемым.
— Ожог лучше всего обработать прямо сейчас, — неожиданно сообщил тот. — Хоть он и психогенен, но разум искренне верит в него, а тело отзывается, поэтому для организма ожог абсолютно реален. Тело не приучено сомневаться в решениях мозга. — Ученый укоризненно взглянул на застывшего Аверченко и решительно вышел из кабинета.
Дверь за ним плавно закрылась, и на настенной панели зажегся огонек восстановленного защитного контура. Контр-адмирал грузно опустился в кресло.
— Больно, Виталий? — помолчав секунду, он неожиданно добавил то, что операнг не слишком-то и ожидал от него услышать: — Значит, правда все-таки, не ошибся ты? Ох, что ж теперь будет-то?! Ладно, слушай. Я, конечно, сейчас превышаю свои полномочия и вообще совершаю должностное преступление, но и втемную больше играть не хочу. Доигрались уже дальше некуда, хронокорректоры, блин! С другой стороны, как только сработает записанная в психоматрице программа, твоя копия, а значит, и ты сам, все равно об этом узнает. Слушай, короче… — Аверченко коснулся пальцем сенсорной панели коммуникатора, и над дверью зажегся рубиновый индикатор высшего уровня защиты от прослушивания.
Украина, Киевская область, 2010 годНиконов сдавленно вскрикнул и в нарушение всех существующих и несуществующих правил дорожного движения опасно подрезал какую-то фуру и рывком перестроился в крайний правый ряд, съезжая на обочину. «Дэу» пискнула тормозами и замерла. Запыленная фура возмущенно гуднула в адрес водителя-самоубийцы, но останавливаться не стала, промчавшись мимо.
Вадим же этого словно и не заметил, широко раскрытыми глазами продолжая смотреть на откинувшегося на спинку кресла майора, медленно отнимающего от обожженного предплечья раскаленный прикуриватель. В салоне неприятно запахло горелой плотью, и капитан нащупал рукоятку, торопливо опуская вниз стекло водительской двери.
— Значит, поживем еще, — непонятно сообщил майор, с гримасой боли возвращая прикуриватель в гнездо. На тыльной стороне предплечья левой руки наливался малиновым цветом свежий ожог, в точности повторявший рисунок раскаленной спиральки. — А то я уж думал все, допрыгался операнг. Белка из Припяти, значит? Десантная граната в окошко? Нормальный у меня в этот раз откат получается. Нет, ну, ни хрена ж себе, история, а?!
Майор медленно повернул голову к товарищу и через силу улыбнулся:
— Успокойся, Вадюха, вот теперь-то все как раз и нормально! Не так чтобы совсем, но в целом нормально. Не скажу, что последние пару минут оказались самыми приятными в моей жизни, но зато теперь я кое-что знаю.
— Что знаешь? — сглотнув, сдавленно переспросил еще не отошедший от увиденного Никонов. Сначала майор вдруг замер, несколько минут, будто к чему-то прислушиваясь (посматривавший за ним краем глаза Вадим даже не стал сбрасывать скорость, посчитав это очередной непонятной странностью новоявленного «операнга Рогова»), затем вдруг утопил в гнезде прикуриватель и, дождавшись, пока тот нагреется, решительно приложил его к собственной руке. Вот тут-то Вадима так проняло, что они едва под фуру не влетели!
