«Ох, не зря с тобой Бродяга занимался, не зря!»
Алексей, помня науку старого опера, после передачи документов не остался стоять на месте, а маленьким шажком сместился еще больше в сторону, уходя с линии обстрела засады.
– Так, «оперуполномоченный Заславльского горотдела милиции ГУ РККМ БССР», – вслух прочитал комиссар. – А не далеко вы от своего города забрались?
«Он что, дурак или издевается?» – только и подумал я, услышав подобное заявление.
– А вы, товарищ батальонный комиссар, не далеко от места постоянной дислокации оказались? Или это вы так наступаете? – вырвалось у меня.
На круглом и скуластом лице политработника заходили желваки, и он выпалил:
– Что ты сказал, гадина?! – и потянулся к кобуре нагана.
Зачем, я так и не понял, поскольку у грозного политбойца в руках и так было аж два пистолета – мой и Зельца. Пришлось уворачиваться от излишне нервного комиссара. И пистолеты я у него отобрал, одновременно прикрывшись его телом от засады и направив руку с зажатым в ней «браунингом» на пограничника. Хорошо еще, что пистолет я нес в положении «cocked’n’locked»[71], как говорят американцы, то есть с патроном в патроннике, взведенным курком и поставленным на предохранитель. И как только пистолет оказался в моей руке, предохранитель я немедленно выключил. Погранец как человек опытный с одного взгляда оценил мой «заход» и стоял не дергаясь.
Комиссар, возможно, и побрыкался бы, но в его подмышку упирался жесткий и некомфортный ствол «тридцать восьмого» «вальтера». В боевых свойствах которого я был совершенно не уверен. Нет, П-38 – машинка, безусловно, хорошая, и даже с самовзводом. Но вот в наличии патрона в стволе я был не уверен и использовал пистолет как инструмент запугивания и «боевой акупунктуры», давя на одну очень болезненную точку, расположенную именно под мышкой.
«Совсем я сегодня задолбался! Оттого и реагирую так резко. Может – мягче надо, нежнее?» – мысленно корил я себя, включая тангенту. Хорошо, что оборудование у меня было свое, что называется, притертое. Так тангента, надетая на указательный палец левой руки, совершенно не мешала мне стрелять и драться, к тому же ее можно было включить, просто прижав палец посильнее к рамке пистолета.
– Саша, танцуем! – воззвал я к прячущемуся в кустах Люку.
Через пару секунд поодаль захрустели ветки, а затем строгий Сашин голос спросил:
– Ну что, военные, будем глазки строить или руки поднимать?
Комиссар, с которым я продолжал обниматься, задергался, и мне пришлось посильнее надавить стволом «вальтера» на болевую точку. Ветеран политических баталий охнул и притих.
– Леша, забери у товарища «наган», – попросил я Дымова.
Пока милиционер выполнял мою команду, Люк, угрожая немецким «эмпешником», выгнал из кустов на прогалину трех бойцов.
– Ну что, товарищ батальонный, может, поговорим без экзальтации? – спросил я.
– Ладно, – голосом, хриплым от сдерживаемого гнева, ответил мой визави.
– А вы, товарищ старший сержант, – обратился я к пограничнику, – будьте так добры, ручки за головой в «замок» сцепите! А то знаю я вас, резких.
Погранец в ответ криво усмехнулся, мол, кто бы про резкость говорил, но приказ выполнил.
Я, продолжая держать обоих на мушке, отошел на пару шагов и попросил:
– Сядьте на землю!
Не то чтобы была большая вероятность, что они на меня нападут, но порядок надо соблюдать. Когда приказание было выполнено (а что еще им оставалось делать?), я обратился к комиссару:
– Наши документы вы видели, теперь хотелось бы увидеть ваши.
Этот пожилой, много повидавший мужчина поморщился, а потом потянулся к нагрудному карману. Я покачал головой:
– Товарищ сержант милиции, заберите у гражданина документы.
Алексей забрал удостоверение «политмайора», как я обозвал про себя батальонного комиссара, и протянул мне:
– Белобородько Василий Иванович, одна тысяча восемьсот восемьдесят девятого года рождения, – вслух прочитал я, – батальонный комиссар, 296-й стрелковый полк, тринадцатая стрелковая дивизия.
Люк поднял руку, привлекая мое внимание.
– Да, слушаю вас, товарищ лейтенант, – после этих слов лица «пленных» смягчились.
– Товарищ старший лейтенант, – подыграл мне Саша, – а может, потом поближе познакомимся с товарищами? Немцы слишком близко.
– Ну что, товарищ батальонный комиссар, готовы к нам в гости сходить? Тут недалеко – километров пятнадцать. И не могли бы вы попросить ваших бойцов немного н а ш трофей понести? – и я кивнул на валяющегося на земле эсэсовца.
Белобородько встал и, машинально отряхнув брюки, требовательно протянул руку.
– Алексей, – обратился я к Дымову, – верни товарищу документы и оружие.
Получив назад свое имущество, комиссар поправил очки и, помолчав несколько секунд, спросил:
– А каких же это вы войск, старший лейтенант… товарищ? – заминка перед последним словом была заметна, и весьма!
– Партизанских, – ответил я, протягивая Зельцу его «вальтер», а затем спросил в ответ: – Это весь ваш наличный состав?
Батальонный замялся, но его перебил сержант-пограничник:
– Нет, еще три десятка человек, но они ослабли сильно, так что не стоит их так далеко таскать! – за что получил яростный взгляд от комиссара. – А вы, Василий Иванович, глазом на меня не сверкайте. Не видите, что ли, наши это люди? Я по ухваткам вижу…
Получив от меня благодарственный кивок, пограничник подхватил с земли свою винтовку и, обведя присутствующих повеселевшим взглядом, сказал:
– Старший сержант Нечаев к маршу готов!
* * *
Обратный путь занял у нашего небольшого отряда больше четырех часов, и до разрушенного моста мы добрались, когда солнце уже клонилось к западу. Это было нам на руку, поскольку переправляться через реку при свете дня было если и не самоубийством, то чем-то близким к нему.
Оставив наших спутников сторожить «языка», мы с Люком отошли в сторонку и, выйдя в эфир, доложили командиру о результатах экспедиции.
– У нас все более-менее тихо, – ответил Фермер. – Но реку форсировать раньше одиннадцати я вам запрещаю! Ждите сигнала от группы прикрытия. Как поняли?
Спорить с командиром в данной ситуации мы не собирались.
…Всю дорогу мы с окруженцами вели осторожные беседы, прощупывая друг друга. Нечаев оказался из Августовского погранотряда, а комиссар Белобородько был призван в тридцать девятом «на усиление» с должности второго секретаря одного из райкомов Московской области. Войну он встретил на границе в составе десятой армии, а последнюю неделю командовал сводным отрядом окруженцев, после того как предыдущий командир – подполковник-танкист, погиб, попав в засаду, устроенную немцами в одной из деревень.
Трое бойцов были из разных частей все той же десятой армии.
Из рассказов окруженцев мы с Сашей выяснили, что примерно с неделю назад немцы начали активно зачищать окраины пущи, причем, судя по описаниям, применяя тактику «выжженной земли». Как сказал мне Нечаев:
– Мы уже дней пять как к пустым деревням не подходим. Там или засада, или такое увидишь, что спать потом не получается! – при этом лицо этого веселого и общительного уроженца Забайкалья перекосила гримаса боли и ненависти.
Картина вырисовывалась, прямо скажу, не радостная.
– Ничего, недолго им резвиться осталось, – постарался я приободрить собеседника. – Мы как раз за тем на разведку и пошли, чтобы дислокацию противника выяснить.
– Я, конечно, извиняюсь, а вы по званию кто? А то, почитай, полдня уже вместе, а как обращаться я и не знаю.
– Старший лейтенант госбезопасности я, – будь вопрос сформулирован по-другому, я, может, и придумал какую-нибудь легенду. К тому же Нечаев был мне симпатичен, может быть, потому, что много лет назад я и сам был старшим сержантом пограничных войск.
Нечаев попытался вскочить.
– Да сиди ты, чего заметался? – успокоил я его.
– А вы правду сказали, ну, про партизан?
– Да, чего мне врать-то?
– А у нас на заставе старшина один был, так он рассказывал, что базы партизанские еще с Гражданской по всей Белоруссии были.
– Были, да сплыли. Вот, сам видишь, заново все начинать приходится. Кстати, вопросец у меня к тебе есть.
– Спрашивайте, товарищ старший лейтенант!
– Ну, не кричи так. Ты сам-то как уцелел? Я слышал, что практически все погранцы так на рубеже и остались.
– Слово вы интересное сказали: «погранцы» – я и не слышал, чтоб нас так называли. А насчет выжил… Так нас, тех, кто с застав вырвался, конечно, сразу в тыл отвели и отряды истребительные формировать начали. Наш при штабе третьей армии сформировали… Только вот штаб мы быстро потеряли. Или он нас – это как посмотреть…
– В смысле?
– Ну, нас то туда, то сюда кидали. Все диверсантов и десантников немецких отлавливали, а штаб и убыл в неизвестном направлении. Бардак, одним словом…
