из нижегородских монастырей, получивший благословение отца-настоятеля служить в каком-нибудь отдаленном храме губернии. Ему было предоставлено право выбора прихода и он как раз за этим приехал в Лукоянов.
В наш дом в Лукоянове я даже не стал заходить. Несколько лет он стоял пустым и необитаемым. Двое мужиков, истопник и сторож присматривали за ним. Ивану Саватеевичу было велено продать его как можно быстрее.
Проведя ночь в уже знакомом и гостеприимном трактире, ранним утром 12-ого мы выехали на Муромскую дорогу.
Больше всего меня тревожили переправы через реки. Если Матвей опоздает из отпуска, то у него будут большие проблемы, в нынешнем веке с этим очень строго, особенно у простых беспародных офицеров. Поэтому когда мы достигли Коломны, господин лекарь отправился прямиком в Москву, а мы в Новосёлово.
За две недели нашего отсутствия имение преобразилось. Если в наш первый приезд это было настоящее сонное царство, то теперь это был растревоженный муравейник. Жизнь в имении кипела и бурлила.
На берегу Оки стучали топоры и визжали пилы, а паромщики как ужаленные бегали по берегам, Бригада плотников ремонтировала пристань, а вот что делали бегающие господа-товарищи я понять не смог.
Ян решил не откладывать хорошее дело в долгий ящик и начать три больших дела: введение четырехполья, возделывание картофеля и сахарной свеклы. За две недели он сделал совершенно невозможную на мой взгляд вещь: выписал и получил из Москвы кучу сельхозлитературы, изучил её и начал творчески применять. Под свои эксперименты мой управляющий запланировал пятую часть господской земли.
Для меня Ян составил целый список необходимого и на первом месте там были английские сельхозорудия: сеялки и молотилки.
Но самым грандиозным его замыслом была настоящая революция в оплате труда в имении.
Ян предложил всех поголовно перевести на оброк. Но тогда получалось, что не кому будет работать на господской земле. Что бы избежать этого он решил привлекать наемных работников и платить им деньги за конкретно сделанную работу.
Идея у него была как говориться сырая, но для меня это было очень важным. Я теперь, как бы осмысливая его предложение, выскажу кучу замечаний.
— И как ты, батенька, собираешься это делать? — изобразив некоторую задумчивость, спросил я.
— За каждую работу назначить определенную цену, сделал — получил, — я тут же оценил это предложение и пошел дальше.
— Хорошо, но у тебя два работника, один из них делает работу за час, другой за два. Как тут быть?— решил я подтолкнуть Яна к идеи установления нормы выработки.
Он тут же не задумываясь, выдал ответ.
— Надо будет установить не только объем работы, но и время её выполнения, — почти горячо, господин управляющий похоже основательно продумал этот вопрос. Собственно это не удивительно, велосипед тут изобретать нечего. В той же Англии уже есть система оплаты наемного труда, когда хороший труд поощряется звонкой монетой.
— Надо будет установить время, которое работник обязан отработать за неделю. — продолжил Ян излагать свою идею. — И обязательно ввести штрафы за нерадивость. Только вот не знаю как это назвать, слово жалование тут не подходит.
— Давай назовем это зарплатой, — предложил я.
Вскоре к нам присоединился Сергей Петрович. Просидев два дня мы «разработали» знакомую мне сдельно-премиальную систему оплаты труда. А ряду «ответственных» работников решили назначать твердое жалование с поощрительными премиями за хорошую работу.
Подводя итоги нашего мозгового штурма, я быстро составил таблицы должностных окладов, таблицы нормы выработки и под мою диктовку Сергей Петрович написал должностные инструкции, внеся в них творческие дополнения соответствующие реалиям 19-ого века.
Большого труда мне это не составило, в своё время я несколько лет был профсоюзным активистом и много раз участвовал в разработке коллективных договоров.
Не откладывая в долгий ящик, я приказал Яну еще до начала полевых работ провести эксперименты с внедрением нашей задумки. Всё таки на дворе 19-ый век и такая правильная и умная система оплаты труда может взять и не сработать. И может получиться так, что переведя всех на оброк я останусь без рабочих рук для обработки своей земли.
До июня Ян должен будет прислать мне человека с отчетом каждую неделю, а затем посылать отчет ежемесячно. А при возникновении каких-нибудь проблем присылать гонца с печалькой немедленно.
Закончив это неотложное дело я тут же уехал из имения, тем более что в этом была огромная необходимость: нашлись покупатели на дома в Москве и Коломне.
Сделки к моему удивлению прошли как по маслу, сначала были проданы московские дома, а потом и коломенский. Совершенно неожиданно нашелся покупатель и на нижегородскую недвижимость.
В наших московских домах было много всякой всячины, имеющей немалую ценность, в частности были достаточно ценные картины европейских мастеров, дорогая редкая мебель. Я решил продавать всё как есть и в итоге распродажа княжеской недвижимости принесла мне дензнаков больше запланированного.
Сергей Петрович остался в Москве завершать оформление продаж и погашение имеющихся долгов в Первопрестольной, а я направил свои стопы в Петербург.
Снег уже почти везде сошел, реки стремительно возвращались в свои берега и везде было великолепие пробуждения природы после зимней спячки.
Настроение у меня было великолепное. Первые отчеты Яна были полны восторженных фраз, всё получалось намного лучше ожидаемого. Для меня в этом не было ничего удивительного, еще в Новосёлово Петр и Серафим сказали мне, что Ян Карлович после снежной эпопеи пользуется в имении большим уважением и авторитетом, который с каждым днем укрепляется.
До массовых полевых работ дело еще не дошло, шла только подготовка к ним, внедрение новой системы шло успешно и Ян уже не беспокоился о возможном дефиците рабочих рук. Мало того к Осокину, которого назначили помощником управляющего на заокских землях, пришло наниматься несколько мужиков из соседних имений.
Ян переслал мне и первый отчет из Арзинова, там конечно было не так как в Новосёлово, но вполне приемлимо для меня. Дома у Лукоянове и Починках были быстро проданы и Иван спрашивал разрешения вложить часть вырученных денег в реконструкцию трактира. Марфа подробно расписала что и как они планируют сделать. Я тут же написал им о своем согласии.
Еще Иван прислал письмо отца Сергия, который извещал меня, что он принял приход нашего храма. Это меня очень порадовало и я послал Ивану распоряжение о выделение средств на возобновление строительства каменного храма.
Матвей во время прибыл в полк и успел мне то же прислать письмо. В Питере все тоже было без неожиданностей и все мои распоряжения выполнялись. Покупатели на наши дома на Лиговке и Васильевском уже нашлись и только требовалось мое присутствие. Станционный смотритель Сидор Пантелеевич получил увольнение со службы, Матвей захватил его с собой и временно поселил его на Пулковской мызе, где тот сразу же начал что-то мастерить.
Одним словом всё у меня пока получалось. В Твери уже закончили сооружение наплавного моста, я без проблем переправился через Волгу и вечером семнадцатого апреля был в Петербурге.
Абсолютно все в нашем доме собирались на пасхальную службу и мне было очень приятно, что мы так во-время вернулись. Я видел как нервничают мои камердинеры из-за опасения не успеть, да и самому очень хотелось успеть и пойти в храм вместе со всеми.
В детстве и юности я как большинство в Советском Союзе был далек от церкви. Но как многие был крещеным и знал, что на Пасху едят крашеные яйца и говорят что какой-то Христос воскрес. Но это все у меня не вызывало ни какого интереса и я сознательно избегал даже разговоров на эту тему.
Совершенно неожиданно для меня жена перед смертью попросила отпеть её. Попросила и попросила, ничего у меня в душе не ёкнуло. Но во время панихиды со мной что-то произошло, я оказался как бы в другом мире и перестал понимать происходящее. В этот момент ко мне подошла какая-то старушка и тихонько сказала:
— Милок, ты завтра вечерком приходи на службу, а потом с батюшкой побеседуй.
Так начался мой процесс воцерковления. Я по-прежнему избегал разговоров на эту тему, но уже по другой причине. А вот однажды пришлось не только разговаривать, но и пустить в ход кулаки, что бы пресечь хулу на Господа.
Это была еще одна причина охлаждения отношений с зятьями, скорее всего самая веская. Они молчали, но их прямо корежило, когда я шел в храм, особенно в пасхальные ночи.
После