на достаточное расстояние.
Первого я вырубил ударом в точку возле основания шеи. Не смертельно — но голова пару дней у него поболит. Хотел достать сразу второго — но не получилось. Он отреагировал мгновенно. Подготовленный оказался! К тому же, на его стороне преимущество в мышечной массе.
Пришлось схитрить: он решил, что поединок пошёл по стандартному сценарию и уже готовился реализовать своё преимущество, но тут я перешёл в партер, прыгнув ему под ноги. Потеряв контакт с землёй, на пару мгновений он стал беспомощным, и я воспользовался этим, коснувшись точки у основания черепа.
С оставшейся парой у меня не было преимущества внезапности. Боевики уже поняли, что перед ними не простой противник, собрались — и сделали меня как котёнка. Я только и успел одну атаку провести, как меня отправили в нокаут ударом в правую скулу.
Я сидел в кресле, в роскошном кабинете, обставленном кожаной мебелью, и прикладывал лёд к своей ноющей скуле. Мирослава держала меня за руку, враждебно глядя на мужика, сидящего на стуле перед массивным рабочим столом. Мужик же с любопытством разглядывал меня.
— В школе занимался небось, да? Сам с Дальнего Востока? — спросил он неожиданно добродушным голосом.
— Из Подмосковья, — ответил я.
— Ладно, это мы выясним… где так драться научился?
— Тяжелое детство… — уже привычно ответил я.
Мужик встал и подошёл ко мне. Протянул лопатообразную ладонь.
— Я Дмитрий Петрович, — представился он. — Отец Мирославы.
— Александр Сергеевич, — ответил я, пожимая руку.
— Будем знакомы.
Дмитрий Петрович вернулся на своё место, продолжая меня критически разглядывать.
— Что в университете скажешь насчёт этого? — он кивнул в мою сторону, очевидно, имея ввиду синяк на скуле.
— На лестнице поскользнулся, что тут ещё придумаешь… — вздохнул я.
— Заставят объяснительные писать. Изучать технику безопасности. У нас любили так делать, — улыбнулся Дмитрий Петрович.
— Наверно, — вздохнул я.
— Мир… ну слушай, мы же договаривались с тобой. Вопросы безопасности у нас абсолютный приоритет.
Мира ничего не ответила; лишь демонстративно отвернулась.
— А так вообще выбор одобряю, — вдруг добавил он. — Славный парень. Вроде порядочный. Я такое по глазам вижу. Умный. Защитить тебя сможет. Чего ещё желать любящему отцу?
Мирослава посмотрела на отца с недоверием.
— Ты сам-то вообще, что дальше по жизни планируешь? — Тот посмотрел на меня. — Есть понимание, куда дальше?
— Возможно, — ответил я.
— И куда?
— Вот только планами я делиться не привык, — ответил я. — Говорят, их тогда реализовать сложно, если болтать много.
Дмитрий Петрович широко улыбнулся, ответ ему явно понравился.
— Молодец, — серьёзно сказал он. — Далеко пойдёшь… Мир, ну правда — кончай кукситься. А то маман подключу.
— Четверых мордоворотов! — наконец, заговорила Мирослава. — Четверых, пап! Ты, блин, от кого меня защищать собрался? От банды террористов⁈
— Я же объяснял уже: нам сигнал поступил. Мы усилили меры по семье. А тут такие новости поступают, о твоих похождениях… хорошо хоть мама не знает ещё — я планировал подготовить её к эдаким новостям.
— Сигналы, блин… — Мира вздохнула, успокаиваясь. — Пап, достало меня всё это. Правда. Вот достало! Я просто жизни хочу, нормальной, без этого вот всего…
— Дочка… — отец посмотрел на неё с нежностью. — К счастью, ты понятия не имеешь, что такое «нормальная жизнь» в наше время.
— Имею! — возразила Мирослава. — Имею, пап. Я не слепая и не глухая. Вы с маман нищетой регулярно пугаете — может, вас самих в детстве плохо кормили? Вот скажи, пожалуйста, откуда это всё у советских людей? Чему вас самих в детстве учили? Разве вот этому? Так почему ты думаешь, что мне пригодиться то, чему вы пытаетесь учить меня сейчас?
Дмитрий Петрович грустно вздохнул. Потом посмотрел на меня.
— Ну а ты? — спросил он. — Сам что думаешь насчёт этого?
— Объясните, пожалуйста, что за сигнал был, — попросил я. — Насколько реальная опасность угрожала Мирославе?
Вместо ответа Дмитрий Петрович снова поднялся и подошёл ко мне, закатывая рукав пиджака. На его предплечье была тугая повязка.
— Вот под этим — сквозное пулевое ранение, — сказал он. — Пять дней назад. Дочери я не говорил. Повезло: чистая случайность, вовремя поднял руку. Да, боюсь, что угроза серьёзная. По крайней мере до тех пор, пока мы с ней не разобрались.
Мирослава прикрыла рот ладошкой, в уголках её глаз появились капельки слёз, однако она держалась, не всхлипывала.
— Вы ведь госслужащий? — спросил я. — Верно?
— Военнослужащий, как и ты, — поправил Дмитрий Петрович. — Но да, места для службы бывают разными. То, что происходит у нас — как правило, остаётся «за кадром», если понимаешь, о чём я. Но сейчас без этого никак нельзя. Все вокруг говорят, мол, государство у нас развалилось, зачем цепляться за то, что давно не работает? Так вот: оно пока ещё не развалилось. И самое главное: у многих есть иллюзия, будто сейчас всё настолько плохо, что хуже некуда. На самом деле, конечно, есть куда. Ещё как есть. Важно это понять вовремя…
— Тогда, конечно, лучше было перестраховаться, — сказал я.
— Что?
— Ответ на ваш вопрос, что я думаю насчёт этого. Я бы на вашем месте перестраховывался. Жизнь важнее дискомфорта или обид. В конце концов, всегда можно прощения попросить. Главное, чтобы было у кого.
Мирослава посмотрела на меня с удивлением.
— Ну так, значит, без обид за это недоразумение? — он снова кивнул в мою сторону.
— Без обид, — серьёзно ответил я.
— Мир, в общем, сама понимаешь — полностью группу я с тебя не сниму. Но если что — ты держись вот его, ладно? Мне как-то спокойнее, когда ты с ним гуляешь, а не с этими своими… подружками.
— Мне машину бы забрать… — осторожно спросил я.
— Жигулёнок-то? Да он здесь стоит, во дворе. Ребята пригнали. На вот ключи, — он достал из кармана и перебросил мне мои ключи. Потом посмотрел на часы и добавил: — Так, на поверку ты же опоздал, да? Но тебя прикрывают хоть?
— Прикрывают, — кивнул я.
— Ладно. В общем, будем считать, что мы поговорили и поняли друг друга. Мира, маме всё это пока что рассказывать не обязательно.