Правда, как я уже говорила, подтвердить это сможет только анализ ДНК обнаруженных вами людей современного облика. Если он покажет митохондриальный гаплотип «N», то тогда моя догадка верна. Если гаплотип «L3» или, что, скорее всего, «неизвестный науке вид», то моя новая теория неверна, а встреченные вами люди представляют ныне совершенно вымершую ветвь человечества, — она побарабанила пальцами по карте и повернулась к нам, — Но, я в это не верю. Теория одного исхода из Африки, хромает на обе ноги.
Во-первых, для формирования новых чистых гаплотипов необходимо разделение популяции на две или более частей и их длительная изоляция. Например, предки неандертальцев и кроманьонцев полмиллиона лет назад территориально разделились на две популяции европейскую и африканскую, и только триста тысяч лет назад мы фиксируем в Европе генетическую линию неандертальцев, и сто девяносто тысяч лет назад в Африке появляются первые люди современного типа. Сначала миграции и разделение популяции, а лишь потом мутации, генетический дрейф и формирование групп с новыми гаплотипами.
— Ира, ты думаешь, что на этот процесс как то повлияло извержение вулкана Тоба? — спросил профессор Архангельский.
— Не просто повлияло, — кивнула мадам антрополог, в Азии люди с гаплотипом «М» выжили, скорее всего, только в предгорьях Гималаев у истоков Ганга. Все остальные популяции были одномоментно уничтожены, включая и население южной Аравии и Междуречья, которых прочили в наши предки.
На людей, пошедших из Африки по северному пути извержение и взрыв Тобы, повлияли, скорее всего, мало. По крайней мере, соседствующие с ними и куда лучше изученные неандертальцы никакого демографического сжатия не испытывают. А вот по южной Азии и по Африке удар был нанесен сильнейший. А осевшие на Ближнем Востоке, пошедшие по северному пути переселенцы из Африки, исчезли примерно шестьдесят тысяч лет назад по совсем другой причине.
— Примерно в то время, течения в Атлантике в очередной раз переключились на межледниковый тип, — заметил профессор Архангельский, — и пока Гольфстрим не растопил тысячелетние льды в Арктике, то в Европе, Средиземноморье и Северной Африке стояла ужасающая засуха. Уровень Черного моря тогда падал примерно на девяносто метров от нынешней отметки, а Босфор с Дарданеллами совершенно пересыхали.
Но я думаю, что ты права, на Кавказе все было не так страшно. Весь цимес в том, что конфигурация горных хребтов в этой части Евразии, как капканом ловит воздушные потоки западного переноса и вдоль своих склонов заставляет их подниматься резко вверх и охлаждаться из-за чего даже в засуху в предгорьях все время выпадают осадки. В то же время, те же горы, закрывают этот клочок земли от холодных северных ветров. Получается своего рода убежище, или библейский Эдем.
Кроме того, Ира, смотри, — профессор подошел к карте, — когда плавучие льды в Арктике растаяли и Гольфстрим заработал на полную мощность, на север хода отсюда еще не было, там таял ледник и творился самый настоящий Великий Потоп, а это могло продолжаться не одну тысячу лет. Зато через долины между большим и малым Кавказскими хребтами открывался путь на юг, к Каспийскому морю, Персии, Аравии и Средней Азии. А около пятидесяти тысяч лет назад воды на севере схлынули, и с Кавказа открылся путь в Восточную Европу и на Балканы.
— Все правильно, — кивнула Ирина Владимировна, — примерно тогда там и появились первые кроманьонцы, постепенно вытесняющие неандертальцев.
— Наши предки истребили неандертальцев? — непроизвольно спросил я.
— Не говорите ерунды, Павел Павлович, — неожиданно резко ответила мне госпожа антрополог, — есть один факт, который полностью игнорируется сторонниками теории геноцида. В большинстве самых удобных пещер, в которых по очереди проживали сначала неандертальцы, а потом и кроманьонцы, их культурные слои разделены слоями чистого осадка, который говорил, что пару тысяч лет, или около того, жилплощадь стояла необитаемой. Думаю, что сначала уходили или вымирали неандертальцы, а уже потом местность заселялась кроманьонцами. Были и контакты, но и они далеки от прямого геноцида.
Например, неандертальская культура шаттельперон, когда они заимствовали технологии у пришельцев из Азии, также были отмечены, случаи когда после замены населения на кроманьонцев, продолжались эксплуатироваться некоторые неандертальские технологии. Не очень-то похоже на геноцид, думаю, что метисизация в те времена была куда более широким явлением, чем теперь принято считать.
Только вот не стоит забывать, что после всех этих событий по Европе еще один раз прошлись ледники, и первичное европейское население мигрировало на юг, или было уничтожено. Также ледниками и временем была уничтожена и большая часть оставшейся от этих людей материальной культуры. А от теории нашего врожденного превосходства над неандертальцами за версту несет самодовольными европейскими бюргерами и Альфредом Розенбергом.
— А что никакого превосходства не было? — спросил я, — Почему тогда они вымерли, а мы живем?
— Я бы не назвала это превосходством, — ответила мне мадам Славина, — скорее преимуществом. Это немного разные понятия, если вы понимаете — о чем я. Наши предки не были умнее, плодовитее, трудолюбивее и прочее. Они были универсальнее и всеяднее, чем неандертальцы. Преимущество в технологиях сперва было на стороне неандертальцев. Мустьерская индустрия, иначе левауллазское расщепление, это сто тысяч лет назад против развитых ашельских технологий наших предков, как «мерседес» против телеги. Даже навороченная телега — это все равно телега. Двусторонние ашельские рубила позволяли только разделать тушу убитого зверя, а плоские скребла с острым краем, производимые по неандертальским технологиям, позволяли еще снять с туши шкуру, обработать ее, раскроить и одеть на себя.
Именно это, а не какая-то особенная волосатость, позволило неандертальцам завоевать умеренные зоны, пока наши предки голые тусовались в субтропиках. Но, если наши предки были всеядными, как китайцы и лопали все что бегает, ползает, плавает и летает, то неандертальцы имели узкую специализацию по крупным, или, в крайнем случае, мелким копытным. Если они ловили рыуа, то длиной в метр, не меньше. Если крупной добычи становилось меньше, то у неандертальцев начинался продовольственный кризис. И доля животной пищи в рационе им требовалась вдвое большая чем нам с вами, от четверти до трети, в то время как современному человеку хватает десяти-пятнадцати процентов. Вряд ли это была только культурная традиция. Скорее всего, они вошли в пищевую цепочку, как суперхищники, и их метаболизм, скорее всего, были ближе к метаболизму псовых или крупных кошек, чем к нашему.
