Я молча покачал головой, не зная, что и сказать. Порою старому разведчику Джорджу Баренсу удавалось завербовать весьма ценных агентов, но такая удача могла считаться высшим пилотажем даже для него.
Наконец лестница закончилась. Я очутился перед дверью, едва заметной в обрывках густой паутины. По сути, это была даже не дверь, а узкая щель, протиснувшись в которую, мне пришлось пройти боком шагов десять, прежде чем оказаться в небольшой каморке с убогой, но все же лежанкой. О большем я в тот миг не мог и мечтать.
За спиной послышался какой-то неясный скрежет.
– Это куранты, – пояснила Софья, увидев мое замешательство. – Они отмеряют время, – с нескрываемой гордостью добавила она.
Я молча кивнул. В эти годы подобная механическая диковинка была редкостью, а здесь, в Московской Руси, так и подавно. Насколько я помнил, это чудо инженерной мысли поражало современников невероятной точностью, безошибочно отмеряя часы своей единственной стрелкой.
– Ложитесь, – указывая на топчан, скомандовала Софья. – Вам следует отдохнуть. Здесь есть запас еды на три дня. Я дам вам чудодейственную мазь, приготовленную Якобом Гернелем. Она быстро уймет боль и уврачует ваши раны.
– Благодарю вас, сударыня, – укладываясь на жесткое ложе, проговорил я. – Прошу меня извинить за то, что вынужден разговаривать с вами, нарушая законы приличия, но, увы, ноги отказываются повиноваться.
– Пустое, – отмахнулась госпожа Скуратова. – Хорошо еще, что царь Иван распорядился бросить вас именно в это подземелье.
Я попробовал было удивленно поднять брови, но от боли лишь сморщился.
– Что ж в этом такого хорошего?
– Реши государь упечь вас в иное место, все могло бы сложиться намного хуже. Дело в том, что о потайном ходе сейчас, почитай, одна я знаю. Когда дед нынешнего царя башню эту ставил, он ни о каких курантах не помышлял. Лестница соединяла верхнюю боковую галерею с подвалом, а оттуда ход вел к реке. Когда же начали устанавливать куранты, мастер Андреа из Падуи заложил стену, и, кроме него, никто не ведал, что здесь осталась комора. – Она произнесла это слово на итальянский манер, и у меня не осталось никаких сомнений о том, откуда ей известно о местонахождении тайной комнаты. – Я сызмальства жила в Кремле, а сеньор Андреа очень скучал по своей семье. Я напоминала ему дочь, и он баловал меня, как мог. Для всех прочих он был чужаком и никого, кроме меня, сюда не пускал. Незадолго до смерти он показал мне этот ход. Правда, сейчас там, внизу, все перегородили, поэтому выйти к реке не удастся. Но, когда все уляжется, я вас выведу, и вы сможете отправиться к Якобу Гернелю.
От неожиданности я чуть не подскочил на покрытых тюфяком досках.
– Вы что же, знаете, где он?!
– Увы, нет, – покачала головой Софья. – Но он сказал, что если среди тех, кто будет его искать, окажется человек, который среди всех книг обратит особое внимание на фехтовальный трактат, то мне следует указать ему место и время встречи.
– Узнаю дядюшку, – усмехнулся я, восхищаясь прозорливостью старого разведчика.
– Так вы его племянник?
Девушка впервые с момента нашего знакомства заинтересованно глянула на меня.
– Впрочем, да. Конечно. Якоб Гернель очень точно описал вас, хотя и не сказал, что вы родственники.
Еще бы! Откуда ж ему было знать, какую легенду дадут мне институтские разработчики.
– Он велел передать, – продолжала моя спасительница, – чтобы вы отправлялись на то самое место, где князь Изборский встречался с дружиной Володимира Муромца, – продекламировала она.
Я невольно усмехнулся, вспоминая перелесок неподалеку от Пскова, едва не ставший полем битвы между потомком легендарного Ильи Муромца и потомком не менее легендарного Трувора.
– …Правду сказать, я не поняла, о ком он говорил. В Изборске со времен Рюрика не было князя. А былинного витязя – защитника земли русской – звали Ильей. Как пророка, который своей колесницей небесные своды сотрясает.
Замолчав, Софья Федоровна требовательно воззрилась на меня, ожидая внятных объяснений.
– Это давняя история… – Я лихорадочно пытался сообразить, как объяснить неожиданно образованной девушке очевидную «нелепость» слов моего дяди.
Объяснений не нашлось.
– Как-нибудь я вам о ней поведаю. А сейчас вы, помнится, обещали мне еду и чудодейственное снадобье.
Мазь, «изготовленная по рецепту Якоба Гернеля», входила в медицинский комплект институтских оперативников и действительно прекрасно снимала боль и заживляла раны.
– Что это вам вдруг вздумалось на государя-то руку поднимать? – поинтересовалась Софья, глядя, как я с остервенением втираю мазь в черно-бурый кровоподтек на плече.
– Да не поднимал я. – Мои губы скривились – то ли от боли, то ли от нелепости вопроса. – Царь на меня с ножом кинулся. Вот все и завертелось.
Я с сожалением вздохнул.
– Он об том иначе сказывал. Говорил, мол, заслали ляхи упыря злого, чтоб, значит, его особу царскую живота лишить.
– Умно, – продолжая наносить мазь на избитое тело, ответил я. – И мне, стало быть, другого случая не нашлось, как на виду у сотни костоломов на него с ножом бросаться? Причем с его же собственным ножом.
Софья пожала плечами.
– Перед имперским послом царь иную речь держал. Я сама слышала, как он поведал о том, что вы, притаившись в трапезной, на него с ножом кинулись, а он, стало быть, саморучно вас на кулаках одолел. А уж после стражам передал.
Во мне взыграла профессиональная гордость.
– Забавно. А те трое поединщиков, которые до него со мной справиться не смогли, выходит, покалечились, о скамейки зацепившись? Нет уж… – Я прервал себя на полуслове. – Погодите! Вы только что сказали, что слышали разговор государя с имперским послом?
Вопрос отнюдь не был праздным. Предположить, что, в обход всех правил этикета и приличий, господствовавших при здешнем дворе, женщина могла быть допущена на дипломатический прием, было никак невозможно. В Московии конца XVI века подобный шаг показался бы куда более вопиющим, чем банальное покушение на царя.
– Каким образом?
– Секрет прост. Он под вашими ногами.
Я начал озадаченно рассматривать подстилку в области своих пяток. Но если там действительно хранился секрет, то раскрыть его мне не удалось.
– У вас что же, волшебный топчан? – заговорщически глядя на девушку, спросил я. После встреч с Крепостным, Лешим и Бабой-Ягой меня бы это не удивило.
Она сочувственно покачала головой и, наклонившись, отбросила край тюфяка. Лежанка была грубо сколочена. Шляпки гвоздей торчали вкривь и вкось, словно неизвестный плотник, сделавший этот топчан, впервые держал в руках молоток.
