возьму. А ты езжай обратно на свои Соловки, да молись, чтобы тебя за старые делишки за хвост не взяли.
— Что⁈
Эфирное поле скачком увеличило напряжение.
— На моего ученика покушаешься, старая?
— Старая⁈ Это я старая? Сейчас я покажу тебе, какая я старая! Сейчас…
Особняк вздрогнул от подвала, с запертым «Божедомским вертепом», до флюгера на крыше. Что-то страшно заскрипело, застонали балки между этажами, а за моей спиной послышался звон посуды, вывалившейся из шкафов.
Тут я не выдержал. Это мой дом, между прочим! И я не позволю двум спятившим от взаимных претензий магам разносить его.
Со всей силой я толкнул двери в гостиную, заставляя их с грохотом распахнуться. Анубис, тоже возмущённый происходящим, вышел на рабочий режим и окружил меня вихрем эфира.
— Прекратить безобразие!
От моего крика, усиленного Анубисом, задрожали несколько уцелевших стёкол в окнах. Марья Алексевна и Лукиан обернулись и уставились на меня удивлёнными глазами.
— Уважаемые Марья Алексевна и отец Лукиан.
Пока я говорил, Анубис продолжал качать эфир по всему диапазону, нагнетая давление на заигравшихся магов.
— Моя усадьба не место для подобных выходок. Если вы забыли, то я напомню: здесь находится ребёнок, а также беззащитные перед магией люди. Подвергая их опасности, вы рискуете в первую очередь моей дружбой. Вы должны были подумать, прежде чем творить безответственное колдовство.
Под моим возмущённым взглядом оба бузотёра покраснели и потупились, будто нашкодившие дети.
— Желаете устраивать разборки? Отлично! Идите на улицу, подальше от усадьбы, и там ругайтесь сколько хотите. И не забудьте поставить магические щиты, чтобы оградить от своих действий остальных.
Я рукой указал на дверь в прихожую.
— Идите! Давайте, давайте, все разборки подальше от дома. Мне ещё жить тут, между прочим.
Прежде чем они опомнились, я вытолкал их в прихожую, а затем и на крыльцо. С хлопком закрыл за ними дверь и, разъярённый, вернулся в гостиную. Нет, ну вы посмотрите, что наделали! Мебель в щепки, вазы и прочая посуда вдребезги, на полу, стенах и потолке чёрные разводы копоти.
— Костенька…
В дверях стояла Настасья Филипповна. Ничуть не напуганная, а скорее раздосадованная.
— Ты их в дождь, что ли, выгнал?
— Не знаю. Не заметил, какая там погода.
— Ох, — ключница вздохнула, — как в старые добрые времена, при Василии Фёдоровиче. Он тоже, бывало, как разозлится, как начнёт гневаться, так хоть в подвале прячься. Один раз целый сервиз на тридцать персон расколотил и вазу китайскую. Жалел потом, да только поздно уже было.
Я осуждающе покачал головой. Совершенно не понимаю такой несдержанности у владеющих Талантом. Полная безответственность и наплевательское отношение к последствиям. И после этого они будут ещё мне что-то говорить про мой низкий контроль над силой.
— А что, уже всё? — в гостиную заглянула Ксюшка и поморщилась. — Так магией навоняли, даже у меня в комнате чувствуется. Дядя Костя, а дом ещё трястись будет? Я рисовать хотела, а от тряски краски разливаются.
— Не будет, милая. Можешь спокойно рисовать, я лично прослежу, чтобы тебе не мешали.
* * *
Драки на улице так и не случилось. Где-то через полчаса виновники разгрома постучали ко мне в кабинет. И Марья Алексевна, и Лукиан выглядели смущёнными, будто сами от себя не ожидали такой выходки.
— Я вас слушаю.
— Погорячились, — Лукиан развёл руками, — словно затмение какое-то нашло.
— Не серчай, Костя, — Марья Алексевна виновато улыбнулась. — Ей-богу, самой стыдно. Как девчонка себя вела, ничего не видела и не слышала.
— И что прикажете с вами делать? — я вздохнул и обвёл их взглядом. — Если вы завтра опять сцепитесь? Водой вас разливать? Взрослые люди, а ругаетесь как дети.
— Не сцепимся, — пробасил Лукиан, — мы уже порешали всё.
— Вместе тебя учить станем.
— Ты у нас уникум. Будет у тебя два наставника.
— А за гостиную не переживай, — княгиня улыбнулась, — завтра же в Муром посыльного за мебелью отправлю.
Я принял их извинения. Не выгонять же обоих из усадьбы. Учиться мне всё равно надо, да и привык я уже к старикам. А судя по их взглядам друг на друга, они разрешили свои личные трения.
* * *
Уже к вечеру в Злобино приехал неожиданный гость. Секретарь Тайной канцелярии Степан Иванович Шешковский собственной персоной. Весёлый, улыбающийся, но с какой-то болезненностью во взгляде. Я пригласил его отужинать с нами — человек он достаточно приятный, хотя и не скажу, что нас связывает дружба.
За столом он много смеялся, рассказывал о новостях Петербурга и оказался весьма интересным собеседником.
— Представляете, какая забавная история случилась в Летнем дворце. После смерти Елизаветы Петровны в одном из залов дворца обнаружили парящий стол. Да-да, именно парящий — висит себе в вершке над полом и не собирается падать.
— Вероятно, чья-нибудь шутка?
— Никто не знает! — Шешковский развёл руками. — Наши люди осмотрели его, но не нашли ничего опасного. Увы, совершенно непонятно, кто такое мог сделать.
Я вежливо улыбнулся и занялся отбивной на своей тарелке.
— Самое забавное, что столу нашли применение придворные дамы. Они его используют для «столоверчения» — вызывают духов умерших людей и задают всяческие вопросы. Некоторые злые языки утверждают, что отвечает им только дух императрицы. Мол, стол же появился после её смерти.
Да уж, удалась моя «шуточка». Я-то думал, что Знаки разрядятся, а они действуют до сих пор. Вероятно, во дворце повышенный эфирный фон от множества Талантов, и связки от него подзаряжаются. В любом случае Знаки постепенно деградируют, и стол перестанет левитировать.
— А ещё буквально на днях случилась новость, — Шешковский посмотрел на меня с натянутой улыбкой. — Пётр Фёдорович распустил Тайную канцелярию. За ненужностью. Так и написал в указе, да-с.
— Оставайтесь у нас ночевать, Степан Иванович. Куда вы в ночь поедете?
— Нет-нет, дела ждут, никак не могу задерживаться. Но вот поговорить с вами, — Шешковский подмигнул, — приватно мне необходимо.
— Тогда прошу в кабинет.
Прежде чем подняться с Шешковским на второй этаж, я приказал подать нам кофий. Не отпускало предчувствие, что разговор затянется надолго.
— Присаживайтесь, Степан Иванович.
Мы устроились в креслах у камина. За окном стучал дождь, а в кабинете тепло, потрескивал огонь и на столике блестел крутым бочком графинчик рябиновки. Я налил в
