Разговор с тем пожилым, опытным мужчиной не выходил у Григория из головы. Старик рассказал, что фашисты на месте расстреливают абсолютно всех краснофлотцев. Уж очень насолили немцам «черные дьяволы», как называют фрицы матросов. Сразу после этой беседы боец твердо решил переодеться, как только ему представится удобный случай. Вот только за прошедшие недели такой оказии так и не появилось. Новую солдатскую форму взять было просто негде. А менять свою, хоть и грязную форменку на чужое отрепье, тем более снятое с трупа, уж очень не хотелось.
Ровно в три часа утра раздался негромкий хлопок. С ядовитым шипением в темное небо взлетела сигнальная ракета и ярко вспыхнула багрово-красным цветом. Начался смертельно опасный прорыв. Григорий поглубже нахлобучил бескозырку и, по перенятой у матросов привычке, закусил зубами концы черных муаровых ленточек.
В следующий миг, не издав ни звука, все бойцы выскочили из окопов и очертя голову бросились вперед. Почему-то немцы тоже молчали. В ответ на явное движение противника со стороны фрицев не раздалось ни единого выстрела. Недоумевая по поводу странного поведения фашистов, Григорий изо всех сил старался не отстать от других.
Он выставил штык винтовки перед собой и бежал что есть мочи. Вместе с другими красноармейцами он мчался в непроглядную, безмолвную и от того еще более страшную темноту. Григорий едва различал спину солдата, маячившего перед ним. Сковывающая тело боязнь вдруг куда-то исчезла, и в голове появилась навязчивая мысль: «Только бы не отстать от своих. Только бы не отстать…» — почему это было так важно, Григорий себе объяснить не мог и лишь повторял и повторял эти слова.
Спустя минуту все атакующие удалились от своих окопов уже достаточно далеко. Они оказались на широком участке ничейной земли, которая длинным клином врезалась в оборону фашистов. В этот миг началась настоящая бойня. На целеустремленно бегущих бойцов сразу с трех сторон обрушился шквальный, прямо-таки ураганный огонь. Оглушающий грохот выстрелов, визгливый свист пуль и хриплые крики раненых наполнили воздух. Многочисленные немецкие пулеметы косили нестройные цепи красноармейцев с той же легкостью, как серпы срезают стебли спелой травы.
Каждую секунду вокруг Григория десятками падали сраженные насмерть люди. Рухнул бежавший справа, потом слева, затем впереди, а он все еще был жив. Меж тем остававшиеся на ногах продолжали стремительно мчаться вперед. Очень скоро парень заметил, что рядом с ним уже почти никого нет. Лишь несколько человек еще продолжали упорно двигаться в направлении прорыва. Но и их с каждым мгновением становилось все меньше и меньше. Один за другим бойцы, как подкошенные, валились на каменистую землю.
На всем бегу Григорий споткнулся о выступающий из земли камень. Потерял равновесие и полетел в темноту. Упал на землю, кубарем прокатился пару метров и оказался на краю глубокой воронки от снаряда. Юзом сполз на животе по крутому откосу и упал прямо на мертвого красноармейца. Только что убитый молодой парень был еще теплым, словно живой. Кровь даже не успела запечься и тоненькой струйкой текла из его головы, пробитой немецкой пулей.
Григорий торопливо огляделся по сторонам. Заметил винтовку и поднял с земли. По привычке передернул затвор и убедился, что магазин пуст. Раздраженно отбросил в сторону совершенно бесполезную, незаряженную железяку. И только тогда заметил, что бескозырка и единственная его надежда, остро наточенный штык, куда-то бесследно исчезли. Скорее всего, остались наверху вместе с его трехлинейкой, а эта бандура была раньше в руках у покойника. Именно поэтому никакого другого оружия рядом не оказалось.
Вылезать из ямы и подставляться под пули очень не хотелось. Парень напряженно прислушался и понял, что ураганная стрельба понемногу стихает. Прошло совсем немного времени и, наконец, наступила полная, можно сказать, гробовая тишина. Глубокое безмолвие лишь изредка разрывали короткие очереди, выпущенные из немецких автоматов и пулеметов.
Спустя еще полчаса стало совсем светло. Поднявшись к верхнему краю, Григорий осторожно выглянул наружу и повертел головой. Вся земля вокруг была густо усыпана мертвыми советскими бойцами. Особенно много убитых лежало между воронкой, где он оказался, и вражескими траншеями. Сами немецкие позиции находились от него не более чем в пятидесяти метрах.
— Совсем немного не добежал! — тяжело вздохнул боец. — Секунд восемь всего не хватило, — о том, что он стал делать без патронов, если бы успел добраться до врага, он почему-то не подумал.
Вдруг из вражеских траншей один за другим стали подниматься веселые, широко улыбающиеся фашисты. Они неторопливо выстроились в плотную цепь и двинулись вперед. Изредка фрицы останавливались и в упор стреляли в лежавших на земле краснофлотцев. Иногда пинками поднимали с земли солдат. Если те сразу вскидывали руки и были в состоянии идти сами, их оставляли в живых. Ударами тяжелых прикладов пленных направляли в сторону немецких траншей и тотчас забывали о них. Всех строптивых или тяжело раненных без всяких разговоров добивали на месте.
Увидев все это, Григорий в панике скатился на дно глубокой воронки. «На мне морская форма! — испуганными птицами заметались мысли в его голове: — Говорил же мне Старик, чтобы я сменил ее на солдатскую! Так нет же, все откладывал на потом! И вот дождался!»
Тут его взгляд упал на убитого молодого красноармейца: «Ростом он с меня, и сложение похожее… — еще не додумав эту мысль до конца, Григорий бросился к убитому. Уже вошедшим в привычку движением руки закрыл широко распахнутые серые глаза. Затем начал судорожно раздевать бойца. — Мертвым теперь все равно, а живым нужно себя поберечь. Вдруг еще родине пригодятся?» — всплыли в памяти жестокие слова Старика.
Стараясь не испачкать вещи в крови, Григорий быстро стянул с парня грязную гимнастерку, а затем и брюки. Содрал с себя морскую форму и натянул солдатскую. На середине откоса воронки заметил армейскую пилотку. На карачках поднялся наверх, схватил головной убор и надел на голову. Все части обмундирования подошли так, словно были на него шиты. Ботинки он переобувать не стал. Документы тоже оставил свои.
Облачаясь в армейскую форму, Григорий чутко прислушивался к тому, что происходит наверху. Грубая, лающая немецкая речь слышалась все ближе и ближе. Стоя на коленях, Григорий натянул на убитого свои брюки и тельняшку. Надеть на покойника матросский бушлат времени уже не оставалось. Он просто набросил форменную куртку на плечи солдату и повернулся лицом к немецким позициям.
В ту же секунду наверху противно заскрипел битый щебень, потревоженный подошвами чужих сапог. Над краем воронки медленно появилась немецкая каска. Затем в яму осторожно заглянул один из фашистов и быстро отпрянул. Однако не увидел ничего опасного, подошел поближе и направил на бойца автомат.
