Явившийся к нему человек выглядел вполне заурядно. И не поверишь ведь, что он ходил в отчаянные атаки на казачьи и большевистские пулеметы. Интересно было и то, что начало романа пересекалось с книгой Конькова "Комиссарами не рождаются". Те же события, только с другой стороны. Возможно, бронепоезд товарища Сергея лупил из своих пушек до роте Гуля...
— Мне очень понравилась ваша книга, — вполне искренне сказал Максим. — Надеюсь, что советские читатели её оценят. Хотя, вероятно, шум будет большой. Многие не поймут "пропаганды белогвардейщины". Дураков в СССР, как и всюду, хватает.
— С шумом-то и в Париже дело обстоит хорошо. Мне уже прислали пятнадцать писем с угрозами. В эмигрантских ресторанах теперь мне лучше не появляться.
— Да уж, читал статью Бурцева. Такое впечатление, что с газетной страницы летит слюна.
— Ну, это его стиль.
— И этот человек был апологетом терроризма[44]. Хотя сам лично, вроде бы, не стрелял.
— Я думаю, он и по морде в жизни никому не дал. К тому же, он всегда на самом-то деле был либералом.
— То есть?
— А это было не такой уж редкостью среди эсеров. Они полагали — террористы запугают царизм, тот вынужден будут ввести конституцию. В народное восстание он никогда не верил.
— А вы с Москвы? — Помолчав, спросил Гуль.
— Сейчас да, там учился на курсах повышения квалификации. А вообще-то я из эмигрантской семьи.
Писатель поглядел на собеседника с огромным интересом. Сочувствующих Советской России эмигрантов хватало, но пока что среди них было немного убежденных коммунистов. У Максима же на груди краснел французский комсомольский значок, а в углу кабинета висела косуха. Коммунистичнее уже некуда.
— И как вам Москва?
— Проблем много. Но представление, что на месте России остались одни руины, ошибочно.
— Я имею в виду нэп. Многие полагают, что это возврат к нормальной жизни.
— Если вы считаете капитализм нормальной жизнью... Но в любом случае, в СССР — это пена. Спекулянтщина. Как во время Великой войны.
— Да уж, на героев тыла я насмотрелся.
Мысли Гуля крутились возле какой-то темы... Наконец, он решился.
— Скажите, а я могу посетить СССР?
— Почему бы и нет?
— Но я ведь против вас воевал...
— Моё личное мнение — на Кубань вам лучше не соваться. Там вас точно не поймут. А так... Генерал Пепеляев сдался товарищу Конькову. И что? Преподает сейчас на курсах "Выстрел". Да и ваш бывший соратник полковник Слащов сейчас командующий Дальневосточным военным округом.
Вообще-то Максим догадывался, что Гуль в СССР нафиг не нужен, там своих писателей хватало с избытком. Он был куда нужнее здесь. Но 5если человек хочет съездить...
— Если вы опасаетесь, что вами займется ЧК, то зря. Товарищ Коньков очень высоко оценивал ваше произведение. А он в Москве не последний человек.
— Да уж. Слыхал я о его бронепоезде "Балтиец". Его у нас откровенно боялись. Хотя поверьте, трусов среди нас не было.
— Так вот, насколько я знаю, РОСТА планирует выпустить ваши книги под одной обложкой.
— Тоже интересно...
Максим перешел к следующему вопросу.
— Роман Борисович, я человек в литературе новый, я вообще-то фотограф. Так что вы не поясните, что вообще происходит в эмигрантской среде с литературой?
— Ну, что? Преобладает ностальгия по ушедшим временам.
— Россия, которую мы потеряли, — усмехнулся Максим.
— Вот, а вы говорите, что в литературе не разбираетесь. Как формулируете-то! У вас в РОСТА явно хорошо учат.
— Да, это так, просто вышло...
— Но согласитесь, у дворянских детей детство было счастливым. Летние поездки в поместье вспоминаются в светлом ключе.
— У моих родителей поместья не было. Но я понимаю, о чем вы говорите.
— Так что идет вал ностальгических произведений. Эмигранты их читают и смахивают с глаз слезу.
— А про войну?
— Про какую? По Великую войну — ну, не хочется о ней вспоминать. Тем, более, Анри Барбюс задал направление, тут добавить особо и нечего. А про Гражданскую... Писать, что мы были идиотами, воевавшими против своего народа? Я написал. Но... Впрочем, вы сами понимаете, если пошли в коммунисты. Ведь пришлось порвать со всеми связами?
— Ну, не со всеми. Но я-то — только первый. Будут и иные. Как говорил товарищ Коньков... Максим порылся в столе, достал текст интервью Сергея одному немецкому журналисту и зачитал.
"Я готов вести диалог даже с черносотенцами или, по-вашему, с радикальными националистами. Да, практически на все вещи мы смотрим по-разному. Но! У нас есть нечто общее. Для нас, как и для ультраправых, человек — это нечто большее, чем хрюкающая свинья у корыта. Там что мы можем друг друга понять. А со сторонниками капитализма нам разговаривать не о чем. Капитализм — это идеология свинства. У нас с буржуями в принципе разные ценности. Я далеко не ангел, но не понимаю, как можно украсть у голодного, как можно украсть у солдата. Для меня такие — не люди. Просто твари, которых надо уничтожать. Я их ставил к стенке под пулемёты и готов ставить снова. В этом, возможно, мы найдем общий язык с ультраправыми."
Гуль покачал головой.
— Жуткий человек Коньков. Но ведь, если подумать, он прав.
Уильям наш Шекспир
"Юлмарт". Сеть интернет-магазинов. Репутация у тамошних товаров и в самом деле скверная.
Большевики в это время проводили целенаправленную политику по стиранию разницы между различными учебными заведениями.
Одна из причин противостояния в том, что гимназисты имели право поступать без экзаменов в Университет. Реалисты такого права не имели.
"Скорая" в Париже была на автомобилях, но название сохранилось.
Генри Райдер Хаггард — английский писатель, трудившийся в приключенческом жанре. В России известен прежде всего по книге "Копи царя Соломона". А вообще-то он написал прорву книг.
Хаггард написал 12 приквелов к "Копям". Уровень их на два порядка ниже, чем первая книга.
В РИ цены были ниже, но в этой реальности с экономикой у Франции дела обстоят куда хуже.
В РИ в данное время "молнии" уже появились, но являлись экзотикой. Тем более, они были очень ненадежны и часто "клинили". Недаром на брюки "молнии" стали ставить лишь в конце тридцатых.
Рантье. Человек, не работающий и не занимающийся бизнесом, а живущий с процентов капитала. В начале ХХ века таких людей в Европе было достаточно много.
