Метель слегка улеглась только через несколько часов, когда путники, уже мало что соображавшие от «убродного», как выразился Берестов, путешествия по глубоким сугробам без малейшего признака не то что дороги — тропинки, уперлись в высокую стену в два с лишним человеческих роста, сложенную из грубо обработанных камней, слегка наклонную и плавно загибающуюся куда-то в сторону.
— Пришли наконец-то! — удовлетворенно сообщил проводник. — Форт Буршшосс. Однако немного правее забрали, чем я наметил. А все буран чертов, раскудрить его...
Никаких ворот у городка Блаукифер не наблюдалось, а заметенная снегом узенькая улочка начиналась сразу за поворотом стены форта. Оставив спутников в тихом месте (хотя снег уже почти не шел, ветер не стихал, наоборот, будто набирая силу, завывал, поднимая поземку), старик чуть ли не бегом направился куда-то в сторону невысоких зданий с остроконечными крышами и мутно светящимися огоньками окон.
Назад он вернулся буквально через пять минут: маленький отряд даже рюкзаки толком не успел снять.
— Все, все, хватит отдыхать! — еще издали замахал Владимирыч свободной от своего импровизированного посоха рукой. — Ступайте за мной! Нас ждут!
В узеньком двухэтажном домике с высокой крышей, втиснутом, словно книжка на этажерке, между двумя такими же, их действительно ждали.
Ввалившихся через тугую скрипучую дверь в жарко натопленное, неожиданно большое помещение, уставленное длинными, темными от времени столами, путников встретила с распростертыми объятиями невысокая, плотная и краснощекая женщина неопределенных лет в белоснежном чепце и таком же переднике поверх темного платья с длинным, до пола, подолом.
— Den gutherzigen Abend! Ich bitte Sie, es kommen, liebe Gaste vorbei! Setzen sich zum Tisch, werden aufgewarmt bei dem Herd Sie! (Добрый вечер! Прошу вас, проходите, дорогие гости! Садитесь к столу, грейтесь у очага! (Нем)) — тараторила низковатым, но приятным голосом толстушка. — Die Freunde Herrn Berestoff sind meine Freunde! Aber sie sind in diesem Haus immer froh! (Друзья господина Берестова — мои друзья! Им всегда рады в этом доме! (Нем.)).
Вцепившись одной рукой в рукав Александрова, а другой — ухватив под локоток Валю, она с неожиданной в небольшом теле силой прямо-таки потащила их к столу, который уже споро накрывали белоснежной скатертью две девушки лет двадцати — двадцати пяти, приговаривая по дороге:
— Der Gast im Haus ist der Gott im Наш! (Гость в доме — Бог в доме! (Нем.)).
Берестов, подталкивая в спину остальных, вторил ей:
— Проходите, не стесняйтесь! Чувствуйте себя как дома!..
— Но не забывайте, что вы в гостях, — пробурчал Жорка, стаскивая с головы свой треух.
Увидев забинтованную голову гостя, хозяйка всполошилась:
— Aber, mein Gott! Wie es, Herr Berestoff erhalten wurde? Wer hat diesen jungen Menschen verwundet? (О, мой бог! Как это получилось, господин Берестов? Кто ранил этого молодого человека? (Нем.)).
— Den Ungliicksfall wahrend zu der Jagen, die Frau Steinbeck, — отмахнулся проводник, судя по уверенному владению языком, не первый раз здесь бывавший. — Nichts furchtbar. (Несчастный случай во время охоты, госпожа Штайнбек. Ничего страшного. (Нем.)).
— Садитесь, садитесь! — снова подтолкнул он Жорку и ротмистра к столу. — Ничего не бойтесь. Здесь вы — как дома.
Перед разомлевшими в тепле путниками словно по мановению волшебной палочки, появились огромные керамические кружки, увенчанные шапками белоснежной пены, тарелки с дымящимися сосисками, огромная глазунья с ветчиной, сотворенная из невообразимого количества яиц, миски с жареной и квашеной капустой, блюдо с исходящей паром румяной курицей... Почетное место занял четырехгранный штоф зеленого стекла не менее двух с лишним литров, на этикетке которого была изображена оленья голова с сияющим между рогами крестом, и крохотные серебряные стопочки, покрытые удивительно красивыми чеканными изображениями: готические замки с вычурными гербами, пастушки с овечками, рыцари, гарцующие на горячих скакунах. Даже перед Шаляпиным, вальяжно раскинувшемся у камина, словно именно там всегда и было его освященное традициями законное место, хозяйка торжественно водрузила солидных размеров блюдце с чем-то молочным — не то со сливками, не то со сметаной.
— Пируем, братва! Халява! — удовлетворенно потер руки неунывающий Жорка, за что тут же получил шутливый подзатыльник от Николая.
— Des angenehmen Appetites, liebe Gaste! — радостно подхватила фрау Штайнбек, стоявшая рядом, чинно спрятав руки под фартук. — Ihnen ist es unbequem? (Приятного аппетита, дорогие гости! Вам неудобно? (Нем.)).
Это уже относилось к ротмистру, снявшему свой дождевик и теперь не знавшему, куда девать увесистый автомат, занимавший руки.
— Er weiss nicht, wohin ihm zu legen die eigene Biichse, — ответил за Чебрикова Сергей Владимирович. — Отдай, отдай ей автомат. Никуда он здесь не денется. (Он не знает, куда ему положить свое ружье. (Нем.)).
Ротмистру ничего не оставалось как повиноваться. Отщелкнув магазин, передернув затвор, чтобы патрон выскочил в подставленную ладонь, и поставив «АКСУ» на предохранитель, ротмистр с учтивым поклоном протянул оружие хозяйке:
— Bitte schon! (Пожалуйста (Нем.)).
— Danke schon! (Спасибо (Нем.)).
Толстушка с видимым трепетом приняла в фартук тяжелую вороненую «машинку».
— Wo ich die Hande um den Wegen, Hebe Frau Steinbeck auswaschen kann? (Где я могу вымыть руки с дороги, дорогая госпожа Штайнбек? (Нем.)).
Старик Берестов только крякнул с досады: кто-кто, а граф Чебриков в переводчике явно не нуждался.
* * *
Застолье затянулось допоздна, подойдя к своему логическому завершению только после того, как высоченные часы в углу пробили половину второго ночи.
Первым сдался Конькевич, обычно довольно умеренный в питии, но, видимо, еще не совсем отошедший от счастливого избавления, забросившего его вместо северного лесоповала, совершенно реального, в неведомую, но, похоже, довольно гостеприимную страну. Начав провозглашать очередной тост за прекрасных хозяек, нумизмат завершил его вполне по-русски, физиономией в салате. Пардон, в миске с квашеной капустой, что дела, впрочем, не меняло. Прекрасного качества местное пиво по своим коварным свойствам, особенно при каталитическом действии ядреного «Ягермайстера», мало отличалось от привычного «Жигулевского», а закусками инженер, как всегда, пренебрег.
После того как осоловевший Жорка, поддерживаемый хозяйкой с одной стороны и тоже порядком захмелевшей Валей — с другой, изволил отбыть на второй этаж, в отведенные ему апартаменты, трое оставшихся за столом мужчин наконец смогли обсудить события минувшего дня.
— Не узнаете, случайно, знакомых мест, Петр Андреевич? — поинтересовался для порядка у ротмистра, хмуро ковыряющего вилкой великолепный ломоть свиного окорока, Александров, цедя в стопочки настойку из изрядно опустевшего штофа, уже, кстати, второго по счету. — Не напоминает чего-нибудь ранее виденного?
— Знаете, нет, — ответил ротмистр, чокаясь по очереди с капитаном и с Берестовым и отправляя огненную влагу в рот. — Почему-то мне незнакомы столь основательные немецкие поселения на Урале. Ведь мы на Урале, Сергей Владимирович? — обратился он к проводнику.
— Истинно так, — степенно кивнул старик, сосредоточенно и безуспешно пытающийся наколоть на двузубую вилку шустро уворачивающийся от колющего орудия, словно живой, маринованный масленок. — Мы точно в том же месте, где и были, только город расположен не на месте Хоревска — там только один из фортов, да водохранилища никакого нет и в помине. Река Кундравинка есть, причем в том же русле, — хотя, разумеется, с другим, немецким, названием, а водохранилища... Тут вообще, понимаете... Они, местные, от нас здорово отстают по развитию. Лошади, паровозы, дирижабли... Телевидения нет — только радио. Автомобили — ухохочешься... Словом, как у нас в первое десятилетие двадцатого века.
Сверху донеслось исполняемое на три голоса, причем громкий, но немелодичный Жоркин дискант в зародыше задавливал женские контральто: "Die deutschen Soldaten, die deutschen Offiziere... (Немецкие солдаты, немецкие офицеры (Нем)).
Дождавшись, пока вокальные экзерсисы пьяного в дугу Конькевича сменятся его же громовым храпом, ничуть не приглушаемым ни дверями, ни расстоянием, Николай спросил:
— А вообще как тут... Какой государственный строй в России?
Берестов наконец наколол уставший, видимо, сопротивляться грибок на вилку и отправил его в рот. Над столом повисла гнетущая тишина: и Александров, и Чебриков терпеливо ждали ответа.
Проглотив гриб, «миропроходец», не предлагая никому, набулькал себе «Ягермайстера», выпил и только после этого сообщил, не поднимая глаз:
— А нет здесь никакой России, дорогие товарищи. Ни царской, ни советской, ни какой иной...
* * *
Кругом на тысячи верст раскинулась страна, вернее, еле-еле связанный конгломерат разнокалиберных королевств, герцогств, великих и обычных, графств, баронств, вольных и имперских городов, коммун, республик, епископств и аббатств, номинально управляемых императором Рудольфом Четвертым, а на деле — совершенно независимых и от него, и друг от друга. Больше всего данное государственное образование напоминало Священную Римскую империю германской нации после Тридцатилетней войны 1618-1648 годов, то есть в период ее полураспада. На западе сия шитая на живую нитку империя упиралась в Речь Посполиту Московску — составную часть триединого Польского королевства, на юге и юго-востоке — в разномастные крупные, мелкие и вообще микроскопические эмираты, султанаты и ханства потомков Тимуридов, а на востоке — в районе Байкала — в Поднебесную империю.
