Британский инженер Роберт Уайтхед и инженер же, но уже русский, Иван Федорович Александровский. Первый покамест ещё возился с собственными идеями и собирался усовершенствовать тот самый аппарат, созданный Лупписом. Я помнил, благо хоть немного, но увлекался историей военного флота, что именно торпеды Уайтхеда стали знаком мощи и качества торпедного оружия вплоть до начала следующего века. Но сейчас… сейчас он находился в самом начале пути, да и опять же был крепко так связан с интересами своей страны.
Зато Иван Александровский — это совсем другое дело, куда более перспективный расклад. Воодушевлённый начавшейся военной реформой, сей инженер и энтузиаст начал работать над тем. что показалось ему перспективным — над аппаратом, способным выпускать «подводные снаряды для поражения вражеских кораблей». Благо не с пустого места велась работа. Александровский начал проектировать субмарину собственной конструкции ещё за десяток лет до того, как вплотную занялся созданием торпеды для неё. Только вот без сложностей обойтись ну никак не получалось! Сперва проект был отклонён как недостаточно совершенный. Затем в теории та самая поддержка образовалась, но поступил ряд серьёзных замечаний, лишь с частью которых сам изобретатель готов был согласиться.
Однако, учитывая то, что сама идея подводного корабля пришлась до душе адмиралу Краббе, управляющему морским министерством, проект был окончательно одобрен. Специфически одобрен, то есть без выделения казённых средств. Дескать, ищи меценатов, дорогой ты наш человек, а мы может что и подскажем, и порекомендуем, и пути-дорожки к специалистам, готовым работать над проектом, проложим. Но не более того.
И начались, хм, хождения по мукам. Правда, не столь долго они и продолжались, поскольку союз Российской империи с тогда ещё Конфедерацией заставил что Милютина, что Краббе, что других членов правительства империи по иному посмотреть на новаторства, подобные подлодке Александрова. Пулемёты, многозарядные винтовки, оптические прицелы… и башенные, выполненные исключительно из металла броненосцы во флоте Конфедерации. Сразу переобулись, буквально на ходу, после чего Александров получил казённое и весьма щедрое финансирование, решившее часть проблем.
Часть, но не все, поскольку разгильдяйство и волокита в Российской империи, увы, прочно пустили корни. Вот и боролся изобретатель-новатор, воплощая в жизнь свои придумки. Вместе с тем представителям уже крепко союзного государства, к тому же предоставившего право производства по лицензии своих оружейных новинок, странно было бы отказать в ответной услуге. Документация по разрабатываемой самодвижущейся мине конструкции Александровского, которая уже была не тем жалким подобием оружия, что у Лупписа, а куда как более совершенной. Пневматический двигатель, гидростат — всё это присутствовало, хотя стрелять создатель торпеды предполагал по неподвижным или слабо движущимся целям, потому о вычислениях, необходимых для стрельб по целям движущимся на достаточно высоких скоростях серьёзно не задумывался. Ничего, тут мы и сами поразмыслить в состоянии были!
Ну а имея подсказки по общей концепции развития подлодок с моей стороны и обладая возможность опереться не только на собственный опыт, но и на элементы конструкции Александрова, Хорас Хэнли развернулся по полной, в итоге получив вполне себе пристойный результат. Первый прототип, понятное дело, прототипом и остался. Опытным образцом, участь которого служить исключительно для тестов. Зато второй, точнее вторая подлодка, получила уже и собственное имя. Не «Наутилус», понятное дело, это было бы лично для меня унылым таким плагиатом и признаком скудости фантазии. А вот «Осьминог» — это уже несколько иное. Как ни крути, подводный хищник, но вместе с тем хищник так себе, не боги весть такого уровня опасности. Самое оно для только-только созданного корабля нового типа. Того самого, который сейчас отчаливал от пирса, будучи покамест, ясен пень, в надводном положении. Вот отойдёт на достаточное расстояние, после этого и погрузится на метров этак десять с лишним. Затем подвсплывёт, выставит перископ, в таком положении подберётся к кораблю-мишени — древнему полуразваливающемуся шлюпу — да и долбанёт торпедами. Сразу двумя, из обоих установленных аппаратов, чтоб уж наверняка, учитывая проблематичность как собственно торпедного движка, как и имеющийся процент отказов взрывателя ударного типа. Мы же, остающиеся на берегу, посмотрим в подзорные трубы на происходящее.
Кто такие «мы»? Я, морской министр Стивен Мэллори, император собственной персоной. Ну и другие, числом немалым, но на общем фоне уже не столь существенные. Что, я забыл про самого конструктора подлодки, Хораса Ханли? Забудешь про него, право слово! Он в категорической форме отказался находиться на берегу в то время, как его детище будет демонстрировать всю свою потенциальную мощь и перспективность дальнейшего развития. Счёл необходимым самолично полезть под воду, а вдобавок контролировать стрельбы. Дескать, я это творение разработал, мне и доказывать эффективность не только слово, но и делом… на всех этапах. И вот что с ним поделаешь? Запрещать посредством министра или аж самого императора? В теории можно, но на деле творцы народ сложный, зело обидчивый.
— Ещё совсем недавно, Стивен, нам казались верхом прогресса первые башенные броненосцы. «Акула», Чарльстон, затем более совершенные… Вспоминаются и проблемы с нахождением нужных орудий, как приходилось комбинировать гладкоствольные и нарезные орудия, чтобы каждый броненосец мог хоть как-то провить заложенный в него потенциал. А что теперь?
— Что теперь? — эхом отозвался Мэллори.
— Новый тип корабля, который в перспективе способен угрожать тем самым броненосцам. Пускай сейчас должно состояться первое испытание торпед по настоящей цели, но первое оно на то и первое, все это понимают.
— Потому и публики лишней нет.
Правильно министр отвечает, чего скрывать. Публики по факту нет, исключительно мало-мальски посвящённые в работу над подводными лодками люди: конструкторы, инженеры, представители флота и кое-кто просто из верхушки империи. Ага, а как вишенка на торте сам император пожаловать соизволил, будучи уверен, что все или почти все новаторские затеи в итоге обернутся чем-то весьма и весьма важным для империи.
И охрана. Много-много охраны, которая оцепила солидный такой периметр, на ходу заворачивая потенциальных любопытствующих. Эх, по хорошему надо было б испытания проводить в каком-нибудь медвежьем углу, однако… Вот этот факт покамест так и не удаётся донести до военно-морской и вообще элиты империи. И так считают, что у нас воистину драконовские меры безопасности. А ведь всё относительно в нашем и не только мире. То, что им кажется пределами разумной безопасности, для меня так, детский крик на лужайке и возня малышей в песочнице.
— Я понимаю скепсис, с которым многие относятся к подводным лодкам, — задумчиво так произнёс Владимир, опирающийся руками об ограждение пирса и смотрящий не на нас, а вдаль. — Они кажутся просто несуразными консервными банками.
— Лучше быть, чем казаться. Вот как раз бытие подводной лодки и будет продемонстрировано. Наглядное и, надеюсь, результативное.
От юного, но вполне себе разумного императора, понятно, тайн не водилось. Большого количества тайн, разумеется, поскольку посвящать его в самые глубокие слои собственных замыслов и действительно закрытые знания я не собирался. А подлодки и большая часть с ними связанного — это без проблем. «Предполагаемые» плюсы, уязвимые места, желательная тактика и стратегия применения в составе флота — всё как и полагается.
— Значит, подлодка — это и сильное оружие и одновременно не неуязвимый под поверхностью воды корабль?
Вопрос Владимира не был адресован по конкретному адресу, потому я не собирался мешать военно-морскому министру ответить. Тот и вымолвил:
— Под водой только кажется, что безопасно, что там не добраться. Мы уже проверяли. Достаточно сбросить взрывчатку достаточной мощности и чтобы от влаги не зависела. Взрыв и ударная волна, под водой особенно сильная, если не разрушит, то сильно повредит как самой подводной лодке, так и находящимся внутри неё.
