действительно читал те книги. Не только «Как закалялась сталь». Странно, что он поступил в Зареченский горный институт, а не поехал искать счастья в столицу. Потому что не было денег? Перемножать в уме здоровенные цифры — это впечатляет и весьма. У парня были нехилые способности к математике. Как и у меня теперь».
* * *
Все десять заданий я расписал на листах ещё до первого звонка с урока — минут за двадцать. Стёр с пальца чернильное пятно. Пробежался взглядом по решениям, выявляя возможные ошибки и описки — таковых не обнаружил. С чувством удовлетворения от хорошо проделанной работы глубоко вздохнул, убрал в сумку тетрадь и ручку. Феликс заметил мои манипуляции. Направил на меня козлиную бородку. Вопросительно приподнял брови, чуть склонил набок голову.
— Всё, — сообщил я. — Студент Усик задания выполнил.
Виктор Феликсович взглянул на циферблат наручных часов.
— Уже?
— Feci quod potui faciant meliora potentes, — сказал я на латыни. — Я сделал, что смог, пусть те, кто сможет, сделают лучше.
Феликс убрал в пачку папиросу, протянул руку.
Я отметил, как чуть заметно дрожали его пальцы. Обратил внимание на покусанные ногти.
Вручил преподавателю исписанные красивым почерком листы.
— И много ли вы смогли, студент…
Феликс взглянул на фамилию, что красовалась в правом верхнем углу листа с моей самостоятельной работой.
— …Усик?
— Достаточно, Виктор Феликсович.
— Посмотрим.
Феликс бросил листы на стол — равнодушно, будто выбросил мусор.
— Могу идти? — спросил я.
Замер по стойке смирно.
— Не смею вас задерживать, студент, — сказал Попеленский.
Снова потянулся за папиросой.
Я сунул под мышку сумку с тетрадями. Развернулся на месте. Краем глаза заметил решительно взметнувшуюся над одним из столов руку.
Пимочкина.
Увидел её и Феликс.
— Вы тоже справились с заданием? — спросил он.
Не успел дотянуться к карману, где пряталась пачка папирос «Беломорканал» — его рука замерла на полпути.
Света помотала головой.
— Нет, — сказала она.
— Желаете выйти… по другой причине, студентка…
— Пимочкина, — сказала комсорг. — Нет, не желаю.
Она вздохнула.
И решительно заявила:
— Виктор Феликсович, дело в том, что… мы не проходили такие темы в школе. И на вступительных экзаменах ничего подобного не было. Мы не сможем это решить.
Феликс ехидно усмехнулся.
— Вы говорите только за себя, студентка Пимочкина?
Он поднял со стола полученные от меня листы, потряс ими, демонстрируя нашему комсоргу.
— С вами не все согласятся.
В просвете между его усами и бородой появилась кривая ухмылка.
— Мы ничего похожего не решали! — заявил Аверин, не вставая с места. — Эээ… я такие задачи вижу вообще впервые в жизни. Не было такого в школе! Точно вам говорю!
Старосту и комсорга поддержал нестройный хор мужских и женских голосов. Студенты зароптали. Зашуршали листами. Скрестили взгляды на лице преподавателя. Попеленский нахмурился. Заглянул в мою письменную работу. Повёл бровью. Резко обернулся; поправил оправу очков — уставился на доску. Замер. В аудитории воцарилась тишина. Первокурсники выжидающе смотрели теперь уже на спину преподавателя. Мне показалось: некоторые студенты перестали дышать.
Я не двигался с места: ждал, чем разрешится ситуация — из любопытства.
Попеленский сунул в рот палец, прикусил ноготь. Выглядел он растерянным, смущённым. Вновь опустил взгляд на исписанные мной страницы — приподнял брови (удивился?).
— Да, действительно, — произнёс Феликс.
Бросил взгляд поверх голов студентов.
— Эти задачи я приготовил для второго курса.
Он шагнул к своему столу, заглянул в лист, с которого Аверин переписывал на доску задания.
— Точно — для второго, — сказал Виктор Феликсович.
Постучал пальцем по карману, в котором пряталась пачка папирос.
— Как же так получилось…
Бросил мою самостоятельную работу на стол, потянулся к портфелю. Извлёк из него лист, похожий на тот, с которого Слава переписывал на доску задачи. Хмыкнул, показал лист студентам.
— Вот ваши задания, — сказал он. — Староста!
Жестом поманил Славку к себе.
Аверин резво выбрался из-за парты, поспешил к преподавателю.
— Сотри всё с доски, — сказал ему Феликс. — Напиши вот это.
Слава рванул к доске выполнять распоряжение Попеленского.
Виктор Феликсович посмотрел на студентов.
— Не думайте, что вам не придётся работать, — сказал он. — Задача у вас та же: десять заданий до конца второго урока. А вот времени осталось не так много. Вы сами в этом виноваты: почти полчаса смотрели на доску и не могли догадаться, что произошла ошибка. Так что действуйте. На вашем месте я бы не вертел головой, а начинал решать задачи.
Он поправил очки и всё же достал папиросу.
— Виктор Феликсович, так я могу идти?
Феликс посмотрел на меня с удивлением — будто только сейчас впервые заметил.
— Студент…
— Усик.
— Усик, вы считаете себя особенным? — спросил Попеленский. — Думаете, что вам не нужно выполнять работу?
Он указал рукой на доску.
— Так я решил. Те, прошлые.
— Решили все десять задач для второго курса?
— Да.
Феликс ухмыльнулся, взял со стола мою работу.
— Считаете себя очень умным, студент?
Он водил папиросой по странице, шевелил губами.
И вдруг победно хмыкнул. Поднял на меня торжествующий взгляд.
— Спешу разочаровать вас, студент Усик, — сказал он. — Первое задание решено неверно. Вижу, что и при решении второго вы пошли неправильным путём. Остальное и проверять не буду. Пока вы не доросли до уровня второкурсников, студент. Посмотрим, сумеете ли совладать с задачками из школьного курса.
Он кивнул в сторону Аверина.
Я шагнул к преподавателю.
— Вы позволите?
Выдернул из его руки тетрадные листы.
Поморщил нос: смесь запахов пота, табачного дыма и ужасного одеколона — убийственная штука (вот чем следует травить насекомых).
Пробежался взглядом по верхним строкам.
Поднял глаза на Феликса.
— Простенькое задание, Виктор Феликсович, — сказал я. — Никакой ошибки нет. Последовательность моих размышлений и выводов прослеживается чётко. Никаких опечаток. Здесь сложно было ошибиться. Ведь всё элементарно — детский сад. Я всё решил верно.
Пожал плечами.
— И… вторая задача тоже в полном порядке.
— Вы так уверены в этом… студент Усик?
Жиденькая бородка указала на мой кадык.
— Разумеется.
Феликс посмотрел мне в глаза.
Я не заметил в его взгляде и тени эмоций — словно взглянул на каменного истукана.
— Я рад, что наш детский сад почтил вниманием такой гениальный студент, — сказал Попеленский, — который
