В лагере, как и везде в подобных заведениях, процветал черный рынок, где можно было купить все что угодно. Были бы деньги. У некоторых каторжан были богатые родственники, не отказавшиеся от этих несчастных. Хотя… Какие они несчастные? Невиновных здесь не держали. Достаточно посмотреть на лица здешних обитателей, чтобы разувериться в доброте и порядочности этих «тварей Господних». Так нас называл священник, посещавший бараки несколько раз в месяц. Он, размахивая крестом, семенил по узкому проходу между нашими койками и быстро уходил в следующий барак, дабы нести слово Божье… Брезгливо морщась и закрывая нос кружевным платочком.
Даже не знаю – зачем он здесь появлялся? Исполнял свой «священный» долг? Играл перед прихожанками, поджидавшими его снаружи тюремных стен? Видел однажды эту веселую компанию… Тучные матроны, проливающие слезы радости и восторгавшиеся святым отцом, который не забывал «о падших и заблудших». Падре проходил к экипажу, благословляя женщин с таким видом, словно собирался взойти на Голгофу. Вы почувствовали в моих словах злость? Ненависть? Боже упаси. Описываю события, которые видел собственными глазами, только и всего. В таких заведениях нельзя позволять себе что-то чувствовать. Слишком дорогое и опасное удовольствие.
– Осталось восемь дней, – сказал Роберто, когда начался короткий полуденный отдых. Он впился зубами в маленький кусочек хлеба. Вторую часть па́йки спрятал в своих бездонных лохмотьях, чтобы высушить и сделать еще один сухарь.
Охранники уселись под навесом, сделанным из жердей и пальмовых листьев, а мы остались на небольшом пятачке вчерашней вырубки. На этом участке нас было около сорока человек. Мы бы с легкостью могли напасть на охрану, завладеть оружием и скрыться, прежде чем это станет известно в городе, но решительных здесь немного. Часть каторжан подрабатывала стукачами, получая за это лишний кусок хлебной лепешки, а другая смирилась со своей участью и мечтала лишь о возвращении в барак, чтобы свалиться на койку и забыться чутким, звериным сном. Может быть, им снилось что-нибудь хорошее вроде большого куска жареного мяса или бутылки вина. На большее фантазии не хватало.
– Это хорошо, – кивнул я и откинулся на срубленные бревна.
Надо бы покопаться под корой и собрать личинки, чтобы совсем не отощать, но сил уже не было. День выдался очень жарким, а вода, принесенная из лагеря, уже закончилась. Пить воду из болота – не лучший способ выжить. Быстро подхватишь какую-нибудь заразу и отправишься на корм акулам. Мартин Вильяр – таможенник из Базалет-де-Энарьо – оказался прав. Здесь и правда не было кладбища. Умерших каторжан вывозили на лодке в океан и бросали в воду, где уже кружили темные тени. Охранник сталкивал тело в воду – и все, завтрак для акул подан! Надеюсь, вам понравилось? Приплывайте завтра утром – получите еще одну порцию. Ночью все равно кто-нибудь сдохнет.
– Ты готов, Серхио?
– Всегда готов. Как пионер, мать его.
– При чем здесь эти солдаты? – не понял он.
– Забудь, – отмахнулся я, но Роберто не унимался:
– Я поговорил с парнем, работающим на здешней верфи.
– Зачем?
– Он может достать несколько гвоздей, но просит за них изрядную цену.
– Сколько?
– Двадцать сухарей. Целых.
– Они что, золотые?
– Серхио, ты знаешь, чем он рискует.
Роберто прав. Если парня застукают с таким товаром, то недельный отдых в карцере ему обеспечен. В лучшем случае. В худшем – прибьют ладони к столбам на тюремной площади и оставят на целые сутки. Найденными гвоздями и прибьют.
Столбы использовались для порки. Руки привязывали к железным кольцам, вбитым на высоте поднятых рук, и пороли. Были в этих экзекуциях некоторые тонкости, но описывать их не стану, чтобы уж совсем вас не расстраивать.
– Знаю, но мы ведь можем немного поторговаться? Кстати, какого размера эти гвозди?
Он раздвинул пальцы. Хм… Около двадцати сантиметров. Хороший гвоздик. Из такого, на всякий случай, можно сделать неплохую заточку.
– Обломок какой-нибудь железной полосы он не может достать?
– Серхио… – Он покачал головой. – Это очень дорого. Без тридцати, а то и сорока сухарей он и говорить не будет.
– Понимаешь, Роберто, заточенный гвоздь пользы не принесет. В лесу нам понадобится инструмент, а не оружие. Если мне надо будет кого-нибудь убить, то я возьму деревянный колышек, которых на вырубке предостаточно. Даром. На одного-двух такой заточки вполне хватит. Отдавать за это двадцать сухарей… – хмыкнул я. – Неразумно.
– Я платил и больше, – не унимался парень.
– И что, ты ими пользовался, гвоздями этими? Или тебя успокаивал сам факт обладания куском острого железа? Убил хотя бы одно животное или рыбу?
– Нет, – признался он. – Если мне и попадалась какая-нибудь живность, то резал куском раковины, подобранной на побережье.
– Вот и я про что. Так что забудь про свой бизнес и дай немного отдохнуть. И еще…
– Что?
– Ты опытный человек, Роберто. Чем меньше людей знают о наших планах, тем больше у нас шансов выбраться на свободу.
22
Кроме сухарей нам была нужна пресная вода, но куда было ее набрать? Я не уверен, что в лодке будет приготовлен анкерок с родниковой водой. В бараках стояли большие бочки, а бутылок и кувшинов не было. Почти не было. Глиняный кувшин с тонким горлышком и ручкой можно было купить. Охрана смотрела на это сквозь пальцы, и счастливые обладатели этих сосудов не подыхали от жажды. После небольших размышлений я отправился к одному из подручных Хесуса, который заправлял здешним «рынком». Денег у меня не было, но товар можно было отработать. Как? Вот это я и собирался узнать. Торговец даже слушать не стал. Скривился и отмахнулся, словно от насекомого.
Через час за мной пришли люди Хесуса. Вы скажете, что этого можно было ожидать, но я не был так уверен. Старик Морено обитал в самом удобном бараке, где у него была каморка, или скорее закуток, отделенный перегородкой от прочих обитателей. Здесь жили те, кто работал в городе или ждал выхода на поселение. По сравнению с нашим – пятизвездочный отель.
– Серхио! – улыбнулся Хесус. Можно было подумать, что он увидел родного брата или лучшего друга. – Рад, что откликнулся на приглашение! Стариков никто не любит навещать, верно? Присаживайся…
Ну просто добрый дядюшка из оперетты. Если сейчас скажет, что на меня обижен, то я ошибся, считая его умным человеком. Или нет? Со здешней публикой, как ни крути, тонкие игры не нужны. Им бы попроще и подоходчивее…
