Люди начинают перешептываться, почтительно расступаются и я подаю золотник устроителю лотереи. Судя по налобной повязке — это жрец 4-го ранга.
— Господин желает пятнадцать номеров? — с поклоном принимает монету пожилой мужчина
— Да. А как организована лотерея?
— Как видите, каждая дощечка имеет линию разлома. По обеим сторонам выжжен одинаковый номер с печатью храма. Отламываете верхнюю половинку и кладете вот в этот деревянный ящик
— Прямо сейчас?
— Нет, что вы. Розыгрыш начнется через два дня в час петуха.
— Вторая половинка остается у меня?
— Совершенно верно. Дальше самая молодая прислужница храма с завязанными глазами вытаскивает из ящика дощечки. Тот, чья половинка выиграет — получает один приз
— И какова награда?
— Пока продано примерно 50 тысяч пластинок, призов запланировано десять, по сто золотых монет каждый.
Быстро прикидываю шансы. Общая выручка на сегодняшний день — больше трех тысяч кобанов. Вероятность победить — один к пяти тысячам. Две с лишним тысячи монет отправляются пострадавшим. Или не отправляются.
— Не извольте сомневаться — понял мои сомнения продавец — Списки нуждающихся висят в храме. Деньги будут выдаваться на руки главам общин и кварталов под личную печать в присутствии знатных персон.
— Вот, что любезный — я сложил свои дощечки в выданный мне холщевый мешочек — Подходи завтра с настоятелем Ясака в императорский дворец и найди Сабуро Хейко. Он вам поможет сделать эту лотерею успешной во всех северных провинциях.
Почему бы не присвоить хорошему начинанию статус императорского проекта? Люди азартны, но и человеческие страсти можно использовать во благо государства и общества. Сопровождаемый низкими поклонами, я вышел с храмовой площади.
Справа к территории кумирни примыкает большой парк Маруями, а слева начинаются жилые кварталы Миягава-тё. "Миягава" означает "священная река", другое название реки Камо, протекающей по Киото. Во время праздника "Гион мацури" в её воды погружают микоси (переносную святыню) храма Ясака. В прошлый визит в столицу, я даже имел возможность издали наблюдать это любопытное действо. Непременный атрибут праздника — огромные колесницы. В течение года их в разобранном виде хранят в храмовом хранилище. Почти все из них — подлинные произведения искусства. Колесницы — это огромные, площадью 10 кв. метров, платформы на деревянных колесах диаметром 2-3 метра. На этих платформах устанавливается каркас из балок, связанных соломенными канатами. Покрыты они красочными шелками, парчой, гобеленами. На каждой колеснице впереди стоят двое мужчин в белом облачении с опахалами. На крыше восседают празднично одетые мужчины, разбрасывающие в толпу зрителей "тимаки" — завернутые в бамбуковые листья пучки соломы (залог здоровья на год). Каждую колесницу тянут за длинные толстые канаты по несколько десятков человек. На крышах расставлены разнообразные украшения, куклы, изображающие героев японского эпоса. Темой украшения колесниц и паланкинов служит сюжет какой-нибудь притчи, сказки, легенды.
Поворачиваю налево, прохожу в ворота Миягава-тё, после чего смешиваюсь с толпой и начинаю внимательно изучать город. Первое, что на себя обращает внимание — чистота. Еще две недели назад на улицах лежали трупы, работали мобильные группы врачей, и все было засыпано пеплом. Но вот чума закончилась и японцы, засучив рукава, принялись за мойку города. Идя по улицам, я вижу, как горожане убирают мусор, подсыпают песком дороги, натирают чем-то вроде мастикой ступеньки крыльца перед домами. Первое впечатление сменяется вторым. Боже, как все тут однообразно выглядят. К бедности и нищете провинции, когда крестьяне одеты в набедренную повязку, максимум соломенный плащ со шляпой — я уже привык. К роскоши дворцов с вышивкой серебром по шелку тоже. А вот "золотую" серединку — наблюдать приходилось всего два раза. В Тибе и Эдо. При всей моей любви к этим городам, они все-таки заштатная периферия. От столицы я ожидал большего. Ан, нет. Черные, синие или коричневые кимоно, одинаковые прически, черные бамбуковые зонты. Дамы, конечно, выделяются — цветным поясом, или веерами, но пейзаж от этого сильно не меняется. Сдержанность, самодисциплина в ущерб яркости и декора. Сёгуны Асикага боролись-боролись с роскошью и расточительством у подданных (не у себя) и в итоге ее победили.
Толпу как нож сквозь масло периодически прошивают процессии вельмож и отдельные дворяне. Горожане кланяются, в особых случаях падают низ. Об этом их предупреждают специальные гонцы с флагами, которые идут впереди кортежей. Вдоль улиц огромное количество забегаловок и харчевен. Что любопытно, в них сидят исключительно мужчины. Женщины если и появляются на улице (редко), то только в сопровождении мужей, братьев или слуг.
Из Миягава плавно перемещаюсь в район Симабара. Этот квартал полностью отдан на откуп чайным домикам и театрам. Толпа становится еще гуще и я засовываю руки в рукава — не дай бог обворуют. Проститутки-юдзи зазывают клиентов, гейши приветливо машут веерами с верхних балконов домов, актеры кабуки танцуют и поют на входе в балаганы. Если театр Но со стилизованными пантомимами, сценической символикой — зрелище для дворянской элиты, то кабуки — истинно народный театр. Шумный, если не сказать буйный, с грубовато-экзальтированной манерой исполнения. С удивлением замечаю пару мест, которые можно охарактеризовать не иначе как зачатки пип-шоу. Заведение, в котором посетитель за пару монету, может из кабины посмотреть в окошечко на раздевающуюся женщину, примыкают прямо к театрам и, судя по рекламным объявлениям, актрисы в этих "весёлых" домах работают одни и те же.
Какая же все-таки противоречивая, контрастная страна — Япония. Тут и высокая традиция ханами — любование цветущей сакурой (а еще хризантемой, персиком, сливой — есть ритуал для каждого сезона года), и тут же рядом, через улицу продажные женщины задирают кимоно, демонстрирую на потеху публике выбритый лобок. Искусное декоративное садоводство, изумительные миниатюрные бонсаи и рядом с деревцем демонстративно справляет нужду какой-то подросток. Окружающие нет чтобы отвернутся — ждут, когда можно собрать за ним испражнения и удобрить ими этот самый бонсай.
Торжественные храмовые медитации всего в одном квартале сменяются почти открытой торговлей частями тела человека в другом. Ради любопытства захожу в аптеку, предлагающую сушеную печень, желчь пятилетнего ребенка, и куда уж без них — приснопамятные фаланги пальцев. Вокруг начинает увиваться приказчик с крысиной мордочкой и повадками пассивного гомосексуалиста. Втирает про энергию Ци, ритмы Инь-Янь, девять отверстий организма... Стою слушаю, смотрю на банки с заспиртованными уродцами и так мне хочется врезать этому шарлатану из кунсткамеры! Хуже каннибала, ей богу!!
