Туробой и Хегни, оказывается, исчезли не просто так. За время своего отсутствия они успели экипироваться для боя. Оба были в кольчугах, конических шлемах и при мечах на поясе. У Туробоя, кроме того, за спину был закинут какой-то цилиндрический предмет длиной больше метра и сантиметров тридцати в диаметре. Чем-то он был немного похож на тубус для чертежей, только размером побольше и без верхней крышки. Из его открытого верхнего конца торчал пук каких-то ровных палок, вроде древков небольших копий. К 'тубусу' крепились две лямки, как у рюкзака. С помощью этих лямок сооружение и держалось на плечах моего телохранителя. Хегни сжимал в руках копье. Не такое, как я видел у дружинников – у тех, должно быть, были кавалерийские версии. Пики, что ли? Другое дело – копье Хегни. Не слишком длинное – метра два с половиной, с толстым древком. Но главное – наконечник. Наконечник был длинным и широким. Обоюдоострым. Таким наконечником, наверное, можно было не только колоть, но и рубить. В памяти всплыло где-то вычитанное название такого копья – рогатина. Помню, прочитав его описание, я еще тогда удивился. В моем представлении с рогатиной наши предки ходили на медведя, и представляла она из себя этакую двурогую хрень. Оказывается – нет. Рогатиной называлось именно такое вот копье, которое держал сейчас мой командир дружины.
Туробой и Хегни встали справа и слева от меня внутри кольца из жриц. Встали молча. Ну, с Туробоем понятно, а вот Хегни мог бы, и прояснить ситуацию своему шефу. Мне, то бишь. Мы стояли и чего-то ждали. Прошла минута, вторая. Ну и чего стоим? Кого ждем? Я уже открыл рот, что бы задать этот вопрос вслух. В этот момент, от скрытого сумраком дальнего конца площади, отделилась бегущая человеческая фигура, которая, приблизившись, оказалась Волеславой. Облачена она была так же, как и ее коллеги, с единственной разницей – ее талию стягивал серебряный пояс, ярко блестевший в свете луны.
– Румийцы прорвались в город, – задыхаясь от бега, сообщила она. – Сейчас будут здесь – воротная стража не удержит. Уводим посланника через западный выход. Жрицы, вам задерживать погоню любой ценой.
Так, это она, окружающим меня девицам. Это что получается: мой драп ценой своей жизни будут прикрывать вот эти симпатичные молоденькие девчонки? Да я ж себя после такого уважать перестану!
– Не согласен… – начал я.
– Не время! – прервала мое блеяние властным тоном Валька. – Туробой, Хегни, взяли посланца и за мной!
Ухватив тем же манером, что и при транспортировке из горницы, мужики потащили меня за главной жрицей, в быстром темпе рванувшей к калитке, ведущей к обрыву. Тому, где проходило мое испытание воздухом. Пару раз, дернувшись и поняв тщетность попыток освободиться, я оглянулся на остающихся девчонок. Те, вытаскивая из колчанов по две-три стрелы, сноровисто разбегались по краям площади, маскируясь в тени строений.
Мы преодолели примерно половину пути до калитки, когда позади послышался цокот копыт. Копыт, по ощущениям, было много.
– У них еще и кавалерия, – пропыхтел Хегни. – Плохо.
И ускорил бег. Кто напал, я уже понял. По реплике, произнесенной Валькой. Куда напали – вроде тоже понятно. Нападению подверглись палаточный лагерь и главные ворота города. Зачем напали? Кажется, догадываюсь. Судя по всему, румийцы прибыли по мою душу. Не удивительно – пророчество это, да заявление Велимира о начале восстания. Разве же может такое понравиться оккупационному режиму. Странно, что не ударили раньше. Шпионов-то, думаю, здесь хватает. Надеялись, что не пройду испытания и ситуация рассосется сама собой? Вполне возможно. Зачем дразнить гусей, без крайней необходимости.
Позади послышалось какое-то щелканье и через секунду раздались крики боли и ярости. Потом ржание нескольких лошадей. Щелканье – это от тетивы лука, сообразил я. Девчонки вступили в дело.
– Быстрее, быстрее! – задыхаясь, крикнула Валька.
– Да пустите уже, сам побегу! – опять рванулся из рук своих сопровождающих.
Хегни и Туробой ослабили хватку и я смог выкрутиться из их объятий. Остановился и оглянулся в сторону площади. Похоже, там все двигалось к финалу. Щелканье тетив прекратилось. Топот копыт, лязг мечей, торжествующие крики напавших. Женский вскрик от нестерпимой боли.
– Не стоять! Бежать! – яростно прошипела Валька.
– Да пошла ты! – негромко буркнул я и, вынув из ножен меч, пошел назад, к площади.
– С ума сошел! – взвизгнула главная жрица. – Остановите его! – это уже к Туробою и Хегни.
Мужики двинулись, было, ко мне.
– Только попробуйте коснуться! – рявкнул я. – Я посланец богов, или хрен собачий!
Видимо, убедил. По крайней мере, остановить больше не пытались. Телохранители двинулись за мной, быстро обогнали и вышли вперед. Один приготовил к бою свою рогатину, второй вытащил из громадного заспинного колчана два небольших, метра по полтора длиной, копьеца. Дротики, сообразил я, или, вернее, у славян такие метательные копья назывались сулицами. Одно копьецо Туробой приготовил для броска, второе держал в левой руке, наготове. За моей спиной послышались шаги и дыхание запыхавшейся Вальки. Я оглянулся. Жрица двигалась метрах в двух позади и чуть правее меня, держа перед собой лук с наложенной стрелой.
Шум и крики на площади затихали. Еще немного и помогать там будет некому. Я ускорил шаг, потом побежал. Мои спутники тоже ускорились, сохраняя тот же порядок построения – Хегни и Туробой впереди справа и слева, Валька сзади, правее. Но добраться до площади, нам было не суждено. Впереди послышался цокот множества копыт и через секунду, из-за поворота, метрах в двадцати от нас, выскочило с десяток всадников, в поблескивающих под ярким лунным светом, доспехах.
Увидев приближающуюся к ним странную компанию, всадники пришпорили коней и понеслись по мостовой, нацеливая на нас длинные кавалерийские копья. Позади меня заскрипел натягиваемый лук. Щелчок тетивы и головной всадник, всхрапнув, схватился за горло с торчащей в нем повыше кирасы стрелой. Туробой, как-то хитро скрутив корпус, метнул первую сулицу в следующего врага. Копье летело по прямой снизу вверх очень быстро, на мой неискушенный взгляд. Всадник, все же успел прикрыться круглым металлическим щитом. Помогло это ему слабо. Сулица пробила щит и, пронзив кирасу, глубоко вошла в грудь румийца. Вот это силища, успел я еще подумать, прежде чем до меня добрался следующий всадник.
От удара копьем я увернулся. Броском сблизился с врагом вплотную, рубанул по незащищенному, оказавшемуся в пределах досягаемости, бедру и метнулся к следующему всаднику. Здесь меня опередила Валька, тот уже заваливался навзничь со стрелой в горле. В моем организме намечались позитивные сдвиги: все последствия похмелья улетучились, тело налилось силой, появились приятная легкость и гибкость. Следующего врага встретил в великолепном прыжке, загоняя острие меча ему в боковую поверхность шеи. Приземляясь, размашистым движением, чтобы расширить рану, вырвал клинок. Сверху по шлему и кирасе застучали тяжелые капли, хлынувшей фонтаном крови. В следующее мгновение, пышущая жаром и забивающая ноздри запахом лошадиного пота, грудь коня сбила меня с ног. Загремев доспехами, рухнул на мостовую и тут же, повинуясь прорезавшемуся в последнее время звериному чутью, откатился в сторону. В то место, где только что находилась моя одоспешенная тушка, вонзился наконечник копья, выбив искры из камней вымостки. Я быстро, насколько позволяла тяжесть брони, вскочил на ноги, намереваясь разобраться с обидчиком. Но с ним уже разобрался Хегни. Пробив пластинчатую броню на животе румийца своим страшным копьем, он приподнял того в воздух, словно сноп сена вилами и, зарычав, отбросил к краю мостовой. Тут же перед моим лицом взметнулись, сверкая отполированными подковами, копыта вставшей на дыбы лошади. Ждать удара не стал, ныряя ей под брюхо и уходя вправо, чтобы не быть придавленным опускающейся тушей. Лошадь с всадником оказались слева. Пока коняшка опускалась на все четыре копыта, я перехватил меч обратным хватом и ткнул им из-под локтя, не разворачиваясь, в незащищенную подмышку румийца, которую тот приоткрыл, подняв руку со щитом при приземлении лошади. По оскаленной лошадиной морде, возникшей передо мной в следующее мгновение, без затей ударил мечом. Повернув в последний момент оружие, плашмя – ну не люблю обижать зверушек, особенно лошадок. Зверушка завизжала и прянула вправо, сбивая с линии атаки соседнего всадника. В следующий миг всадник с ушибленной мной лошади и всадник другой, с которой она столкнулась, вывалились из седел, пораженные один Валькиной стрелой, второй сулицей Туробоя. С конным румийцем, пытающимся достать меня справа, разобрался Хегни, воткнув наконечник копья тому под подбородок.
