Нет, эту проблему он закроет. Конечно, освобождение евреев – это важно. Это хорошая карта в переговорах. Но этого явно недостаточно, чтобы сейчас заставить Запад пойти на компромиссные решения, удовлетворяющие обе стороны. Нужны более радикальные шаги в политике или военной области. Но их нет и не предвидится. Гиммлера не подвигнешь на более решительные шаги. А времени с каждым днем становиться меньше. Катастрофа приближается.
— Что же делать? — задал себе мысленный вопрос Шелленберг и заерзал в кресле не найдя на него ответа. Он вновь обратил внимание на Зандбергера, который педантично, монотонно докладывал ему сводки разведслужб. — Ничего нового, — подумал начальник внешней разведки, прислушавшись к нему. — Все что озвучил штандартенфюрер он либо читал, либо слышал, либо давно знает. Ни одной свежей мысли для его пытливой авантюристичной натуры.
Прослушиваемый доклад расстраивал Шелленберга, подчеркивал тщетность его стараний. Генерал мимолетно взглянул на свой перстень-печатку с голубым камнем, надетым на указательный палец левой руки. Под ним находился цианистый калий.
— Нет, нет, об этом думать рано, — вздрогнул нервно он. Чтобы быстрее уйти от наваждения, отвлечься от плохих мыслей он поднялся с кресла и подошел к окну, выходящему на проспект.
Было прекрасное солнечное утро. Берлин не бомбили. Проехала молочная машина. Прошел, маршируя отряд «гитлерюгенда», по-прежнему одетый в коричневые рубашки, в сопровождении строгого офицера-воспитателя. Вроде все, как и раньше. Жизнь продолжается. Однако бросилось в глаза отсутствие на улице мужчин. — Война, тотальная мобилизация, — сокрушенно вздохнул он и перевел свое внимание на датчики квадратики системы сигнализации, прикрепленные к оконным стеклам.
— Любопытно, — вдруг у него возникла техническая мысль, глядя на них. — Можно ли подслушивать разговор с улицы, улавливая приемником колебания стекол на звуковую речь? — ему понравилась эта идея. — Надо срочно озадачить отдел Рауффа. Пусть поработает по этой теме.
В кабинете вдруг воцарилась тишина. Шелленберг это сразу заметил и повернулся к офицеру. — Это все, штандартенфюрер? — спросил он мягким приглушенным голосом.
— Нет не все, бригадефюрер.
— Тогда почему вы замолчали? — на Зандбергера уставились большие выразительные светлые глаза шефа внешней разведки.
— Я подумал, вы отвлеклись и не слушаете мой доклад.
— Напротив, я вас очень внимательно слушаю. Вы говорите, говорите, дружище Зандбергер. Вы же, как и я, юрист и должны знать, что достаточно услышать главное, уловить суть подаваемого вопроса и на этом строить свое заключение, отметая второстепенную словесную шелуху. Так вот! Пока только шелуха, дружище. Все что вы доложили, не знает разве что ленивый. Дайте мне новую идею, свежую мысль. Их нет, Зандбергер.
— Разрешите продолжить, бригадефюрер, — невозмутимым тоном ответил начальник отдела 6«А».
— Да, да! Продолжайте. — Шелленберг вновь уселся в кресло. Скучающим взглядом окинул массивный рабочий стол с приставным вращающимся столиком с множеством телефонов, микрофонов, подслушивающих устройств. Потрогал справа под крышкой стола две кнопки. Улыбнулся, подумав: — Нажми на одну из них и Зандбергер превратиться в решето. Десятки пуль из встроенных в стол двух автоматов разрежут его на кусочки.
— Есть донесение от нашего агента из Лондона, бригадефюрер, — продолжил доклад начальник отдела.
— Что там еще, голубчик, вы принесли? — заинтересовался Шелленберг с все той же с улыбкой на губах. — Я слушаю вас. Даже если я мысленно отвлекаюсь, помните, я продолжаю вас слушать.
— Наш агент в Лондоне через английские каналы получил текст шифровки русских, — повторил офицер. — Мне показалось, текст достоин вашего внимания. Я оставил его на заключительную часть доклада.
— Вот оно что? — по-прежнему улыбался тридцатичетырехлетний генерал, ему понравилась мысль нажать на кнопку. Он весело посмотрел на полковника и указательным пальцем потряс в его сторону. — Знаю, знаю вашу хитрость, Зандбергер. Вы не хотите оставить после себя плохое впечатление, когда у вашего шефа неприятности. Докладывайте, штандартенфюрер. Я весь внимание, — вежливость Шелленберга была слишком нарочитой, слегка саркастичной, чтобы можно было ее принимать как искреннюю. Подчиненный офицер не поддался на внешнее обаяние бригадефюрера и озвучил шифровку твердым скрипучим голосом:
Встречайте гостей для Ольбрихта в день Успения Пресвятой Богородицы.
Гавриил.
— Все?
— Да, бригадефюрер. Шифровка короткая.
Шелленберг задумался. Он пытался что-то вспомнить. С его лица сошла улыбка. Через минуту он приподнял голову и произнес: — Скажите, штандартенфюрер, насколько я помню, это второе донесение из Лондона, где упоминается слово «Ольбрихт». Я давал вам поручение разобраться с ним. Вы это сделали? — начальник внешней разведки говорил уже более категорично, с нажимом на последнем слове в вопросе. — Эти донесения – твердо установленные факты или неподтвержденные домыслы нашего агента? Вы перепроверили их?
— Бригадефюрер! Это не дезинформация, — на Шелленберга смотрели внимательные, умные глаза Зандбергера. — Агент дважды подтвердил это секретное сообщение русских.
— Хорошо. Что вы думаете о них. Доложите.
— Я не буду вас утруждать деталями анализа шифровок и тем объемом работы, которые провел мой отдел по слову «Ольбрихт» и операции «Ольбрихт», но по этому поводу замечу следующее:
Операция «Ольбрихт» не связана с крупномасштабными действиями Красной Армии. Такие операции русские обозначают именами своих видных военных начальников прошлой истории. Здесь просматривается более узкое толкование слова «Ольбрихт». Это фамилия. Значит, в центре операции стоит личность, имеющая эту фамилию, либо лица, приближенные к ней.
Мы просмотрели десятки фигурантов с фамилией Ольбрихт, проживающих в Берлине. Наиболее интересными нам показались два субъекта. Первый – генерал пехоты Фридрих Ольбрихт, один из главных заговорщиков в деле покушения на нашего фюрера 20 июля сего года. Но он расстрелян на следующий день вместе с другими главарями преступной группы. Думаю…
— Подробнее остановитесь на втором, — поторопил полковника, Шелленберг, перед этим посмотрев на часы.
— Да, бригадефюрер, этот покойник нам интересен не более чем опавший лист с дуба.
Шелленберг вскинул брови: — Вы так думаете? Я не знал, Зандбергер, что вы такой циник.
— Генерал Вермахта Фридрих Ольбрихт – враг нации, бригадефюрер. К врагам у меня нет сожаления. Я к ним отношусь отрицательно, со всей национал-социалистской ненавистью, — штандартенфюрер вытянулся во фронт и щелкнул каблуками.
— Похвально, похвально Зандбергер. Сейчас я понимаю, почему вы в институте в Тюбингене вступили первым в ряды нашей партии и стали фюрером студенчества. Продолжайте.
— Второй субъект, Франц Ольбрихт, очень интересная штучка, бригадефюрер. Вот некоторые сведения о нем.
— Я слушаю вас, слушаю, Зандбергер.
Начальник отдела 6«А» достал из папки печатный лист и стал читать:
— Франц Ольбрихт, майор Вермахта, профессиональный разведчик. Характер волевой, решительный. Инициативен в деле. Стремится любой ценой выполнить поставленную боевую задачу. Спортсмен, боксер. Прекрасно стреляет из любого стрелкового оружия. Управляет многими видами подвижной боевой техники. Хорошо зарекомендовал себя в 1943 году в операции «Цитадель» под Курском. Награжден Рыцарским крестом Железного креста. Особо отличился в мае этого года в армейской операции «Glaube». Имел позывной «Ариец». В составе танкового взвода блестяще провел разведку боем в глубоком тылу русских. Добыл бесценные сведения о начале наступления их армий. Дважды радировал о направлениях главных ударов на участке фронта 9-й армии. Но? — Зандбергер замялся, думая как сказать.
— Что вы остановились, штандартенфюрер?
— Наши армейские остолопы не поверили его донесениям. Это мое отступление от текста.
— Да, да. Я понял вас.
— Воздушная разведка не подтвердила подготовки русских к крупномасштабному наступлению. В результате произошло то, что произошло. Мы не были готовы отразить удар русских армий и… потеряли Группу армий «Центр».
— Да, интересно, интересно, — возбужденно отреагировал Шеленберг на услышанную информацию. Он сощурил глаза, мысленно представив Франца Ольбрихта. — Очень интересный майор, — заметил вновь он. — Побывать в глубоком тылу у русских и выйти живым, сейчас – это подвиг. Пойти на нестандартный ход, вразрез нашим доктринам о ведении разведки в обороне – это достойно высшей похвалы.
— Я согласен с вашим мнением, бригадефюрер.
— Кстати, Зандбергер, где находится, сейчас, этот майор.
