Но сегодня женщина повела себя совсем не так как прежде — она слишком хорошо запомнила третий вариант, предложенный генерал-прокурором князем Вяземским. Веры Александру Алексеевичу у нее не было никогда, как и доверия — слишком тот был себе на уме. Честный и бескорыстный, но при этом хитрый и изворотливый — странное и весьма подозрительное сочетание того, что должно никогда не сливаться воедино?!
— Сын мой, мне трудно рассказать тебе, что происходит. Но пройдет немного времени, и ты поймешь, что этой ночью я тебя спасла от неминуемой смерти. Граф Иван Григорьевич будет тебе надежным защитником — с ним ты будешь в безопасности. И будь уверен в моей искренней любви к тебе, моя любовь и мое счастье, — Екатерина пылко расцеловала мальчика, что то смущенный от неожиданной ласки, только смог неловко поклониться, его глаза налились слезами. Но сдержался от рыданий, и, повернувшись, медленно вышел из кабинета, сопровождаемый старшим из братьев Орловых — таким же крепким и не менее сильным, чем погибший у стен Шлиссельбургской крепости Григорий.
— Ты хитер, как лиса князь, но и я тебе не дурочка, — Екатерина Алексеевна вспомнила, с каким пылом Вяземский настаивал продолжать осаду цитадели, где заперся Иоанн, и лишь в случае неудачи бежать за границу. А такая готовность организовать бегство, причем совершенно бескорыстная, у нее сразу вызвало подозрения.
— Ты просто хочешь держать меня под контролем до момента, когда ситуация определится полностью — или правлю я, либо престол отойдет Иоанну. И вот тогда ты схватишь меня во время бегства и выдашь «Ивашке», выкупая уже у него свою голову. Склонность к предательству у знати в крови, что в немецких землях, что в русских.
Екатерина прошлась по кабинету, размышляя о сложившейся ситуации. Она была не просто скверной, ужасающей. Женщина мыслила логично и последовательно — если за три дня не удалось убить «безымянного узника», а число его сторонников с каждым часом растет, то править ей осталось не более суток, и то вряд ли. Даже если вернейшие люди как Вяземский и Суворов это осознают, то другие уже давно держат нос по ветру. Так что дворец полон предателей, и как только галеры из Кронштадта войдут в Неву, нужно немедленно бежать из столицы.
И не в армию Петра Панина — гвардия обречена, Миних ее раздавит через сутки, тут Василий Иванович прав. И тем паче не следует ехать в Курляндию — герцог Бирон задержит ее под любым благовидным предлогом, и будет держать «товаром», который предложит за преференции «купцу» — императору Иоанну Антоновичу. Курляндское герцогство вассал польской короны, но русские власти со времен царицы Анны Иоанновны имеют там гораздо большее влияние.
Конечно, польский король Станислав Август Понятовский до сих пор к ней неровно дышит, вспоминая часы, проведенные с возлюбленной, а потому привязан. Да и политическом марьяже они близки как никогда — благодаря ее помощи и поддержке князей Чарторыйских, самой влиятельной Фамилии, он избран шляхтой на трон. Однако все дело в том, что он еще не коронован, и является игрушкой в руках магнатов. Ехать в Польшу с Павлом означает стать заложниками в вековой борьбе знатных родов — быть марионеткой Екатерина Алексеевна не желала категорически.
Герцогство Курляндское с Польским королевством не подходили по всем статьям — туда легко дотянутся руки Иоанна Антоновича, и неизвестно в какой из них будет кубок с ядом или кинжал. Ведь ее смерть, но еще больше гибель цесаревича Павла Петровича станет для всего «брауншвейгского семейства» самым желанным подарком.
— Это заговор — и он пустил щупальца во все стороны, — тихо произнесла Екатерина. Она прочитала восторженный доклад Бибикова о старшей дочери принца Антона-Ульриха. Жаль, что действия приняла неправильные, отослав тайно влюбленного в нее (зато всем это было видно) генерала на Урал. Нужно было всех сестер Иоанна выдать замуж за незначимых персон, как и братьев — отрубить им выход наверх, если уж не решилась их убрать из жизни, опасаясь, что такая мера вызовет уже удачный заговор против нее. Все правильно — полумер в борьбе за трон нет!
На братьев Орловых оставалась последняя надежда. Ивашку они люто ненавидят, его воцарение несет для всего их семейства неотвратимую гибель. Так что их преданность не подвергалась сомнению. В Пернове есть доверенный человек, а в порту стоят два неприметных гукора. Когда произошел переворот, в результате которого свергнут с престола, а потом убит Петр Федорович, ситуация сложилась для нее рискованная. Если бы не Василий Иванович Суворов, то вместо нее на трон возвели бы сына Павла Петровича. воспитателем которого является граф Панин.
Но те дни Екатерина Алексеевна запомнила, и путь к бегству Григорий Орлов подготовил в тайне, прекрасно понимая, что им может грозить — близ трона жить смертельно опасно, тем более на нем восседать. А сейчас это проявилось особенно характерно — если Польша и Литва отпадают для бегства, то Финляндия, шведская провинция, тем более. Ибо король шведский Адольф Фредерик родной дядя Петра Федоровича и ее сильно недолюбливает. А датская королева вообще родная сестра принца Антона-Ульриха, заключенного в Холмогорах и несколько раз настоятельно просила о смягчении его участи. Эта женщина мстительна и сведет с ней счеты при первом удобном случае, тут гадать не нужно.
Два года тому назад Екатерина Алексеевна замыслила бежать в Пруссию, под покровительство «старого доброго дядюшки Фрица». Так что прожила бы в каком-нибудь замке, выделенным королем вполне достойно, благо деньги бы выделили значительные суммы. Но ситуация резко улучшилась и бегство «графской семьи Орловых» не состоялось.
Однако приготовления к оному свернуты не были — Россия непредсказуемая страна, надеяться нельзя совершенно. А потому Като повелела держать их в тайне, мало ли что в жизни бывает. Так и произошло — теперь нужно бежать из страны, где очень многие хотят не только ее смерти, но гибели сына, ее единственной надежды на будущие времена!
Зато теперь она точно знает, где нашла надежную гавань. А там переживет бурю и приготовится к возвращению на российский престол. А эти времена придут очень скоро, да и помощь она получит. Не к турецкому же султану бежать под протекцию — не смешите!
Глава 13
Кобона
Иоанн Антонович
утро 8 июля 1764 года
— Государь, мы приплыли в Кобону, — негромкий голос Маши и легкое прикосновение пробудили Ивана Антоновича ото сна. И первым ощущением была боль — ломило пальцы, те, которые отсек осколок бомбы. Да и вся кисть левой руки была не своя, ее ломило и корежило, даже указательным и большим пальцами нельзя было ничего подцепить.
Спать на подвесной койке — и это место капитана скампвеи — было неудобно, и это еще мягко сказано. Но вначале гребное судно показалось райским уголком — влажный и бодрящий запах озера, легкий ветерок словно опахало. И не сыпется вниз каменная крошка от стен, что вздрагивают от попаданий тяжелых ядер.
«Да, вовремя я унес ноги из Шлиссельбурга. Никогда не понимал тех, кто от бравады или упрямства делал героические глупости. На хрена! Если бы вчера утром меня бы завалили как Мировича, то тысячам людей, что перешли на мою сторону, грозила бы скорая смерть, или, по меньшей мере, бесчестие с высылкой в места не столь отдаленные — кто в Сибири считал эти тысячи верст. Чтобы сделала «добрая царица Катенька» с той же Машей и представить трудно — вариант заточить навечно в монастыре, можно принять только как верх гуманизма.
Теперь каждый раз, когда буду сомневаться, делаю ли я все правильно или глуплю, то буду смотреть на изувеченную культю. И потомки назовут меня Иоанн Беспалый. Грустный прикол выходит! Так вроде кого-то из европейских монархов звали, не помню точно кого именно. После пережитого обстрела, в голову ничего не приходит, да и память сбой дает, что неудивительно — сутки по голове звуком долбили».
Иоанн Антонович при помощи Маши поднялся с гамака — а так он поименовал койку, и сморщился.
