Власов перелистнул страницу, окинул взглядом следующую и стал читать с последнего абзаца:
"Длительная борьба с триумвиратом за власть не могла не сказаться на качестве руководства страной, и в первую очередь в военной области. Война забуксовала, превратившись из стремительной и победоносной в изматывающе-обременительную. Хитлер был лишён истинного военного гения, но хотя бы обладал отчаянным авантюризмом, позволявшим ему совершать невозможное; Дитль же не имел и этого. В конце концов он принял решение пожертвовать своей страной и её интересами, но не своей властью.
8 августа 1945 года Дитль лично подписал четырёхсторонний Женевский договор..."
На следующей странице было продолжение:
"...который положил конец законным притязаниям Германии на окончательную победу и доминирование в мире. Этот капитулянтский по своей сути документ дойчская пропаганда до сих пор восхваляет как величайшую победу. Я ещё не раз вернусь к этому позорному и нелепому договору. Пока же только скажу, что, как дойчский воин, неоднократно рисковавший жизнью во имя Германии, я считаю этот договор оскорблением своей воинской чести, как потомок германцев и член Тевтонского Ордена - величайшим предательством деяний предков, а как политический мыслитель - постыдной ошибкой, все последствия которой..."
"Тоже мне, политический мыслитель", - зло подумал Власов. "Интересно, что он скажет про атомную бомбу?"
"...станут ясны лишь отдалённым потомкам.
Не скрою, моя позиция может быть не понята дойчами, воспитанными на продитлевской пропаганде. Мирный договор и отказ от множества территориальных приобретений Германии подаётся как необходимая жертва или военная хитрость, позволившая избежать ядерной войны в Европе - в условиях, когда у Германии не было атомного оружия. Никому не приходит в голову, что преступная задержка с созданием атомной бомбы целиком и полностью лежит на совести германского руководства, то есть прежде всего Дитля. Именно он, и никто другой, виновен в том, что дойчи не подчинили себе атомную энергию первыми. Достаточно снять шоры с глаз, чтобы понять: следовало бросить все усилия и все средства на ядерный проект. Можно было похитить ядерные секреты у врага. Наконец, в самом крайнем случае можно было рискнуть и продолжать войну: вряд ли наши враги в ту пору обладали достаточным количеством ядерных зарядов, чтобы сокрушить сердце Германии. Нет ничего невозможного, если напрячь волю. И, добавлю, нет ничего возможного, если воля отсутствует - или, хуже того, склоняется к компромиссу, к спокойствию любой ценой".
Власов достал влажную салфетку и вытер лоб: в комнате было жарко. Рассуждения князя были ему знакомы: будучи школьником, он сам задавал такие вопросы - себе и взрослым, за что не раз и не два получал нагоняй от учителя истории. Впоследствии, когда он сам вдосталь поварился в закулисных делах, он только удивлялся, каким образом Дитлю - в его-то отчаянном положении - удалось не только сохранить власть (и, следовательно, страну), но выиграть войну на Востоке и удержать Западный фронт. Князю, однако, было удобнее занять радикальную позицию, отличающуюся от известных рассуждений дедушек из Национал-Патриотического Фронта разве что отсутствием прохитлеровской риторики. Что напишет князь по поводу Обновления?
Это выяснилось через три абзаца, наполненных всё тем же недовольным бурчанием:
"Я не буду подробно анализировать прочие действия Дитля - а именно, искусственное создание поста Райхспрезидента и его узурпация в 1949 году, его бездарная экономическая политика, ввергшая Райх в послевоенный кризис, запоздалое и непомерно дорогое решение атомной проблемы, позорная Нобелевская премия мира, принятая Райхспрезидентом из рук западных плутократов. Присущая каждому честному дойчу лояльность до поры до времени заставляла меня терпеть и молчать, несмотря на всё то, что я знал об этом человеке.
Последней же каплей послужил так называемый Второй чрезвычайный съезд Партии и последовавшая за ним компания истребления подлинно германского духа, фарисейски именуемая "Обновлением". В конце книги я освещу подробнее это величайшее преступление против дойчских патриотических идеалов и национальных интересов. Пока скажу лишь одно: именно это побудило меня к тяжелейшему в моей жизни решению - я покинул пределы Отечества. Горький парадокс состоит в том, что я нашёл приют и помощь в стране, самое существование которой противоречило многим моим прежним взглядам. Обо всём этом - то есть о моём переезде в Россию и сопутствующих ему обстоятельствах - я буду говорить подробно в последней части книги".
Слово "помощь" Власова заинтересовало: старик то ли проговаривался, то ли прямо намекал на какое-то участие или интерес российских властей... Впрочем, решил Власов, сначала нужно просмотреть текст до конца.
Очередная страница начиналась словами:
"Но вернёмся к событиям 1941 года. Прежде всего, я намерен разоблачить помпезный, но ничего общего с истиной не имеющий миф о так называемом "перелёте Дитля", призванном затмить в умах другой перелёт. Я свидетельствую - по крайней мере за сутки до начала событий Эдвард Дитль уже находился в Берлине, чему я сам был свидетелем".
Власов шумно выдохнул. Это было сильное заявление.
"В наш круг его ввёл Йодль, который был связан с Дитлем через своего брата Фердинанда. Однако, активнее всего его продвигал Канарис. До сих пор помню его слова: "Это необходимый нам человек, который возьмёт на себя всю грязь". Имелась в виду силовая часть переворота.
В ту пору я не знал, что Эдвард Дитль ещё в 1920-м году, вернувшись на военную службу, занимался развёртыванием системы партийной пропаганды в войсках и партийной же разведывательной сети, иной раз выполняя при этом весьма деликатные, чтобы не сказать больше, задания. Если бы мне это было известно заранее, я, может быть, отнёсся бы к этому человеку с большим вниманием. Тогда же я, как и большинство заговорщиков, видели в нём и в его горных егерях всего лишь орудие наших планов.
Впервые я увидел его лично накануне событий, то есть 29 августа 1941 года. Признаюсь честно, в тот момент он произвёл на меня самое благоприятное впечатление. Высокий, подтянутый, с честным открытым лицом, он казался настоящим дойчским героем. Он полностью разделял наши цели и идеалы и был готов буквально на всё. Кроме того - впрочем, это было главное - за ним стояла сила, а именно альпийские стрелки. Оказывается, Дитль своим личным распоряжением перебросил часть наиболее преданных ему..." Здесь текст обрывался всё тем же квадратом.
Следующий дат начинался с триста сороковой страницы.