Единственный плюс – деньги еще имелись. Да еще можно было обратить в наличность кое-какие побрякушки. Отдать баснословную сумму в пять тысяч рублей за билет до Владивостока Катенька в принципе могла. Правда, в кошельке после этого осталось бы всего ничего.
Но не деньги главное, а главное – как купить билет, оставшись неузнанной?
Проще всего было бы заказать с доставкой на дом, но только не в этом случае. Абы кому билет на такой поезд не продадут. Личина Аграфены Коровкиной несерьезна, да и опасна. Следовательно, придется действовать через кого-то. Но кто может помочь в таком деле?
Мысленное перечисление своих московских знакомых великая княжна начала «сверху вниз» – с московского генерал-губернатора. Первые несколько десятков фамилий всплыли в памяти мгновенно и так же мгновенно были отринуты. Уж лучше сразу пойти в ближайшую полицейскую часть!
Не то. Титулованная толпа, стая мелких хищников, каждый из которых только и мечтает урвать, отличиться, обогнать другого. Если и есть среди них люди порядочные, то все равно неизвестно, как они поведут себя в таком щекотливом деле, где порядочность можно трактовать с разных сторон… Нет, определенно не то.
Список знакомых сразу ужался вчетверо. Тем лучше!
Быть может, кто-нибудь из гвардейских офицеров, смотревших на великую княжну с немым обожанием?
Катенька в задумчивости повертела локон возле уха. Нет, ни в коем случае! Это будет совсем уж неблагородно – вскружить голову глупому молодому человеку и навсегда испортить ему жизнь. Да и гвардия почти вся в Петербурге.
Кто-нибудь из подруг-фрейлин? Кажется, Мари Ланская собиралась провести июль в подмосковном имении… Хорошо бы еще знать – в каком!
Нет. Нет. Нет. Список все сокращался, а решения не было. Родственники Лопухина? Пожалуй, им одним предприятие в выгоду, хотя и риск велик… Катенька вдруг осознала, что ничего не знает о московских родственниках любимого человека. Он не говорил. И негде осторожно навести справки, поскольку московского адреса Лопухина она тоже не знает!
Идея сверкнула неожиданной зарницей и показалась интересной. Фабрикант Студёнов, вот кто может помочь! Во-первых, представлен ко двору. Кажется, даже награжден за какие-то заслуги не то Анной, не то Станиславом. Во-вторых, богат и сам себе хозяин в своей промышленной империи. А в-третьих и в-главных – оппозиционен, несмотря на награду, и в грош никого не ставит! Помнится, ходили слухи о его связях с мраксистами, хотя это, наверное, только слухи. Но радикальные высказывания Тимофея Саввича хорошо известны, в том числе высказывания, касающиеся лично высочайших особ. Право, не будь папá выше мелочных обид, господина радикал-фабриканта ждали бы крупные неприятности…
Ну-ка, ну-ка… В крайнем волнении Екатерина Константиновна забегала по квартирке, как не подобало бы бегать великой княжне. Вспомнилось несимпатичное мясистое лицо фабриканта, калмыцкий разрез глаз и ежик коротких черных волос на ненормально крупной голове. Угрюм и неуклюж, жесткие складки у рта, а в глазах искорки. Да, этакий типус сокрушит любую преграду ради выгоды, но паче того – ради личного удовольствия. Хоть умен, да игрок, а главное, из тех игроков, которые с удовольствием поиграли бы всем миром – и застрелились бы, осознав, что конечная цель достигнута, а более масштабной не существует. Освоить Луну разве?
Где находится особняк Студёнова – известно. Нетрудно выяснить, где его контора, но это потом, на крайний случай. Кстати, завтра воскресенье, а всем известно, что уж кто-кто, а Студёнов светской жизни не выносит, карт не любит, женщин чурается, на ипподроме не бывает, не гурман и пьет только воду. Значит, будет дома.
Смеху подобно: великой княжне ломать голову о том, как бы добиться приема у фабриканта! Но факт.
К вечеру план был готов. Образ прежний: горничная из провинции. Добавить только простоты. Открыть истину в короткой записке. Записку передать хозяину с лакеем и остаться – якобы наказано дождаться ответа. Ждать не более трех минут. Если за это время на парадной лестнице не появится Студёнов собственной персоной, это значит, что он телефонирует в ближайшую полицейскую часть. В таком случае немедля ретироваться. У ворот должен ждать заранее нанятый лихач.
Если швейцар вздумает противодействовать отступлению, следует направить на него дамский револьвер, каковой необходимо приобрести заранее. Но стрелять только в самом крайнем случае.
Лихача нельзя ни нанимать, ни отпускать поблизости от Дурасовского переулка. До места найма лучше всего доехать на конке.
В случае встречи со Студёновым попытаться склонить его на свою сторону. О проблематичных выгодах говорить кратко – свою выгоду или невыгоду фабрикант смекнет сам. Не исключено, что действовать он начнет как раз вопреки выгоде, ибо известно: российский воротила сплошь и рядом осторожен в деловых вопросах, но когда дело касается игры – отойди, не мешай! А Студёнов игрок, хоть и не в карты.
Сказано – сделано.
В смысле, дело было начато.
А кончилось плохо.
Едва «горничная из провинции», покинув Дурасовский переулок, ступила на брусчатку Покровского бульвара, как слух ее был подвергнут атаке: истошные крики, женский визг, заливистые полицейские свистки. По бульвару бежали люди. Какая-то баба, ужасно одетая и в грязном платке, толкнула на бегу великую княжну и облаяла ее матерно, вместо того чтобы извиниться. Потом вдруг бабахнуло, да так громко и резко, что Катенька подпрыгнула и заозиралась. Народ кинулся врассыпную.
От Большого Трехсвятительского к Дурасовскому бежал, пересекая бульвар, мужчина в щегольском картузе, вышитой косоворотке и плисовых штанах, заправленных в сверкающие сапоги. На бегу остановился на мгновение, обернулся, оскалился по-волчьи, вскинул руку – трижды оглушительно бабахнуло.
И сейчас же слева, со стороны Яузского бульвара отозвалось хлопками иного рода – не столь громкими, но хлесткими, как удары плети. Среди деревьев замелькали фигуры в черном и зеленом, быстро перебегая, припадая, целясь…
У Катеньки ноги вросли в брусчатку. Она только и поняла, что бегущий человек в плисовых штанах отстреливается от полицейских и солдат, действующих заодно, и что пули так и свищут вокруг. Взвыв дурным голосом, с размаху села на тротуар толстая баба, полыхнуло на рукаве ее кофты алое пятно. Бегущий в плисовых штанах вдруг нырнул вперед, перекувырнулся, вскочил, дико озираясь, сделал два неуверенных шага, крутнулся винтом и выронил револьвер. Следующая и последняя пуля угодила ему точно в лоб, выбив из затылка какие-то брызги, и заставила картуз и его хозяина падать на мостовую порознь, причем хозяин упал раньше – ну просто как набитый тряпьем мешок.
Все это было так просто! Так невероятно и так просто!
Такое не могло происходить на глазах великой княжны. Да что там – вообще не могло происходить!
Однако происходило. Отчаянно звоня в колокол, навстречу бегущим несся по Покровскому пожарный обоз, и люди шарахались из-под копыт во все стороны. Пожар?.. Ничего нельзя понять. Какой пожар со стрельбой на улицах?
Что-то вжикнуло возле самого уха, и только потом хлесткий удар винтовочного выстрела достиг слуха. Мгновенно перетрусив, Катенька побежала назад, в свой дурацкий Дурасовский…
– Сто-о-ой! – тотчас загремело в спину, очень близко. – Сто-ой, стерва, стреляю!
Позднее великая княжна спрашивала себя, отчего она остановилась – рассудок приказал или страх? Трудно сказать. Но если бы она продолжала бежать, то, вполне вероятно, была бы застрелена в спину каким-нибудь солдатом-первогодком… Она! Образованная женщина и человек! Дочь государя!
Нет, это невероятно…
Математик или философ могли бы объяснить растерявшейся и перепуганной великой княжне, что такого рода события нельзя отнести к невероятным, – они лишь редки для персон ее ранга. А следовательно, все-таки могут случиться.
Но те, кто арестовал «Аграфену Дормидонтовну Коровкину», не были ни математиками, ни философами. Они были исполнителями воли московских властей, проклинавшими Хитровку, жару и начальство и одуревшими от пролившейся крови – бандитской и своей. И объяснять они ничего не стали.
При каждой полицейской части – а их в Москве ровно двадцать – имеется своя небольшая тюрьма.
При участках – не тюрьмы, а так, камеры. Там долго не задерживаются: или ступай с богом на все четыре стороны, или «будьте любезны» в карету крепкой постройки, для солидности украшенную железными прутьями на окнах. Свезут в часть для более подробного разбирательства. Оттуда – как правило – либо все-таки на волю, что уже реже, либо в Бутырки, Таганку, а то и прямо на этап, смотря по улову. Немногие задерживаются надолго, но они есть.
Екатерину Константиновну доставили сразу в Яузскую полицейскую часть, что на Садовой-Черногрязской.
День выпал особый – день конца Хитровки, и «курятники» в участках уже были забиты до отказа. Ляскавшую зубами от страха и возбуждения великую княжну отвезли в Яузскую на извозчике в сопровождении двух городовых.
