Суровые казаки, как свирепые волки резали красных бойцов, словно жалких овец. Это была дикая и кровавая битва, привычная для донских партизан: рука к руке, чувствуя запах крови врага, которого ты убиваешь; и именно за умение драться так яростно донцов до ужаса боялись в армии противника. Такому не научишь, способность к такой драке либо имеется от рождения в крови, либо ее не будет никогда! Наши продвигались вперед — иногда настолько близко к врагу, что уже не острота оружия, а общий вес человеческих тел давал преимущество. Ножи и сабли резали и кололи, и еще больше партизан карабкались через издыхающих противников, пробиваясь в глубь города.
Тяжелые сабли рубили как мясницкие топоры: один такой удар мог сбить с ног или раздробить череп человека. Другие казаки были вооружены легкими кривыми шашками, которые оставляли рваные раны на головах и плечах врагов. Раненые красноармейцы ползли назад в узкие улочки Новочеркасска, где они пытались найти себе убежище. Раненые жалобно взывали, умоляя товарищей отнести их в безопасное место, но нападающие казаки надвигались теперь слишком быстро, и красным приходилось слишком быстро отступать
Большевики везде отступали, но временами задерживались на улицах и оказывали упорное сопротивление. Уличные бои проходили часто хаотично. Нередко из-за угла или в зданиях, казаков ждала засада или сторожил пулемет. С последним отчаянным усилием, красногвардейцы упорно цеплялись за местные предметы и подготовленные для обороны опорные пункты. Но все-таки большевики не выдержали дружного натиска казаков и стали спешно покидать Новочеркасск.
Только часов в 8 утра (когда все уже было кончено) к нам, наконец, прибыл 6-ти сотенный полк из "Северной группы". Его командир есаул Климов явился ко мне и доложил, что люди его полка сильно устали, так как, сбившись с дороги, полк всю ночь плутал по степи. Какие "молодцы"! Что еще? Сапоги не того размера и гранаты не той системы?
Хотя к этому времени мы и овладели городом, но, тем не менее, прибытие этого полка было весьма кстати. У нас в резерве уже не было ни одного казака! Две сотни нашего резерва были уже использованы в бою у Хотунка.
Одну сотню прибывшего полка я тотчас же послал в распоряжение коменданта ж/д станции, чтобы не допустить грабежа (там было много вагонов груженных ценным имуществом, вплоть до мануфактуры), а другую поставил гарнизоном в Хотунке. Остальные сотни направил к городу.
Здесь, у окраины, я встретил Походного Атамана и командующего группой. По случаю победы мы взаимно обменялись поздравлениями, а затем решили ехать в город. Как там в песне поется: "Партизанские отряды занимали города…"Это про нас! На всем пути от Фашинного моста до Троицкой церкви жители нас восторженно приветствовали, как своих освободителей. Нас забрасывали цветами, и многие с любопытством спрашивали:
— Кто Вы? Кто освободил наш город?
На это, полковник Денисов и я скромно отвечали:
— Ваш город освободил Походный Атаман, генерал Попов.
Наши слова видимо очень нравились Походному Атаману и он самодовольно улыбался. К большому моему огорчению, мне не суждено было до конца продолжить это триумфальное шествие. Не доезжая Троицкой церкви, меня нагнал ординарец и доложил мне, что начальник северного отряда (заслона) просит меня к телефону. Телефонное сообщение уже было установлено посредством включения в железнодорожную линию.
В это время орудийный огонь противника по Новочеркасску заметно усилился. Пушки стреляли откуда-то с юга. Шрапнели рвались преимущественно над центром города. Над головой просвистел снаряд. Врыв. Нескольких человек задело осколками. Был легко ранен в ногу и я. Несколько гранат попало в местную святыню — Новочеркасский собор. Да что же такое делается?
Замаскированные орудия красных, очевидно были установлены где-то в районе Краснокутской рощи и кладбища. Ввиду этого, я предупредил полковника Денисова, что по окончании разговора с начальником северного заслона, я тотчас же сам поведу четыре сотни нашего резерва к Краснокутской роще с целью выбить оттуда большевиков. Но начальник северного заслона ничего утешительного мне не сказал и только просил дать ему подкрепление. И где я его для него возьму?
Я ориентировал "начальника северян" в обстановке и чтобы его успокоить обещал ему немедленно отправить в его распоряжение две сотни из резерва, а две другие, повел к указанной роще. Но не успели мы еще дойти до последней, как орудийный огонь противника внезапно прекратился. Все стихло.
Позднее мной было получено донесение из нашего южного конного отряда подполковника Туроверова, которое разъяснило этот казус. Оказалось, что отряд блестяще выполнил свою задачу. Он овладел станицей Аксайской и захватил у большевиков в полной исправности 6-ти орудийную батарею с запряжками и зарядными ящиками. Батарея была та самая, которая, как я говорил, долго обстреливала город.
Захват ее не лишен интереса. Овладев станицей Аксайской, подполковник Туроверов естественно интересовался ходом событий у Новочеркасска, находившегося у него в тылу. Его сильно озадачивала продолжавшаяся артиллерийская канонада у города. Для выяснения обстановки он выслал разведывательную конную сотню. Незаметно подойдя к городу, сотня обнаружила стоящую на позиции батарею красных, которая обстреливала Новочеркасск. В тот момент батарея стояла спиной к сотне. Внезапно атаковав ее, казаки с ходу порубили прислугу и прикрытие. Среди казаков нашлись артиллеристы, которые взяли захваченные орудия в передки и победоносно присоединили их к отряду.
Когда замолчали пушки большевиков, я оставил сотни и поспешил обратно в Хотунок и затем на железнодорожную станцию, чтобы водворить там порядок и наладить связь с северным и южным нашими заслонами. Только в сумерки я смог приехать в атаманский дворец, где расположился штаб и доложить обстановку командующему "Южной" группой. Из полученных донесений было видно, что победа досталась нам малой кровью. Убитых казаков было несколько человек, а раненых около сотни.
Наоборот, потери большевиков были весьма значительны. Масса трупов красногвардейцев валялась на городских улицах, особенно много их было на спусках к реке Тузлов. Некоторые улицы были просто забиты мертвецами. Судя по характеру ранений, легко было заключить, что казаки были крайне озлоблены, яростно действовали в рукопашную прикладами и штыками, холодным оружием, не давая никому из врагов никакой пощады. Этот день мне хорошо памятен еще и по одному эпизоду, чуть не стоившему мне жизни. Проезжая от Хотунка к станции, я услал куда-то с распоряжениями своего адъютанта и всех ординарцев, бывших при мне и на время очутился один. В своем штатском одеянии, я тут же натолкнулся на разгоряченную недавним боем группу казаков Кривянцев.
Они меня почему-то не узнали и, приняв за убегающего раненого большевика, арестовали! Я энергично протестовал, сердился, бранился, но думаю ни брань, ни просьбы, ничто не помогло бы, и казаки со мной покончили прямо на месте, если бы в этот момент не подскакал ко мне ординарец с донесением. Он выручил меня из такого глупого, но и смертельно опасного положения. Кривянцы оторопели и слезно раскаивались в своей ошибке, и я лишь ограничился тем, что пожурил их за этот случай.
В помещении штаба, мне сразу бросилась в глаза огромная комната, буквально заваленная разнообразными пасхальными блюдами и яствами. Оказалось, что все это было принесено сердобольными дамами Новочеркасского общества. Нам в этот день, не пришлось ломать голову и изыскивать средства для питания членов штаба. Всего было в изобилии и с большим резервом. Те же дамы охотно взяли на себя заботу о довольствии штаба еще в течение ближайших дней. Уже давно мы не ели так вкусно и обильно, как в этот день. Я просил не забывать наших ординарцев и посыльных и накормить их до отвала, но что касается спиртных напитков, то употребление таковых приказал ограничить для всех самым минимумом.
Дни 23 и 24 апреля прошли в лихорадочной работе. Надо было спешно провести в жизнь заранее предусмотренные мероприятия по установлению в городе спокойствия и порядка, а также наладить сложную организационную работу, как административную, так и главным образом, по управлению войсками, оборонявшими ближайшие подступы к Новочеркасску.
