Адольфово художество экзаменационная комиссия оценила на не предусмотренное ведомостью «Великолепно!», а на мандатной комиссии старый, еще царских времен артиллерист Грендаль с кафедры огневой подготовки гневно протестовал против его зачисления в это танковое училище, ибо нечего таланты в землю зарывать…
Приняла окружная комиссия решение: Адольфа в танковую школу отнюдь не брать, а направить его без экзаменов в скромное такое 2-е Ленинградское артиллерийское училище, бывшее Михайловское, которое непрерывно, начиная с 1820 года, «иждивением графа Аракчеева, преискусных артиллеристов для нужд армии Российской готовит»…
Ну, понятно: «Красивый — в кавалерию, умный — в артиллерию!». Как государь Николай Павлович определил.
Ибрагим Петрович Ганнибал, гений артиллерийско-инженерный, тоже ведь из арапов был.
А что, в конце концов, танк — это всего лишь повозка для пушки, как великий Грабин говорил…
Да только не захотел Адольфо в артиллерию… «Потерял» он пакет с решением комиссии — да и в общем порядке «призвался». В танковые войска рядовым!
В полку его в связи с общей грамотностью (все-таки незаконченное высшее) и интересной фамилией пытались сначала пустить по хозяйственной части…
Не срослось.
И стал после полковой школы сержант Адольфо Эспадо командиром экипажа машины боевой — линейного танка Т-26.
И загнобил он на просторе свой экипаж — совсем как его недоброй памяти тезка товарища Эрнста Тельмана.
Зря, что ли, у него на петлицах «пила» из трех треугольничков — вот затем, чтобы бойцов пилить! По легенде, его бойцы вверенный им Родиной танк зубными щетками чистили.
А уж как над машиной этот маньяк наизмывался! Какие-то экраны приклепывал, что-то постоянно прикручивал и приваривал…
Такое ощущение, что на Кировском заводе, где танк собирали, — глупее его люди трудятся.
В довершение всего на броне гадость нарисовал — тигра с зубами! Нет бы, что-нибудь приличное написать, например «Красный резинщик», или «Кооперированный кустарь»… совсем никакой фантазии у некоторых нет!
Ведь над экипажем те же гжельские кустари могли бы, шефство взять — и посылки слать, к примеру…
А кто теперь над ними шефствовать будет? Зоосад? Или музей Дарвинизма? Начальство с Эспадо сначала боролось, потом устало плюнуло и просто прятало его на смотрах куда-нито в задний ряд, вместе с его «саблезубым» танком.
В ночь на 22 июня 61-й танковый полк 30-й танковой дивизии находился не в своем расположении, а на артполигоне Поддубно — на ночных стрельбах.
Отстрелялся полк в целом с отметкой «Удовлетворительно» — да и то только потому, что заранее прикормленные замом по боевой подготовке бойцы полигонной команды в щитах мишеней лишних дырок накрутили…
А что вы хотите? За все время существования полка это были первые такие стрельбы, а первый блин, как известно… вообще и не блин, а так — комок какой-то.
За исключением выродка Эспадо — этот выскочка единственный из всего полка отстрелялся на «отлично». Нет, надо было его в пушкари определять…
Надо!
Утром танкисты приступили к любимому делу — дружно банить ствол. Увлекательнейшее занятие: прикручивается ерш к здоровенному трех-составному баннику, и:
— Раз! Два! Раз! Два! Раз! Два! Раз! Два! Раз! Два! Раз! Два!
…На протяжении двух-трех часов…
Поневоле понимаешь, что танк — оружие коллективное…
Еще гусеницы хорошо с утречка перетягивать… Бодрит!
Однако закончить хорошее дело отчего-то не дали. К одиннадцати часам утра полк неожиданно собрался, не закончив программы стрельб, и колонной двинулся — и опять же не в родные Пружаны, а в сторону станции Жабинка…
Среди экипажей поползли какие-то нехорошие слухи… Благо, что ночью на Юго-Западе что-то знатно грохотало — как сухая гроза!
Куда именно двинулся полк — Адольфо определить смог на глаз, по восходящему солнцу…
Потому как карта была только у командира взвода. И нанесена там была местность — от Тересполя почитай что до самой до Варшавы…[50]
И пошли в боевой поход танки, имея на борту — одну заправку горючего и один боекомплект, которые пополнили из полигонных запасов…
Цель похода увидели издали — Жабинка жарко горела…
22 июня 1941 года. 11 часов 00 минут.
Южнее деревни Чернавчицы
Здесь, у пересечения двух шоссе: Брест-Каменец и Жабинка-Мотыкалы, расположился ЗАГРАДИТЕЛЬНЫЙ ОТРЯД.[51]
А значит это вот что:
Группа бойцов в зеленых фуражках, броневик БА-10 с надписью на прикрепленном к борту листе картона «Сборный пункт», чуть подалее, под деревьями — цистерна с водой, полевая кухня и санитарный фургончик, на базе ГаЗ-ААА.
Проходящих одиночками и группами бойцов и командиров заворачивают с дороги, проверяют документы.
Люди самые разные — и военные строители, и тыловики, и «приписные» — те, кого в 80-х годах двадцатого века будут называть «партизанами». Привезли бедолаг в лесной лагерь, из оружия — только штык-нож у дневального, ночью стрельба поднялась. Начальства — никого, вот бедолаги и пошли себе, куда глаза глядят…[52]
Есть бойцы — из потерпевших поражение соединений, из той же 22-й танковой.
Есть и из вполне еще боеспособных частей — приехал, например, человек из командировки, а своих в казарме никого нет, и где они, никто не ведает, он и пошел на Восток.
А есть и просто так — вывели их ночью в поле, сели они в окопчиках, а начальство поматерилось, покрутилось малость да и куда-то сгинуло все.
Немцы утром стали стрелять из-за Буга из пушек. Кто-то на левом фланге крикнул: «Братцы! Пропадем тута все! Уходить надо!». Вот все встали и пошли… А куда шли? Да ребята говорят, что на старую границу… Там ведь такие укрепления!
У кого документы в порядке — первым делом отправляют к цистерне. Люди жадно пьют и пьют воду, умываются. Кому нужна перевязка — тут же получает первую помощь. Потом желающие подходят к кухне, но таких, на удивление, мало. Не до еды сейчас многим, да и жарко уже с раннего утра.
Поевших военнослужащих принимают под свою опеку армейские командиры — сразу отделяют специалистов: летчиков, связистов, артиллеристов, танкистов. Остальных формируют во взводы, роты и батальоны сводного стрелкового полка. Люди с удовольствием встают в строй, равняются, разбираются по номерам. Потому как строй — это порядок, это равенство и справедливость, а справедливость, это хорошо!
