– Мы в принципе не против, – заверил я дона, – но, конечно, на словах такие вещи не решаются, надо смотреть документы. Проект союзного договора у вас с собой?
Разумеется, у дона он был и аж в двух экземплярах, так что мы сразу после обеда сели его обсуждать. Впрочем, мне хватило десяти минут, чтобы понять – это банальная отписка. Манильскому губернатору поручено что-то с кем-то установить? Так он и установил, поэтому отстаньте. А то, что по сути этот договор никого ни к чему не обязывает, дело десятое. Например, там была статья о том, что с письменного разрешения из Мехико манильским купцам разрешено торговать с нами китайским шелком, фарфором и пряностями. Да пропади они пропадом, эти фарфор и пряности, не нужны они нам. Шелк же Гонсало и так привез, причем наценка на неофициальность данного действия была куда ниже гипотетических расходов на экспедицию за разрешением. Даже если предположить, что его почему-то дадут бесплатно.
Нам же предлагалось взять на себя обязанность в случае необходимости рассмотреть вопрос о военной помощи генерал-капитанству. Я три раза перечитал эту фразу, пока понял, где у нее конец, где начало и о чем она, собственно, говорит. Оказалось, ни о чем. Хорошо, пусть когда-нибудь возникнет упомянутая там необходимость. Мы сразу начнем рассматривать вопрос о военной помощи, я не против. А вот сколько будет длиться это рассмотрение, зависит не от какой-то бумажки с вице-королевскими печатями, а совсем от других факторов.
Однако нужно же выдвинуть какие-то встречные условия? Так что я предложил Новой Испании принять на себя аналогичные обязательства насчет военной помощи. Дон Себастьян не моргнув глазом согласился, и вскоре договор, названный нами Соломоновым, был подписан. После чего алькальд уступил место в моей каюте почтенному Гонсало.
С ним мы пообщались куда более продуктивно. Началась беседа с того, что уважаемый купец стал богаче, а я беднее на четыре мелких рубиновых осколка и один сапфировый, чуть покрупнее. После этого к моему собеседнику перекочевали двадцать три золотых австралийских рубля, и денежные расчеты за шелк и очередную партию контрактников были закончены.
Надо сказать, что почтенный Гонсало с блеском выполнил мои пожелания, естественно, не забыв при этом и себя. Я ведь просил его подыскать нам не только строителей, но и человека, который возьмется организовать кабак в городе Ильинске. Ну не мне же там за стойкой торчать, в самом деле? И уж тем более не мориори, этим детям природы. Так вот, один содержатель трактира из Себу выразил желание попробовать счастья на новом месте, причем захватив с собой семью. Потому как на Филиппинах последнее время хронический кризис, так и совсем разориться недолго. Во избежание чего кабатчик, продав свою точку, готов плыть в неведомую Австралию.
Выгода же Гонсало была в том, что второй кабак в Себу принадлежал ему. И, скорее всего, проданный переселенцем объект тоже не попал в посторонние руки.
Ясно, подумал я. Что же, в плавании будет время поговорить с почтенным кабатчиком и объяснить ему, что осведомление властей об умонастроениях посетителей есть занятие очень богоугодное и выгодное. Если откажется – его дело, но это вряд ли. Даже несмотря на предупреждение, что малейшая нечестность в этом нелегком, но хорошо оплачиваемом труде чревата летальным исходом.
Вечером, проверив, как разместились на «Ястребе» вновь прибывшие и попрощавшись с господином Гонсало и доном Себастьяном, я отдал приказ с рассветом выходить в море.
Почти всю дорогу ветер нам благоприятствовал, и вскоре я уже прикидывал, что буду делать через три-четыре дня в Ильинске. Но тут погода продемонстрировала мне – судно, лишенное мотора, без ветра плавает ну очень медленно. Три дня мы болтались посреди океана, в час по чайной ложке приближаясь к материку. На четвертый подуло что-то, в принципе похожее на ветер, и «Ястреб» смог увеличить скорость аж до трех километров в час. Так мы ползли еще сутки с хвостиком, а потом раздался голос впередсмотрящего «Корабль на горизонте!». С надеждой, что нас сейчас опять начнут грабить, я вооружился биноклем и поднялся на самый верх кормовой надстройки.
Вскоре стало ясно, что не все коту масленица и уж по крайней мере сегодня грабить нас точно не будут. Ибо корабль поначалу вообще показался мне одномачтовым, но потом, по мере приближения к объекту наблюдения, я понял, что мачт у него когда-то было две. Даже и не скажешь, бригантина это или шхуна, потому как вместо фок-мачты у корабля торчал какой-то небольшой огрызок. Грот-мачта сохранилась, на ней уныло болтался одинокий трисель, даже с расстояния в четыре километра больше напоминавший штопаную тряпку, нежели парус. Никаких признаков жизни на корабле не наблюдалось.
Тем временем фрегат довернул на полтора румба влево и теперь потихоньку шел прямо к встреченному инвалиду. Когда до него оставалось меньше километра, там наконец-то обнаружился человек. Он на четвереньках выполз из недр своего корабля и попытался махнуть нам рукой, чуть не упав при этом. Вскоре появился второй, но этот чувствовал себя даже хуже первого. Во всяком случае, он так и не смог подняться на ноги.
Интересно, подумал я. Насколько хорошо Михаил помнит то, что я рассказывал ему о возможных опасностях на море? Оказалось, что неплохо.
– Абордажной команде – биологическая тревога! – скомандовал он. Полтора десятка мориори тут же натянули перчатки и марлевые повязки.
– Стрелкам – приготовиться! – раздалась команда, когда до чужого корабля оставалось метров тридцать. Лязгнули затворные рычаги барабанок.
Но на палубе больше никто не появился, даже когда фрегат подошел почти вплотную и с него были заброшены абордажные крюки.
Тот, кто вышел на палубу первым, попытался сделать шаг, но у его ног в доски ударила пуля.
– Стой где стоишь! – крикнул я ему и спрыгнул на низкую палубу не то шхуны, не то бригантины. Подошел и присмотрелся. Черт его знает, на чуму вроде непохоже, а все остальное нам не так страшно.
Человек что-то прохрипел. Видя, что я его не понимаю, он повторил, и теперь у него поучилось:
– Пить!
Сказано это было по-французски.
С борта «Ястреба» мне бросили флягу, и я вручил ее стоящему напротив меня человеку. Как раз в это время ветер чуть усилился, а дул он со стороны присосавшегося к фляге господина. Я поморщился – он благоухал отнюдь не шипром. Но, кажется, причина отсутствия команды встреченного нами корабля понемногу начинает проясняться.
Покуда первый хлебал, я распорядился, чтобы сюда доставили канистру с водой, ведь тут есть по крайней мере еще один живой.
