— Для красоты. Ею можно изменить форму губ, и потом она сама красивая, блестящая бывает, с блестками даже, разных цветов, к одежде чтобы цвет подходил, наверное, — начал я безнадежно запутываться в этом сложном вопросе. — Потом есть кремы всякие, чтобы кожа была нежная, духи для хорошего запаха, пудры…
— Это все у господ?
— Наверное, женщины всегда стремились быть красивыми.
— Вот счастливые, — не без зависти в голосе произнесла девушка.
Для тяжело больной она проявляла к предметам охмурения слишком большой интерес.
— А кремы что с кожей делают? — спросила Аля, незаметно убирая руки под одеяло.
Я понял, что коснулся такой серьезной темы, что отделаться общими фразами мне не удастся. Пришлось по мере моих более чем скромных способностей читать лекцию о разных косметических и парфюмерных средствах. К своему удивлению, я накопал в памяти десятки названий атрибутов женской неотразимости.
— Все это существует, — окончил я свой невразумительный рассказ, — только здесь этого не достать.
— Ты знаешь, барин, прости, Алеша, ты так все хорошо описал, что я это как будто вижу.
Было похоже на то, что она улавливает не только мысли, но и зрительные образы.
— Алечка, — спросил я, когда, наконец, кончился допрос с пристрастием о лосьонах и гелях, — ты раньше совсем не понимала, о чем люди думают?
— Не знаю, наверное, немножко понимала. Тебя сразу поняла, о чем ты думаешь, когда смотришь на меня, — сказала она и покраснела.
Я тоже, честно говоря, немного смутился. Хотя о чем может думать здоровый мужик, глядя на понравившуюся женщину? Не о Пунических же войнах.
— Послушай, — предложил я, — давай проведем эксперимент.
— Чего проведем?
— Опыт проведем. Попробуем проверить, как у тебя получается понимать мысли. Тихон! — позвал я слугу, шебаршившегося все это время в коридоре.
Тихон вошел в комнату.
— Чего изволите? — спросил он заискивающе вежливо.
— Приезжий барин еще не уехал?
— Никак нет-с. Выпивают-с.
Я сделал вид, что задумался и продержал его минуты три в комнате. Потом велел принести бутылку мадеры. Как только он вышел, я тут же спросил у Али:
— О чем он думал?
Она, не отвечая, полными слез глазами смотрела на меня.
— Господи, что случилось?
— Он, он… — только и смогла сказать девушка и горько расплакалась.
Я напоил ее клюквенным морсом и гладил по голове, бормоча абстрактные утешительные слова, уместные в любых случаях. Постепенно она успокоилась. У меня же на Тихона, посмевшего плохо думать об Але, начал расти большой зуб. Представить, что думают о женщинах в такой ситуации, было не очень сложно.
— Нет, Алеша, — вдруг сказала она, — это совсем другое. Он, он, — она опять собралась заплакать, но все-таки договорила: — думает, что ты черт.
— Черт? — переспросил я и облегченно засмеялся. — Почему именно черт?
— Не знаю. И еще, — она нахмурилась, долго взвешивала говорить мне это или нет, потом все-таки решилась, — и еще он подумал, что ты глупый, раз меня выбрал… И совсем это не смешно!
— Почему он так подумал? — спросил я, отсмеявшись.
— Потому что я некрасивая.
— Ты некрасивая! — только и сказал я, после чего посмотрел на нее с таким вожделением, что слезы сами собой высохли, девушка зарделась, хихикнула и отвела взгляд.
— Жарко мне что-то, — кокетливо сказала Аля, резко меняя тему разговора.
— Что же ты раньше не сказала! — засуетился я.
Действительно, с того времени, как ее знобило, лежала укутанная до подбородка одеялом. Я тут же сдернул его, совершенно забыв, что она лежит без рубашки. Аля попыталась поймать край одеяла и снова закрыться, застеснялась и отвернулась от меня.
— Да ты совсем мокрая! — всполошился я, не обращая внимания на ее наготу. И тут же взял полотенце и обтер ее.
— Сейчас поищу простыню, — опрометчиво пообещал я. Искать в комнате было негде. — Полежи пока так, а когда вернется Тихон, я велю принести. Тебе не прохладно?
— Нет, — односложно ответила Аля и неожиданно добавила, так и не взглянув на меня, — если тебе уж так хочется, можешь меня поцеловать. Я не настолько плохо себя чувствую.
Удивительное дело, но, похоже, что у нее начал меняться лексикон. Во всяком случае, она стала говорить более грамотно и связно, чем раньше. Мне стало любопытно, с чего она взяла, что мне хочется ее поцеловать. Конечно, хочется, но я вроде так уж конкретно об этом не думал.
— Думал, — тут же отреагировала она, — все время думаешь. И не бойся, я не умру, — сказала она и вдруг докончила прерывающимся голосом, — ну, целуй меня скорее!
Я, конечно, ее поцеловал, и не один раз, и не только в лоб. Однако — очень осторожно, памятуя о возможных осложнениях болезни.
В это время вернулся Тихон с бутылкой вина. Не впуская его в комнату, чтобы он не пялился на Алю, я отослал его разыскивать простыню, пообещав, если быстро обернется, налить стакан мадеры. Его, понятное дело, тут же как ветром сдуло.
Я вернулся в комнату. Аля лежала, приняв очень соблазнительную позу и, похоже, не капельки меня не стеснялась.
«Чудеса, — подумал я, — только что глаза поднять стыдилась, а теперь такая раскованность».
— Так я и думала, ты меня презирать будешь, а не наоборот, — опять вмешалась она в мой внутренний монолог, — и прости меня, Алешенька, я немного посплю, чтой-то очень устала.
— Конечно, поспи, милая. Вот выпьешь сейчас таблетку и поспишь.
Я повторил медикаментозный курс.
Кстати под кроватью обнаружился роскошный ночной сосуд, так что и эта проблема была решена. Пока я возился с лекарствами, прибежал Тихон с простыней. Я укрыл больную, прихватил с собой мадеру и пошел амикошонствовать со слугой в коридоре. От мадеры Тихон расчувствовался и понес ахинею. Я заскучал и вернулся в комнату, оберегать сон болящей. Аля спала хорошим глубоким сном. Я полюбовался на ее юное лицо и принялся философствовать о странностях влюбленности, о том, как любовь превращает нормального человека в сентиментального придурка. Причем большинство из нас теряет всякое понятие о реальности и начинает верить, что только эта женщина способна заполнить для него весь мир, только она нужна ему на всю оставшуюся жизнь, только с ней он может быть счастлив.
Неожиданный приход подвыпившего предка, слава Богу, прервал мои пустопорожние построения.
— Петухов с девками хором поет, — сообщил громогласно Антон Иванович, не обратив внимания на спящую Алю.
— Тише ты, крепостник! — шикнул я на него, показывая глазами на девушку. — Аля заболела.
Я объяснил, что произошло, и Антон Иванович, то ли искренно, то ли из вежливости продемонстрировал сочувствие.
