— Как-нибудь с Божьей помощью справимся.
— Дьяка, кроме холопов, еще охраняют стременные стрельцы, — продолжила рассказ Маруся, — слышала, на ночь еще спускают собак. Как бы нам вслед за Евграфом Рубленым на тот свет не отправиться!
— Ну, месть дело добровольное, не хотите, как хотите. Мне-то дом покажете?
— Затем и приехали. А в робости нас не кори, не таких, как твой дьяк, обламывали!
— Тогда о чем разговор, поехали.
Федор тронул коня, и мы двинулись к намеченной цели Маруся была сосредоточена и, видимо, думала о чем-то неприятном, это было заметно по тому, как у нее недовольно шевелились губы.
— Что, если его перехватить утром, когда он поедет в приказ. Холопов его перебьем, а самого зарежем, — предложила она.
— Он на чем ездит?
— Не знаю, когда мы встречались, был в возке. Если верхами, так можно попробовать, как он тебя, из самострела.
— Ладно, давайте не торопиться, сначала все осмотрим, потом будем решать. Может, не так страшен черт, как его малюют!
На этом стратегические разговоры закончились. До имения Дмитрия Александровича оказалось рукой подать от Кремля, и минут через двадцать мы уже не спеша объезжали его владения. Пока не стемнело, мне нужно было сориентироваться, где у них тут что расположено. У моих разбойников к имению был свой интерес и собственная технология проникновения.
— Если собак отвлечь, то можно будет перебить стрельцов, подпереть двери и всех спалить! — предложила Маруся.
— Разве так можно, в доме полно народа. За что невинным людям страдать?
— Нам-то что, нас никто не жалеет! Поди, если поймают, так на казнь все глазеть сбегутся.
— Нет, я на такое не пойду, — твердо сказал я, — дьяк плохой человек, его не жалко, а невинную кровь лить не стану!
— Да брось ты, — с блатной прямотой сказала девушка, — нашел кого жалеть, холопов!
Объяснять ей нравственные, христианские принципы было совершенно бесполезно, потому я отговорился:
— Чего ты делишь шкуру неубитого медведя! Сначала за изгородь попади!
Потом я спросил у молчаливого Федора:
— А ты как думаешь? Стоит холопов жалеть?
— Мне что, я как Маруся. Она лучше всех знает!
Думаю, что именно в этот момент, после полного пафоса ответа «суженного», мне в голову пришла одна любопытная мысль. Даже и не мысль, а так, мелькнуло в уме что-то любопытное, какая-то загогулинка, непонятного пока, но интересного содержания.
За разговором мы медленно объезжали имение дьяка. Пока никаких пробелов в обороне видно не было. Вся площадь оказалась обнесенной высоким, глухим частоколом. Я подумал, что первая Марусина идея перехватить дьяка по дороге в приказ самая реальная. Однако высказываться не спешил, продолжал наблюдение. Темнело.
Конечно, никакой сложности в том, чтобы убить дьяка, не было. Самым простым было бросить ему в возок бомбу. Изготовить ее я мог, что называется, на коленке. К сожалению, такой способ устранения противника не гарантировал от лишних жертв. Я же, чем дольше обитал в этом суровом, неприютном времени, тем делался большим «человеколюбом». Никаких лишних жертв не должно было быть, как говорится, по определению. Стоит только проследить, во что обошлись нашей стране деяния великих национальных вождей от Ивана Грозного до Иосифа Сталина и сравнить их достижения с переписью населения. Возможно, они и создали великую империю, только непонятно, кто в ней будет обитать!
Дольше ездить кругами вокруг чужого забора было опасно. На нас могли обратить внимание, задержать превосходящими силами и прервать подготовку к операции в ее начале и уже навсегда. К тому же мне пора было возвращаться к больной царевне. Война, конечно, дело святое, но любовь мне все-таки милее.
— Пора разъезжаться, — сказал я, когда стало очевидно, что ничего нового мы не узнаем. — Сможете завтра проследить, когда дьяк выезжает в приказ, и кто его сопровождает?
Маруся промолчала, за нее после паузы ответил Федор:
— Можно, дело нехитрое.
— Вот и хорошо, утром встречаемся на старом мосте после заутрени.
— Хоть бы одним глазком взглянуть, как цари живут! — неожиданно сказала девушка.
Загогулинка от мелькнувшей давеча необычной мысли неожиданно стала толще и четче.
— Что, так хочется посмотреть?
— А то!
— Я подумаю, может быть, мне удастся тебя туда провести, — пообещал я.
— А меня? — просительно воскликнул Федор. — Мне тоже любопытно!
— Обещать не могу, но постараюсь. Глядишь, еще и с самим царем встретитесь!
— Ой, правда! — как маленькая девочка всплеснула в ладошки Маруся. — С самим царем! Если, боярин, не обманешь, век буду за тебя свечки ставить!
— Я же сказал, что не обещаю, но постараюсь. Сейчас царь Федор и царевна Ксения недужат, вот как поправятся, паду им в ноги, умолю пустить вас под их светлые очи.
На этом мы простились и разъехались в разные стороны.
Теперь, когда неприятные дела откладывались на завтра, меня волновало только одно, где сегодня будет ночевать Ксения. Еще утром мы договорились, что она попытается использовать вчерашнюю придумку с тишиной и покоем, однако, что из этого получилось, я мог узнать только в Кремле. Однако все мои планы едва не оказались перечеркнутыми закрытыми на ночь Боровицкими воротами. Не тратя времени на уговоры караульных, я доскакал да Фроловской башни, здесь ворота еще только собирались запереть, и за небольшую мзду меня впустили внутрь.
Порядком перенервничав, я добрался до Царского подворья, отвел лошадь в конюшню и спросил у сторожевого стрельца, где сегодня ночует царевна. Тот сначала не узнал меня в худом платье, хотел поднять шум, но потом осветил лицо факелом, успокоился и указал на дворец покойной царицы. Тамошние стрельцы меня вспомнили без таких сложностей, сказался тесный контакт:
— Здравствуйте молодцы, — поздоровался я со вчерашними караульными, — как служба?
— Медовуху брать будешь? — тотчас поинтересовался нарушитель сухого закона. — Цена та же!
— Давай, — согласился я, рассчитался по высокой вчерашней таксе.
В покоях меня ждали. Ксения, не обращая внимание на присутствие шутихи, бросилась на шею, обожгла поцелуем, после чего засыпала упреками. Смысл их, в переводе на наши понятия, был в бессовестном мужском эгоизме.
— Тебя утром едва не убили, а ты целый день неизвестно где пропадаешь, — со слезами на глазах выговаривала царевна.
Пришлось оправдываться, что всегда ставит в положение виноватого. Впрочем, сладость примирения вполне компенсировала несколько неприятных минут «семейной ссоры». Дальше все пошло по вчерашнему сценарию. Матрена уже забыла утренний похмельный синдром, пила, не щадя живота своего, а мы с Ксенией ждали, когда останемся одни. Наконец карлица сломалась и едва не свалилась со скамьи. Опять пришлось на руках нести ее в постель. Она что-то бормотала, всхлипывала и даже пыталась петь. Короче говоря, обычное счастливое состояние пьяного человека.
