Побыть в одиночестве Кончаку было пока не суждено. Не успев выпроводить одного нежеланного гостя, хан вынужден был общаться с другим.
Во внутреннем дворе дворца, засунув зябнущий нос в меховой воротник тулупа, хана Кончака ждал долговязый человек со смуглой кожей. При появлении хана человек засуетился и быстро заговорил, с заметным акцентом произнося тюркские слова.
– Прошу благосклонного внимания досточтимого хана, – торопился гость. – Да не прогневается величайший на дерзость жалкого разоренного купца!
– Слушаю тебя, купец, – сказал заинтересованный Кончак. Слуги успели доложить, что странный с виду посетитель пришел не просто просить. У купца, по его словам, было приготовлено для продажи могучее оружие, способное облегчить штурм любого города.
– Меня зовут Абдул Аль-Хазред, – частил купец. – Меня знают многие достойные люди в Тмутаракани и Суроже. У меня есть хороший товар и надежда продать его.
– Где же он, твой товар? – с недоверием в голосе спросил Кончак, начинавший уже раздражаться от частого употребления купцом слова «меня».
– Он всегда при мне, – купец несколько фамильярно, с точки зрения половецкого хана, подмигнул при ответе. – Я сам – товар!
Кончак фыркнул, демонстративно разглядывая тщедушное худое тело арабского торговца.
– Если по весу, то больше стоимости барана рассчитывать тебе не на что, – заявил хан. – Не томи загадками, показывай, что у тебя есть!
– Здесь небезопасно, – забормотал араб. – Прикажи, великий хан, указать безлюдное место, там и увидишь, на что я способен! И хорошо бы еще, – голос Аль-Хазреда обогатился просительными интонациями, – чтобы при этом присутствовало поменьше свидетелей. Я опасаюсь киевских шпионов…
– Среди половцев? – обиделся хан Кончак.
– Золото может лишить чести даже гордого степного воина, – склонился в поклоне арабский купец.
Гримаса на его лице могла означать что угодно, от кривой усмешки до выражения сострадания.
– Предположим. – Кончак провел рукой по лицу, стряхивая снежинки, запутавшиеся в вислых рыжеватых усах. – Но ответь мне сначала, что ты хочешь мне показать? Пойми, я вышел из возраста, когда тратят время и силы на погоню за пустыми обещаниями.
– Я хочу показать то, против чего бессильна любая крепость! – заносчиво заявил араб. – Ничто не спасет ее защитников – ни стены, ни доспехи! Я хочу показать тебе, великий хан, духов огня, покорных моей воле и готовых броситься в любом направлении, которое ты пожелаешь указать!
Кончак внимательно посмотрел на купца. Видно было, что араб искренне верит в то, что говорит. Но это еще не означало осуществимости обещанного. Прирученные духи огня, скажите на милость…
– Взгляни-ка! – Кончак показал на небольшой сруб в глубине двора. – Могут твои духи прямо сейчас сжечь его?
– Будет большой пожар, – неуверенно сказал Аль-Хазред.
– Вот и прекрасно, – заметил Кончак. – Погреем Тэнгри-Небо, а то он совсем замерз, бедный. Прикажи своим духам сжечь сруб, араб, и я поверю тебе! А пожар большим не получится, все на отшибе…
– Хорошо! – араб сглотнул и зашептал что-то себе под нос, часто оглядываясь на хана, словно опасаясь, не подслушает ли тот слова заклинания.
Кончак скучал. После тяжелого разговора с Гзаком – все-таки этот дикарь обнаглел сверх меры! – хан надеялся, что странный араб развлечет его, но веселья не получалось. Сложенные ковшиком ладони Аль-Хазреда покрылись инеем от пара, вырывавшегося изо рта заклинателя, и Кончаку вдруг сильно захотелось в тепло изложницы.
Иней на подставленных морозу ладонях араба поблескивал в лучах слабого зимнего солнца. Некоторые искорки были так ярки, что Кончак невольно прищурился.
Откуда свет?
Небо над Шаруканью было затянуто низкими серыми облаками, так что Аль-Хазред не мог получить свет извне. Не мог он и спрятать светильник в рукав тулупа, дым и копоть сразу же выдали бы дешевый трюк.
Откуда свет?
Он разгорался все ярче, и Кончак видел, как от араба к нему тянутся по снегу две или три тени, причудливо изгибавшиеся в отблеске сияния, вырывавшегося из сложенных ладоней заклинателя. В руках араба неведомым путем оказался небольшой шар, на котором изредка поблескивали фиолетовые искорки. Шедшее от шара свечение окрасило ладони и лицо Аль-Хазреда в сине-серый цвет, и арабский купец стал походить на выкопанный из-под снега труп.
Шар оторвался от своей опоры и поднялся в морозный воздух, словно был невесомым. Но все же какой-то массой он обладал и вскоре стал клониться книзу, а затем тихо лег в снег у ног Аль-Хазреда.
Араб наклонился и подтолкнул шар, напоминая Кончаку ребенка, вышедшего во двор для того, чтобы слепить снежную бабу. Шар легко покатился в сторону деревянного сруба, не оставляя за собой следов. Хана заинтересовало даже не то, что шар был так легок и не проминал только что выпавший снег. Непонятно было другое. Кончак был готов поклясться, что температура шара достаточно высока для того, чтобы растопить хотя бы верхний слой снегового покрова. Но оказалось, что идущий от шара свет был холодным и безвредным для молодых снежинок.
Шар быстро докатился до стены сруба, ударился об нее и рассыпался на множество искр, на мгновение осветивших потемневшее дерево и угасших.
– Это все? – разочарованно спросил Кончак. Признаться, он уже настроился на невиданное до этого зрелище.
– Это только начало, – ответил Аль-Хазред, не отрывая взгляд от сарая.
Это действительно было только начало.
Как-то сразу, без знака или звука, начал таять снег на месте, где рассыпался фиолетовый шар. По бесстыдно обнажившейся земле потекли ручейки, вызывая оторопь у сильного мороза, от которого потрескивали бревна ханского дворца. С покатой крыши сруба зачастила капель, подпитывая влагой и без того раскисшую землю.
Серые бревна зашевелились, будто постройка, просыпаясь после зимнего сна, потягивалась в истоме. Кончаку показалось, что его глаза перестали четко различать предметы, блестевшая даже в зимних сумерках наледь на срубе потускнела, словно за миг на стене выросли мох или паутина.
Глаза не подвели хана, ошибся мозг, неправильно оценивший увиденное. Не мох и не паутина, пепел шевелился на стене сарая.
Подул слабый ветер, и сруб исчез. На том месте, где только что стояла добротная постройка из толстых бревен, темнела плешь лишенной снега земли, на глазах покрывавшаяся коркой льда. И лишь небольшая взвесь из крохотных частиц пепла напоминала о том, что только что здесь было.
– Интересно, – сказал Кончак. – Я готов купить твой товар, купец. Давай обговорим цену.
Нас не должны удивлять равнодушие и прагматизм, с которыми Кончак воспринял чудо, произошедшее на его глазах. Чудом в то время считали только то, что заведомо совершалось волей сверхъестественных существ. Кончак же видел только действия арабского купца, хотя тот и утверждал, что ему помогали духи…
