По пустяку звонить не будут, тем более, уговорить комендантшу подняться на два этажа, занятие совсем не для слабаков. За несколько минут пути до будки на проходной, Борис успел придумать и отбросить множество вариантов. Что-то случилось с родителями? Свалились из неведомой Тмутаракани далекие родственники? Что-то страшное произошло в НИИ? Или милиции что-то нужно? Последнее казалось самым вероятным, трех дней не прошло, как он сдал свой паспорт на плановую замену — вместо старых серо-коричневых "книжечек" с небольшой фотографией выдавали новые, темно-красные, с большой фотографией.
Хотя этот признак был совсем не главным — по всей стране, где шепотом, а местами и в полный голос, обсуждались неожиданные нововведения. Во-первых, были упразднены записи о социальном положении и национальности[113], вместо этого все получали лаконичную строку: "гражданин СССР". Во-вторых, к "основному документу" дополнительно прилагалась небольшая пластиковая карточка[114] с ФИО, датой рождения, фотографией, защитой от подделки в виде переливающегося золотом герба СССР, и рельефно выдавленным уникальным номером из шестнадцати цифр. Последний, очевидно для пущей надежности, был дополнительно вписан в паспорт. В-третьих, и это самое главное, к карточке был "привязан" счет в Сбербанке. Предполагалось, что именно туда будет переводиться вся зарплата; кроме того, расплачиваться в магазинах можно будет вообще без денег, кассир лишь сделает с карты специальный "оттиск" на чеке или квитанции.
Газеты говорили об грядущих переменах как эпохальной и значимой вехе на пути к коммунизму, объясняли неожиданно многочисленные достоинства безналичного платежа, да заранее радовались серьезному удару по карманникам и прочим жуликам. Но многих пластиковый заменитель налички пугал, кто-то даже паниковал, снимал деньги со сберкнижки, или, помня прошлую деноминацию, наоборот, все до копейки переводил на счет. Борис же не волновался, считал, что капиталисты плохого не придумают, ведь чуть не все советские программисты знали о закупке американских ЭВМ и программного обеспечения для обслуживания давно там использующихся "кредитных карт". Более того, ходили упорные слухи о идущем "из-за океана" пароходе с импринтерами[115] и другими устройствами для нужд советской торговли, чтобы "все было как за границей".
Наконец, добравшись до телефона, Борис трубку аккуратно, тремя пальцами поднял лежащую на столе трубку:
— Борис Березов у аппарата! — формально и серьезно начал он разговор.
— Привет, сосед! — в диссонанс, с веселым напором, отозвался далекий собеседник. — Все в той же берлоге обитаешь? Или сбежал давно, а со мной разговаривает тупой дубль?
— Неужели… — замялся Борис.
— Таки забыл?! — реально удивился все тот же голос. — Не верю! Сруля еще никто не забывал!
— Изя Таль!!! — наконец полностью смог составить картину Борис. — Сколько лет!
Друг, с которым он делил комнату долгие пять лет, после окончания института резко пошел вверх по карьерной лестнице, и быстро добрался до должности руководителя групы в знаменитом "морозовском" КБ-60. Однако после арабо-израильской войны белая полоса сменилась черной. Не взирая на явный конструкторский талант и отсутствие пресловутых "родственников за границей", его выкинули с работы с "волчьим билетом". Одни говорили, что досталось за лишнюю болтовню о качестве советских танков, другие — за фамилию, по странной случайности совпадающую с таковой у генерала-танкиста Израильской армии, прославившегося в боях на Синае. Правда, скорее всего, лежала где-то посередине, тем более что язык у Сруля и впрямь был острый.
Но толком обдумать этот момент не было и секунды:
— Зим еще больше! — хрюкнула смехом телефонная трубка. — Ты-то все так же горишь в своем НИИ?
— Стал практиком и циником, — отшутился Борис. — По другому с женой и двумя детками не выходит.
— Молодец, растешь! — почему-то обрадовался старый друг.
— Но как дела у тебя? — поспешил с ответным вопросом Борис. — Нашел наконец-то нормальную работу?
— И не только себе, — в голос голос Сруля добавились подозрительно вкрадчивые интонации. — Как прошел слух о снятии инвалидность пятой группы[116], я ткнулся обратно в шестидесятое КБ. А там такое творится…
— Взяли, наконец? — предположил Борис, потому как энергичный голос в черной эбонитовой трубке со сколотым краем никак не соответствовал неудачнику.
— Давай не по телефону, а? — дождавшись интереса собеседника, Сруль сделал подсечку, как настоящий рыбак. — Я в генделик[117] пошел, помнишь, тот, что на Сумской? — он продолжил давить, заранее обрывая все возражения: — Так что бросай все свои делишки, и приходи, попьем пива, как в старые добрые времена. Обещаю — не пожалеешь!
…Казалось бы, что общего может быть между программированием и конструированием танков? Однако после пары кружек вполне приличного "Жигулевского" под новомодные сирийские фисташки, прогулки по улице Свердлова, и сомнительных "трех бочек" за далеким от свежести столиком ресторанчика напротив пожарки, схожие моменты таки обнаружились, да еще в немалом количестве. Дальше — больше, незаметно подтянулись друзья Изи, и ближе к ночи Борис незаметно для себя влился в дружный коллектив специального отдела со непроизносимым названием "№3241", которым, как оказалось, и руководил его бывший сосед. На следующее утро неожиданное трудоустройство казались явным бредом, но… Отступать было поздно, да и сказать честно, не особо и хотелось.
Условия на новом месте оказались далеко не фантастическими. Квартиры даже не обещали, и зарплата после кредитного вычета за трехкомнатный кооператив мало отличалась от прежней. При этом работы было намного больше, но… На сколько она была интересной и важной для страны! Куда там тихому болоту метрологии, в "танковом" спецотделе советская электроника менялась прямо на глазах. Кроме того, несмотря на все меры секретности, спустя полгода программист стал настоящим кладезем отраслевой информации для любого шпиона, благо Сруль питал к своим бывшим и настоящим начальникам весьма сложные чувства, и почти ничего не скрывал от старого друга, частенько добавляя: — "погоди, меня опять выпнут, ты хоть знать будешь за что и почему".
И правда, со стороны картина вырисовывалась откровенно дикая. Танкостроение поддерживалось коммунистической партией как никакая иная отрасль. Люди поколения победителей очень хорошо помнили силу брони, позволившую переломить страшного врага в недавней битве. Ориентируясь на неизбежность мировой революции в будущем, ресурсов и ценных указаний не жалели, постановления ЦК и Совмина в стиле "увеличить, повысить, улучшить" появлялись по несколько раз в год. Цель была очевидной — стране позарез требовался годный к третьей мировой войне танк, а учитывая тяжелый опыт "драпа до Москвы" — непременно годный производству на любом из трех основных заводов. Преимущества такой унификации казались очевидными даже цеховым подметальщикам, но… Руководители каждого предприятия боролись за приз с редким остервенением, и чуть не каждый имел своих сторонников на всех шести этажах ЦК.
