– Коммодор Уайтрэб, перенесите прицел. Я хочу, чтобы как можно больше этих жёлтых обезьян сдохло.
Лениво бросил Дьюи командиру 'Олимпии', флагману эскадры. Тот послушно отдал команду в переговорную трубу, и орудия загрохотали чаще. Сигнальщик застучал створками прожектора, передавая приказ флагмана… Внезапно вода возле 'Кирсарджа', стоявшего ближе всех к берегу взметнулась вверх. Кто ПОСМЕЛ?! Негодование американца, уничтожавшего беззащитный город было просто непередаваемо.
– Приказ морской пехоте – высадиться на берег! Пленных не брать, никого не щадить!..
…Подоспевший к утру полк Императорской гвардии застал на месте когда то цветущего города только пепел и смерть… Чёрные квадраты на месте когда то стоящих вдоль улиц небольших аккуратных домиков, полностью уничтоженный металлургический завод, принадлежавший России, но дававший работу подавляющему большинству жителей Нагасаки. И самое страшное – трупы. Налётчики не щадили никого. Ни детей, не женщин, ни стариков. Их расстреливали в упор, разбивали головы прикладами, сдирали скальпы. Кое где были и более страшные находки – носящие следы изощрённых пыток тела молодых женщин… Самым жутким оказался ряд тел беременных женщин, у которых были вспороты животы, а не родившиеся ещё младенцы приколоты к убитым матерям ножами… Вся Япония всколыхнулась в негодовании, впрочем, не только она. Рассказы очевидцев и фотографии корреспондентов всколыхнули всю Европу. И не только её. Официальный запрос японского микадо был в Конгрессе фактически проигнорирован. Ответом были знаменитые слова президента Мак-Кинли: 'Америка не собирается выдавать своих граждан каким то обезьянам, претендующим на звание людей'. Дьюи был провозглашён героем нации, с улыбкой раздавая интервью многочисленным газетчикам. Впрочем, янки не в первый раз проворачивали этот фокус. Единственное, что они не учли, так это то, что Микадо обратиться за помощью к своим союзникам – Русско-Германскому союзу. Хотя эту вероятность люди, сподвигнувшие адмирала на провокацию, учитывали, но только вот они ожидали громких слов, скандалов, войны, наконец… Её то они желали просто до невозможности… Но вот не дождались. Произошло кое что другое – Микадо совершил поездку в Европу. Невероятное и неслыханное для Империи событие. И его приняли ЛИЧНО в Санкт-Петербурге Николай Второй Железнодорожник и Вильгельм Второй Неистовый. О чём они говорили с глазу на глаз, осталось неизвестным. Русский и Германский флота остались на месте. Но микадо отбыл домой успокоенный, обратившись с воззванием к нации, где просил немного подождать возмездия, которое последует…
После месяца ожидания, когда ничего не произошло, и в мире начал потихоньку раздаваться издевательский смех, внезапно началось…
Спрингфилд пылал. Яростно и злобно. Кричали люди, мечась в панике по наполненным пламенем улицам. С треском лопались стёкла многоэтажек, раскидывая острые, словно бритва осколки на толпу внизу. А потом начался ад… Вспыхнули военные заводы. Самые крупные в Америке. Словно облитые керосином. И когда огонь добрался до складов с боеприпасами, начался настоящий апокалипсис… С треском рвались патронные ящики, летящие по небу. Их подхватывал могучий восходящий поток, да ещё подталкивали воздушные волны от многочисленных взрывов, и пули градом летели во все стороны, находя свои жертвы в мечущейся внизу толпе. Разлетались по округе снаряды, добавляя новые очаги пожаров и разрушений, находя свои жертвы…
…Все в Америке были отрясены случившейся трагедией. Из многочисленного населения города уцелело едва несколько сот человек, а крупнейшие военные заводы были стёрты с лица земли. Едва утих шум в прессе, а конгрессмены организовали комиссии по расследованию, как грянула новая трагедия – вспыхнули нефтяные вышки в Техасе… Опять сотни жертв, полное разрушение, неисчислимые убытки… Следующая катастрофа грянула в Бостоне. Великий Бостонский пожар, как его назвали по аналогии с чаепитием восемнадцатого века, унёс почти полмиллиона жертв, сгорели все промышленные предприятия. Но и это оказалось только началом. Следующим оказались заводы Вестингауза, потом Чикагские бойни, затем – Детройтские сталеплавильные. Искали поджигателей, диверсантов, кого угодно. Разъярённые толпы линчевали пойманного с бутылкой керосина мирного обывателя, хотевшего просто заправить свою лампу. И таких эксцессов было превеликое множество… Но самым страшным был финансовый пожар. Сгорела Нью-Йоркская Биржа. Дотла. Со всеми брокерами и маклерами. Финансовыми документами. Векселями и расчётными документами. И, в довершение ко всему, сгорел Капитолий. Как, почему, никто не мог понять. Но президента Мак-Кинли едва успели вытащить из его Овального кабинета подоспевшие вовремя пожарники. Очевидцы рассказывали, что здание занялось практически мгновенно, словно облитое нефтью, сразу со всех концов… Пущена по небу знаменитая Библиотека Конгресса вместе с Хартией Вольности, весь архив, словом, короткая американская история приказала долго жить, обратившись в пепел…
Мы сидим в мягких креслах на смотровой веранде тайного военного полигона в суровой сибирской тайге. Я и Вилли, примчавшийся из Берлина. Тесла и компания, как мы называем его гениев, собранных со всего мира, сегодня продемонстрируют нам что-то интересное. Во всяком случае, Никола обещал нам нечто невероятное… Вильгельм делает крошечный глоток кофе, ставит чашку на столик. Подмигивает мне глазом. Ему нелегко. Это тело уже стареет. Пятьдесят четыре года уже. Хотя и не очень заметно. Его супруга уже совсем плоха. Болеет. Но что поделать, время, оно течёт мимо, никого и ничего не жалея. Мой младший сын, которому уже семь лет, затянутый в мундир Семёновского Лейб-Гвардейского полка смотрит суровым, не по детски взглядом. Позади него – его личный отряд: Будённый, Ворошилов, Фрунзе, Карбышев, Черняховский, Рокоссовский, Ефремов… Все будущие полководцы. Они ещё дети, одни чуть младше, другие – чуть старше. Мы долго колебались, стоит ли забирать их у родителей, но потом всё таки решились. Под наблюдением строгих учителей, которые дадут самое лучшее военное образование, их таланты расцветут пышным цветом. А особенно, если учесть, что половину года они учатся в России, а вторую – в Германии, и некоторые предметы преподаём лично мы с Вильгельмом, плюс задачки по тактике и стратегии, то, думаю, что лучше них в мире не будет офицеров. Этим ребятам прямая дорога в дворянство, в самую наиэлитнейшую элиту будущего. У Вилли, как я знаю, тоже такая команда гениев есть, Паулюс, Манштейн, Геринг, Рихтгофены, фон Браухич, Роммель… А ещё – личный стипендиат Кайзера и Русского Императора Адольф Гитлер, очень многообещающий студент Русской Художественной Академии. С ним была вообще отдельная история. Мы ещё раньше, когда всё вскрылось между нами, решили его не ликвидировать, как горячие головы предлагали в нашем прошлом, для это места – будущем, а просто дать расцвести его талантам художника. Поскольку, чего бы там не говорили, а рука у него твёрдая была, и талантом не обижен… Словом, во время очередного дружеского визита в Берлин мы проехали до Вены. Благо, много времени это на заняло, всего то три часа на 'цеппелине'… Господа профессора чуть с ума не сошли, когда мы заявились прямо в приёмный зал Академии. А там – толпа народа, соискатели. Тут то мы его и углядели. Худой, нескладный подросток с глазами навыкате. Одет скромно, ещё штопка видна на рукаве, и держит в руках папку с рисунками. Экзамены пришёл сдавать. Этюды, эскизы… Словом, все по струнке стоят. Ну, Вилли, он парень у нас резкий, идёт к столу, где сидят господа члены приёмной комиссии. И вижу я, что начинает у него ус дёргаться. Значит, что-то разозлился мой друг Кайзер. Я – за ним. Мать моя женщина! Да там… Короче, известно кто. Но перед нами навытяжку, а потом в поклоне склонились. Ну, Вильгельм смотрит, кучка картин в двух стопках, и спрашивает:
