«ножными», и выхватить их можно было через раскрытые клапана на штанинах, потому он и приседал, заранее приучая противника к обыденной ситуации — страшно хлюпику, вот и боится. Зато «Сипон» ничего понять не успел — получил сталь в сердце. «Бесу» тоже не подфартило — потому что нельзя стоять столь близко к жертве, давая возможность работать двумя клинками. Все заняло не больше секунды, и Павел уже развернулся для боя — и вовремя, с ним пошли трое, а не двое.
— Ах ты, сука! Да она с «пером»!
«Близнец» от дикого вопля дернулся, и этого движения Павлу хватило, благо сменил хватку на одном из стилетов. «Мотальщик» не успел отреагировать, а так обычно бывает, когда думаешь, что имеешь дело с пушистой белой собачонкой, а вместо нее оказывается свирепый серый волк. Стилет вошел прямо в грудь — удар был отработан, и нож вошел вплоть как в масло. Павел успел заметить выражение «понимания» в глазах умирающего — такой взгляд он видел не раз.
— Сука, сука…
У лавки корчился главарь, схватившись за живот. А вот его напарник уже успокоился — на груди по футболке разливалось кровавое пятно. Нервы у девчонки были как стальные струны — она наклонилась над «Ребром», ткнула стилетом в сердце и тот угомонился, перестав дергать ногами. Павел хладнокровно добил свою «троицу», убедившись, что все окончательно мертвы и «правки» не требуется. Посмотрел на девушку, протирая клинки платком — та была бледная, но явно не испытывала тошноты, спокойно все восприняла, и сейчас также тщательно вытирала стилеты.
— В сумке сменная одежда, переодеться нужно. Но то сделаем в конце парка, а там, и на поезд успеем. И лови-свищи! Все, Катя, уходим!
— Вот такие пироги с котятами вышли у меня, «Лаэ».
Павел отпил чая, усмехнулся и закурил свой «Таллинн», благо дымить им сейчас можно было еще девять лет, потом с прилавков исчезнет, и это во внешне благополучной сейчас Эстонии.
— Потом выяснилось, что столкнулись мы с детьми вполне приличных родителей, коммунисты и лауреаты, орденоносцы, и детушки у них такие же, согласно характеристикам — «с активной жизненной позицией», комсомольцы, бляха муха! Потом по своим каналам собрали информацию о покойных — несколько изнасилований, грабежи, издевательства и избиения, даже мужеложство, и, по всей видимости, парочка убийств. А может и больше — ведь пропавшие без вести пошли косяками уже тогда, а сколько среди них убитых и прикопанных в лесу, бог знает! Развлекались по полной программе, как в одном фильме про дедушку, что отомстил за изнасилованную внучку — в моем том времени весьма поучительный фильм. Кстати, у одного из насильников папа был начальником ГОВД, как и в киноленте.
— До сих пор не верится, что страна так рухнула!
— Не удивляйся, «Лаэ» — идеалы выветрились, и людям не стали мешать показывать звериное нутро. Все произошло за несколько лет, и население само удивилось, в какой заднице все оказались.
— Но ведь в войну такого не было, живо к стенке ставили!
— Так-то война — весь народ на нее поднялся и воевал. Потому что Гитлер с его порядками был страшнее чумы и всех казней египетских. Война и объединила всех. А «перестройка» разъединила — цели разные, потому и результаты иные. А смутные времена в России всегда так оканчивались — окраины под себя живо подгребали соседи, пока русские с увлечением лупили себя, чем ни попадя, и без всякой жалости.
— А избежать всего этого непотребства можно?!
— Только таким образом, как в Китае сделали — реформы в экономике стали проводить потихоньку, не трогая главенство партии, а протестующих намотали на гусеницы танков. А потом коррупционеров там ставят к стенке после короткого судопроизводства, а казни проводят публично. Зато за те же 38 лет провели ряд реформ и создали вторую, а по многим показателям и первую экономику в мире. А Россия с построением олигархической власти оказалась проблемной страной, с ворохом «заболеваний», с разворованной и загубленной промышленностью, с тотальной коррупцией сверху-донизу, и возможностью новой, третьей за столетие, «Смуты». Все как в учебнике — от «семибоярщины» до «семибанкирщины», а потом до «семи друзей»! Сакральная цифра, что тут скажешь!
Павел зло хохотнул, вытянул сигарету и закурил. Он не думал, что тот давний случай, так его сейчас разозлит. А ведь когда они вдвоем с Катей сели в купе, где поджидала их пара товарищей, он понял, осознал скорее душою, чем разумом, что все усилия напрасны — «чистка» уже бесполезна, страна сгнила на корню. Но тогда он еще не догадывался, какой страшный урок получит через два года, а через четыре, оставшись один, уже обстоятельно займется наукой, вспоминая свою вторую тайную жизнь как чудовищный кошмар, случайно приснившийся.
Вот только сейчас, за этим столом Павел словно заново проснулся. Однако именно от него самого сейчас зависит не только собственная судьба, но и будущее огромной страны, уже обреченной на заклание внешними врагами, и гниющей изнутри, разлагаемой «болезнями».
— Пауль, ты почему сейчас постоянно с оружием ходишь? Я имею в виду стилеты, что тебе Кузьмич сделал. Тебе нравится людей резать, ты прости меня за такой вопрос?!
— Нет, «Лаэ», отвратное для души занятие, скажу тебе честно. Просто я ими лучше всего управляюсь, хотя стреляю неплохо. Дело в том, что меня не учили драться…
— Не верю — я видел, как ты с хулиганами у школы поступил!
— Я сказал правду — меня не учили драться на кулачках, меня учили использовать оружие в конкретных ситуациях, когда объект нужно «зачистить», так сказать. «Убрать» попросту. А этим «гэпэтэушникам» несказанно повезло — обычно в действиях я себя не сдерживаю, а тут поневоле пришлось. Учти — эти парни злопамятные, и будут искать встречи в укромном месте, потому стилеты со мной. Превращаться в инвалида я не собираюсь, пусть четверо ведут в суд, чем шестеро несут на кладбище! Так что следующая встреча для них может обернуться «ликвидацией».
— Странный ты человек, Пауль, никогда не употребляешь слово «убил» или «убить», всегда какие-то иные термины находишь, и в каждом случае разные. Да и «человека» не упоминаешь, заменяешь терминами.
— Убивать свойственно всем людям, но движимыми личными чувствами или желаниями. Я убивал только по приказу, то есть служил инструментом по большому счету. И лишь три раза я поступил исходя из собственных желаний, но находясь в ситуации, которая мне самому грозила несчастьем. Ты ведь сам людей резал, Альберт, что тебе это приносило удовольствие? И не смотри так — тебя
