несколько раз глаза выдали!
— Это было только два раза, когда я был очень молод, и шла война, — пожал плечами «Лаэ», — до сих пор на душе тяжко.
— А я что из другого теста слеплен, хотя мальчики кровавые не снятся. Просто тех убитых нами я не считаю людьми, они ими и не были, только телесной оболочкой похожи. В основном это твари, сами виновные во многих преступлениях, в которых гибли люди. Разве пристрелить бешеную собаку, которая кусает других, или раздавить ядовитую змею, что нацелилась ужалить тебя самого, считается убийством? Но вся штука в том, что на сегодняшний день, я никого не убил, и не собираюсь этого делать, если меня только не принудят к этому…
— Сбылась мечта профессора — получил аттестат о среднем образовании с похвальной грамотой. Вместе с женой — а ты вообще у меня медалистка, единственная в выпуске. Горжусь без всякой иронии — умная половина всегда дополнит мужа и станет с ним одним целым, глупая превратит в две отдельные четвертинки, потеряв добрую половину, — Павел говорил вполне серьезно, без шуток. Он приобнял Эльзу за талию, развернул к себе лицом, и влюбленные стали неистово целоваться, благо вокруг никого не было, и можно не стесняться. Все, они больше не школьники, а будущие студенты, а в том что поступят, Павел нисколько не сомневался. Вот только еще размышлял, куда следует подать документы — или ЛГУ имени Жданова, либо в ЛГПИ имени Герцена. И там, и там у него были хорошие знакомые из будущего времени, которые в этом еще не подозревали о том, что он у них будет защищаться, пройдя и аспирантуру, и докторантуру.
Впрочем, это может случиться только в том случае, если его не разыщут после того как он сам «подставился». Но на то были серьезные причины, просто так в своей жизни Павел ничего не делал. Через три недели он напишет последнее письмо Брежневу, и отправит из Питера вечером 26 июля — отреагировать генсек не успеет, но серьезно призадумается. Ведь странной смертью умрет член Политбюро, а на его место в реальной истории протолкнули «меченого», и тот за шесть лет сделал феерическую карьеру, став преемником одряхлевшего Черненко.
Именно за этот период начнется массовый «падеж» в Политбюро — и старцы, и еще крепкие шестидесятилетние мужчины начнут помирать один за другим. И что занимательно — в 1984 году одновременно пострадают министры обороны стран ОВД. Медицина окажется бессильной, и уйдет из жизни последний сталинский нарком, маршал Устинов. И самое странное — все будут старательно делать вид, что это естественный ход событий.
Помер Максим — ну и хрен с ним! Закопаем! Или в кремлевскую стену урну с прахом замуруем!
В том, что в Политбюро еще до смерти Сталина шли постоянные «подковерные войны» в стране знали многие, хотя о том в газетах писалось глухо, намеками. Но выводы любой здравомыслящий человек сделать мог вполне логичные, просто сопоставив факты.
В том же «ленинградском деле» после войны пустили под «нож» все руководство второй столицы, и тех, кто с ним был связан. Странная смерть Жданова, весьма преждевременная и как по заказу, и пошли аресты Вознесенского, Кузнецова, Попкова и других товарищей. На Сталина потом «свесили», хотя вождь в то время в себя приходил после инсульта. А дальше вовсе интересно — стоило генералиссимусу назначить на конец марта 1953 года пленум КПСС, причем ходили слухи, что он желает «обрезать» полномочия Политбюро, как тут же он преждевременно или «своевременно» умирает. И охрана его ведет крайне странно, и врачи уверены, что имеет место банальное отравление вождя замысловатым ядом. С бодигардами все ясно — начальник охраны Сталина с давних времен генерал Власик оклеветан и убран, так что участь вождя была предрешена.
Затем генсеком стал Хрущев, который как кукушонок в гнезде, стал выбрасывать с оного своих подельников. Первым отправился Берия — всесильного сталинского помощника боялись все, а потому сплотились и стали «дружить» против Лаврентия Павловича, с понятно каким для того итогом.
Потом грянул ХХ съезд партии, на котором осудили «культ личности», и только тут бывшие сталинские наркомы сообразили, что вслед за покойным вождем примутся и за них. Молотов, Каганович, Маленков и другие товарищи, включая обладателя самой длинной фамилии «Ипримкнувшийкнимшепилов», выступили против Хрущева на пленуме, и фактически вывели бы «кукурузника» из политических расчетов, если не всесильный министр обороны маршал Георгий Константинович Жуков. Тот быстро сообразил, что к чему, и бортами ВТА ВВС в Москву доставили членов ЦК, преданных или лояльных к Никите Сергеевичу.
И вот тут стало ясно, что переворот не удался — поддерживающие Молотова, Кагановича и Маленкова товарищи, включая знаменитого маршала Ворошилова, оказались им совсем не «товарищи», быстрее флюгера уловив смену ветра на политическом Олимпе. Так что главную троицу и Шепилова исключили из партии, сняли со всех постов, и они фактически канули в небытие, благо на дворе был не тридцать седьмой год, и выпавших из «раскладов» уже не расстреливали. Кстати, фамилия последнего деятеля прочно вошла в народный словесный обиход — обычно бутылку водки «соображали на троих», однако если добавлялся четвертый участник этого действа, то его по обыкновению именовали «Шепиловым».
Дальше предсказать действия «кукушонка» было легко, только Жуков не сообразил. Так что министра обороны сменили, а впавший в опалу маршал по советской традиции уселся за мемуары, которые увидели свет под названием «Воспоминания и размышления». Там Георгию Константиновичу, с его властным характером, пришлось смирить гордыню, упомянув никому неизвестного в годы войны полковника Брежнева. А как иначе, если оный политработник низового звена в те годы ныне стал генеральным секретарем. Тут не хочешь петь, а поневоле осанну запоешь!
Однако оставшись одиноким на политическом Олимпе, Хрущев не сразу сообразил, что теперь настала его очередь — Политбюро сплотилось против него, и притянутые силы оказались немалыми, потому что вся мощь в коллективе, как известно любому советскому школьнику. «Свалили» Никиту Сергеевича в конце 1964 года, дав ему поправить подольше Бориса Годунова. И по-быстрому определились с преемником. Пусть Леонид Ильич Брежнев был не самым «авторитетным» из товарищей, зато покладистым. Его кандидатура всех устроила, но это совершенно не означало, что «подковерная борьба» в ЦК и Политбюро не будет продолжена…
— Видишь, Эля, еще ничего не ясно, и совершенно непредсказуемо. То, что мы оба сейчас счастливы может кардинально изменится в ближайшие если не дни, то недели. Носителя такой информации, — Павел притронулся ладонью к собственному
